(Маг со шрамами из Роузварда — 1) Перевод: Kuromiya Ren ПРОЛОГ Он не сойдет с ума. Не этой ночью. Его ступки были тяжелыми, плечи опустились, пока мужчина в капюшоне поднимался по спиральной лестнице башни. Каждый шаг давался с боем, который нужно было выиграть для следующего шага. Поднятая высоко трепещущая свеча создавала вокруг него маленькую сферу света, но тьма давила со всех сторон, готовая подавить его, если он выйдет наружу. Он вел другой ладонью по изогнутому камню стены справа, медленно и ровно дышал. Он шептал с каждым вдохом обещание: — Еще нет. Не этой ночью. Еще нет. Не этой ночью. Он обещал это каждую ночь… не знал, как долго. Казалось, годами. Или веками. Мрачная улыбка изогнула его губы в тени капюшона. Он шел дальше, уже немного быстрее. Перила не отделяли его от пустоты в центре башни. Один неловкий шаг, и он мог разбиться. Но он не мог отрицать, что пропасть манила, эта тьма. Это было как соблазн безумия — чувство неотвратимости ждало, чтобы его приняли. — Еще нет, — прошептал он сквозь зубы. — Еще нет. Конечно, он мог уже сойти с ума. Он мог просто не понимать этого. Наконец, он добрался до площадки на вершине лестницы и встал перед дверью. Она была приоткрыта. Он открыл ее шире и прошел в круглую комнату, построенную вокруг каменной чаши, наполненной темным маслом, ждущим, что его подожгут. Высокие широкие окна, многие были сломаны, обрамляли комнату. Когда-то этот маяк стоял дозорным на скале острова Роузвард, помогал кораблям безопасно плыть по опасному каналу между островом и континентом. Но уже много лет ни один корабль не осмеливался плыть возле этих проклятых берегов. Чаша оставалась холодной, ее никто не зажигал. Соленый ветер проникал в одно из сломанных окон. Свеча, которую он держал, затрепетала, грозила потухнуть. Маг осторожно прикрыл ее сияние свободной рукой и отнес ее к столу у одной из стен без окон на северной стороне башни. Огарок на дне глиняной миски погрузился глубоко в лужу своего воска. Он убрал огарок и поставил в миску новую свечу. Книги, страницы и свитки усеивали пол вокруг стола, наполняли корзины, были между ножек стола или вдоль стен среди склянок чернил, перьев и перочинных ножей — инструменты мага. На столе лежала только одна книга, красивый том в красном кожаном переплете с ремешками. На обложке была золотая роза с нежными лепестками, и от затхлого пергамента будто пахло толченой розой. Мужчина в капюшоне глубоко вдохнул носом. Его свеча нежно мерцала, и роза на обложке будто плясала и двигалась в таком свете, словно ее шевелил ветер. Ему стало не по себе, вес камня давил на плечи. Он отодвинул стул и опустился в него. Он миг мог только сидеть там, лицо и руки были неподвижными. Он собирал в кулак волю сделать то, что нужно было. Пора начинать. Как солдат на передовой, резко бросившийся в бой, он открыл книгу. Облако аромата розы поднялось в воздух, наполнило его нос и легкие. Он закашлялся, глаза слезились. Он покачал головой и склонился, глядя сквозь розовое облако на первую страницу, на заклинание, написанное там четко жирными красными буквами. Он начал читать. Губы беззвучно двигались, формируя слова, но он не осмеливался произносить их вслух. Пот выступил на его лбу, и его сердце колотилось, когда он добрался до конца первой строчки. Он методично продолжал, не давал себе сразу перейти к более опасным и сильным словам. Когда он добрался до конца страницы, пульс энергии вспыхивал перед его лицом, гудел так, что это задевало его душу. Он остановился, чтобы перевести дыхание, и энергия тут же утихла. Это было плохо. Он должен был поддерживать чары. Если дать им угаснуть, придется начинать с самого начала. Его ладонь дрожала, пальцы неловко сжали потертый уголок страницы и перевернули его. Новые слова, новые четкие строки магии ждали его там. Эти были резче и увереннее первой страницы. Сила заклинания росла с каждой прочитанной строчкой. Прошли часы, минуты или секунды. Было не важно. Он впал в ритм, подобный танцу. Танец магии кружился в его душе. Он собирал энергии к себе и посылал их наружу, и с каждым ударом, с каждым разом его сердце трепетало, и он гадал, сдастся ли этой ночью его смертное тело. Тени сгустились в комнате, собирались вместе. Они ползли по полу, по чаше, по маслу, вызывая рябь там, где должна была оставаться ровная поверхность. Они подступали к магу у стола, собрались вместе и выпустили нити, чтобы забраться по его стулу, обвить его ноги и пояс. Он охнул. Края, будто ножи, резали плотную ткань его мантии, задевая кожу. Но он не мог отвлекаться, не мог сбиться с пути к цели. Кривясь, он склонился над книгой и читал. Шипы теней обвили его шею, ползли по бороде, волосам, тянули за капюшон, пока он не упал на его плечи. Запах роз усилился. Она была там. Стояла за его спиной. Ее ладони сжали его плечи, пальцы впились в плоть до костей. «Позволь посетить тебя этой ночью, любимый». Ее голос был сладким, ядовитым. Его кожу покалывало от ее дыхания у его уха, от тепла нежных губ, задевших мочку его уха. Это почти отвлекло его от шипов, впивающихся в тело. «Ты одинок. Я это чувствую. Позволь прийти к тебе. Позаботиться о тебе, ублажить тебя. Я же твоя