Учредители, уставы, дивиденды, промежуточные выгодоприобретатели, подставные инвестиционные фонды, отмывание денег через благотворительность, кредитование дочерних предприятий, уход от налогов и искусственное занижение прибыли… Пахомов плёл свои кружева настолько изящно, что докопаться до истины могли только заказные проверяющие. Которых весь этот год, естественно, не было. Откуда они возьмутся у родственника президента? – Ладно… Остальное пусть сам выясняет. Когда в глазах начало двоиться, я взял пустую коробку от офисной бумаги, сложил туда все находки свои и Волохова (или кто там за него искал), принял холодный душ, натянул последнюю чистую футболку, джинсы и вышел прямиком к своей грозной страже. – Ну? Погнали во дворец? Хмурые амбалы мой юмор не оценили и молча направились к лифту. Я мгновенно задремал, плюхнувшись в бронированный внедорожник, и открыл нывшие от напряжения глаза уже на подъезде к резиденции. Отец ждал меня в своём кабинете. Я удивился, увидев его небритым и не в белоснежной рубашке при галстуке, а в чёрном поло. Мой старикан явно нервничал. Осунулся. Его «допрезидентский» бизнес крошился с небывалой скоростью. Я покопошился в себе несколько секунд, но так и не обнаружил сочувствия. Он хотел заработать все деньги мира, не считаясь с другими, используя родных людей в качестве цемента или арматуры в строительстве финансовой империи. А теперь сидел на её обломках. Карма в виде подставы? Или подстава в виде кармы? Наплевать. – Ну? – И тебе привет, – посвежевший после короткого сна, я бодро выставил перед ним коробку с документами. – А кофе можно? – Что ты выяснил? – Что бы я ни выяснил. Пап. Поясни, с чего такая жуткая нелюбовь к собственному сыну? Я ведь твоя точная копия. Мудак от мудака. Ты должен мной гордиться, а не пытаться закопать. Неужели я даже бляцкий кофе не заслужил? Отец зло прищурился. Я закатил глаза и открыл коробку: – Да и пошёл ты. Короче! Весь Пахомовский бизнес за последние два года разре… – Татьяна, кофе принесите, – он ткнул пальцем в кнопку громкой связи. – И бутерброды, – прыснул я. – И бутерброды, – процедил отец. – Хорошо, Алексей Григорьевич. – Так вот, – я разложил перед ним несколько листов с детальной схемой и основными взаимосвязями юридических лиц и капиталов. – Ты, конечно, нашёл с кем дела мутить. Такому в лондонских бизнес-школах не научат. Пока отец с каменным лицом вчитывался в детали, я под крепкий кофе шустро подкидывал ему всё новые и новые распечатки. Спустя почти два часа он отодвинул в сторону кипы бумаг и наконец-то посмотрел на меня: – Допустим, мы теперь знаем, что Пахомов – опытный аферист и злостный неплательщик налогов. В чём я, собственно, и не сомневался. Но мой вопрос так и остался без ответа. Кто нас слил, Демид? Ты решил, что я отвлекусь от сути вот этим? – он ткнул пальцем в кривую стопку, и листы водопадом обрушились на пол. – Нет, конечно. Неужели ты думаешь, будто я о тебе такого низкого мнения? Мой отец не дурак. Иначе не попал бы в президентское креслице с первой же попытки. – Хватит!!! – тяжёлый кулак обрушился на дубовую поверхность стола. – Всё это, – я указал на бумаги, разлетевшиеся по кабинету, – лишь закуска. А теперь предлагаю вашему вниманию главное блюдо вечера, – сунул ему тот самый конверт, найденный на лобовом стекле бэхи. – Не понял… – отец смотрел на красочное фото, где беременная Элла в компании улыбающегося Егора и вполне довольного жизнью Эдуарда Пахомова сидела в одном из вашингтонских ресторанов. – Когда сделано фото? – Думаю, совсем недавно. – Они… они просто помирились? Или что? – А, прости. Я забыл предложить тебе соус. – Если ты не прекратишь свои тупые шутки… – Когда Эллочка собиралась ворваться в офис Госдепа в поисках политического убежища, она планировала слить американцам всё, что знала. А знала она, как ты понимаешь, немного. Да, я подсказал ей пару деталей. Признаюсь. Но то, что в итоге оказалось в распоряжении нашего извечного геополитического врага, даже мне было неизвестно. И тут я задумался, какого хрена? Либо она всю дорогу изображала из себя набитую дуру, устраивая дешёвые спектакли, либо… – я постучал ногтем по физиономии Пахомова на фото. – С какой стати ему сдавать самого себя?! – С этим вопросом я и пришёл к своим друзьям-брокерам. А история-то стара как мир, папуль. После «сливного» скандала акции предприятий Пахомова обрушились в цене. Но тут подоспели прогнозы на следующий год, в котором, как ты лучше меня знаешь, бюджет на оборонку побил все рекорды. Самое время вложиться. Что сделал твой новоявленный родственник? Правильно. Выкупил по дешману акции своих же предприятий, где Минобороны размещает крупнейшие заказы. И цены снова вернулись к своему привычному уровню, а некоторые акции стали ещё дороже. Пахомов утроил свой капитал. – Ублюдок… – Погоди-погоди! Это только половина соуса. Ты скинул свой банк за полцены и вынужден был отвалить четверть суммы за прикрытие. Покупателем выступил инвестиционный фонд «Аспект». А теперь открой мои корявенькие схемки. Отец побледнел и трясущимися пальцами выудил среди бумаг то, с чего мы начали. – Ублюдок… – А знаешь, кто сидит в совете директоров фонда? Ой, ты обхохочешься! Анастасия Литвинова. – Кто это? – безжизненно просипел президент. – Родная сестра замгубернатора Московской области. Мамочка Егорушки. Того самого, который опылил Эллочку. – С-с-суки… – Тебя слили, пап. По полной. А меня… Меня тупо немножко поюзали. Он медленно встал, подошёл к бару и плеснул из квадратного хрустального графина нечто крепкое в два стакана. Один молча сунул мне. Я втянул носом запах и отпил. – Ммм… Виски с миндалём. Вкусно. – Я его уничтожу. Их всех. – Если доберёшься. – Что это значит? – У меня есть для тебя десерт, пап. С ним ты сможешь если и не уничтожить Пахомова, то уж точно как следует подпортить кровь и лишить значительной части заработанного. Но за этот кусочек тортика тебе придётся заплатить. – Мудак от мудака, говоришь? Тоже решил на мне нажиться? – Да там мелочь… – я достал со дна коробки предпоследний лист бумаги. – Просто подпиши это. Отец с минуту вчитывался в текст, хмуря брови. Я терпеливо ждал и уже откровенно мечтал вернуться домой, чтобы выспаться всласть. – Отказываешься от родства со мной? – Ни в коем случае. Просто хочу, чтобы ты лишил меня удовольствия быть одним из твоих наследников и гипотетических опекунов. Кровь есть кровь. А вот финансовые обязательства мы друг перед другом больше не несём. Никаких договорных браков, фиктивной передачи имущества и прочей чепухи. – Но это же фикция! – отец недоумевающе усмехнулся. – Она не имеет юридической силы. – Ага, – я согласно кивнул. – Но если ты нарушишь её условия, весь мир узнает, кто и какими методами на прошлых выборах слил самых перспективных кандидатов. Так что, будь добр, подпиши. Я отдам тебе десерт, и мы квиты. – Тебе всё равно никто не поверит. – Хочешь провести эксперимент? Отец цокнул языком, вписал своё имя, внизу поставил размашистую подпись и для большего эффекта шмякнул гербовую печать. – Доволен? – Более чем, – в ход пошла последняя распечатка. – Дарю. А теперь можно твои бульдоги отвезут меня домой? Спать хочу до ужаса. Президент, не отрывая глаз от листка бумаги, свирепо скрежетнул зубами и, кивнув, махнул рукой в сторону двери. Я решил не подливать масла в огонь и не стал напоследок применять своё неуёмное остроумие, просто допил алкоголь, сложил вдвое свой пропуск в новую жизнь и вышел в холл. * * * Две недели спустя «Крупнейший со врёмен распада СССР скандал с гособоронзаказом. Четыре предприятия, принадлежащие миллиардеру Эдуарду Пахомову, были уличены в разглашении государственной тайны и незаконной передаче засекреченных данных сотрудникам ЦРУ и АНБ. На данный момент работа заводов преостановлена. Имущество находится под арестом и в случае вынесения обвинительного приговора будет конфисковано в пользу государства и Министерства обороны. Сам опальный магнат на данный момент скрывается на территории США. Ему предъявлено обвинение в государственной измене…» Под сенсационные новости я сонно допивал утренний кофе и просматривал месячные отчёты по работе. Некоторые клиенты всё же приняли решение вернуться в страну, и я снова погряз в делах. Но теперь, когда мои проблемы были улажены, и отец от меня отстал, хотелось вернуть свою прежнюю жизнь… Зайдя в спальню, я привёл себя в божеский вид и упёрся взглядом в детский рисунок. Тяжело вздохнул. Зажмурился. В сотый раз попытался мысленно перечислить все свои доводы, о которых планировал поведать Олесе. «Она меня не простит. Как пить дать. После всего того, что я ей наговорил…» Пальцы подрагивали. Застегнул на запястье часы, взял со стеллажа брелок от бэхи и поехал выхватывать лещей по щам от моей милой зеленоглазки. На звонок в домофон Дома писателей никто не ответил. Рискуя разорвать джинсы в зарослях, я пролез к окнам первого этажа и, прижав ладони по бокам от лица, вгляделся внутрь. Никого там не было. Переместился к окну спальни. То же самое. Надо было позвонить ей. Но не хотелось испортить момент. Я вернулся к машине, проверил пробки в навигаторе и рискнул снова заявиться в царство женского интеллекта.