сбывшаяся идеальная мечта?». Ее ладони скользнули с его плеч ниже, потянули за шнурки его рубашки, разделили ткань. Ее пальцы полезли внутрь, рвали его кожу, вызывая боль в теле. Но сквозь боль он ощущал наслаждение, которое она обежала, и его тело отвечало пульсом желания, вызывая у него стыд. Он быстро сосредоточился на заклинании и продолжил чтение. Теперь он озвучивал слова, произносил их. Сила заклинания росла. Она яростно зашипела. Нежные губы открыли острые зубы, впившиеся в его ухо. Опасные пальцы, играющие с его кожей, впивались глубоко в его плоть, и кровь текла, пропитывая его рубашку и мантию, струилась по его телу на пол. «Почему ты борешься со мной? Почему сопротивляешься? Разве я не была создана для тебя и твоего наслаждения? Почему ты отказываешься от того, что я могу дать?». Он читал, голос стал громче. С каждым словом заклинание становилось все сильнее, и ее хватка на нем ослабевала. Тени отступали, рассеивались и исчезали. Только трепет остался в его ухе, призрачное эхо: «Ты поймешь в конце. Ты будешь моим… моим…». Свеча догорела. Когда ее дым растаял, золотой луч рассвета проник в окно на востоке, заливая его стол сиянием. В этом свете маг прочел последние слова заклинания. Оковы. Он вздохнул и закрыл книгу быстро, отклонился на стуле. Пот пропитал его волосы. Он коснулся уха, кривясь, пальцы стали красными от крови. Больше крови пропитало его рубашку и мантию. Но не так много, как он думал. Большая часть атаки была как сон. Лишь сон. Но она становилась сильнее. Она с каждой ночью все сильнее пробиралась в физический мир. Маг встал со стула, его ноги дрожали. Он снял мантию и бросил ее на пол. Он пошатнулся и прошел к узкой скрипящей кровати на другой стороне от чаши и рухнул на нее, не переживая, что тонкое одеяло будет в крови. Он лежал какое-то время, не спал, а просто существовал. Ее голос шептал в его голове, будто ветер в ароматном саду, щекочущий его чувства: «Ты будешь моим. Моим навсегда… моим… моим… моим….». Наконец, он погрузился в сон без сновидений. 1 Это было или самое храброе, что она делала в своей жизни, или самое глупое. Или все сразу. Нилла нахмурилась, открывая окно. Оно тихо распахнулось наружу, и только холодный ночной ветер, играющий с ее волосами и свистящий в коридоре за ней, выдал изменение атмосферы. Даже так она застыла на месте и задержала дыхание. Все волоски на ее руках и шее встали дыбом, она была насторожена. «Раз… два… три…», — она досчитала мысленно до двадцати, как ее учила мама. Спешка никогда не помогала, особенно, когда она нервничала. Множество дверей было в коридоре за ней. За каждой дверью была маленькая спальня общежития, и в каждой комнате спал юный маг-ученик, последователь знаменитого Ордена Мифатеса. В любой миг один из них мог выйти в залитый луной коридор со свечой в руке на пути на кухню для ночного перекуса. Или, скорее всего, для встречи с дружелюбными посудомойками. Она могла разобраться с учеником. Она была готова. Ее губы горели пятном Сладких снов, которое она нанесла перед отправлением. Но она предпочла бы пережить ночь, не целуя какого-нибудь прыщавого парня. Нилла закончила отсчет и медленно выдохнула. Ветер снова защекотал ее лицо, но коридор оставался тихим. Было далеко за полночь, колокол собора вдали уже прозвенел двенадцать раз. Если она поспешит, уберется отсюда до того, как колокола зазвонят снова. «Лучше осторожно, чем быстро», — напомнила она себе и открыла окно чуть шире. Ей было просто поднять худое тело на подоконник. Она свесила ноги в свободных штанах с края над обрывом. Вдохнув, она заставила себя посмотреть между ног. До земли в тенях внизу было шесть этажей. Это был еще один трюк матери, которому Нилла научилась с восьми лет, когда стала ходить за мамой в… небольшие походы. — Посмотри раз, — говорила мама. — Лишь раз, не больше. Прими высоту, расстояние между тобой и смертью от падения. Когда ты приняла это, не смотри снова. Нилла смотрела. И она медленно кивнула. Шесть этажей — это ничего. Этого не хватало, чтобы ее голова закружилась, но… она давно не практиковалась. Она уловила слабое движение у стены, благодарно направила туда внимание. Она различила силуэт Сэма в тенях за цветущей бирючиной. В Мифатесе оставляли стражу по ночам, чтобы защитить их тайны. Сэм был на посту до смены стражи, он подаст ей сигнал. В любой миг… в любой миг… Вдруг он оказался на виду, луна сияла на его поднятом лице. Он резко махнул левой рукой. «Рано». Нилла отодвинулась в окно, следила, как Сэм скрылся в тенях. Стражи отставали на несколько минут от графика. Она не могла рисковать спуском по стене здания, когда ее будет отлично видно снизу. Если бы было время, она выждала бы другую ночь, ночь, когда луна была тонким серпом, а то и скрыта тучами. Но времени не было. Этой ночью, иначе… Она закрыла глаза, подняла голову. Когда она открыла глаза, она посмотрела за стену университета на крыши города Вимборн под ней. Из этого окна она видела все пять поразительно чистых улиц района Нортон, которые окружали башню магов кругами. В тех кругах изящные здания с арками и мощеными дворами среди роскошных садов и серебряных фонтанов. Это отличалось от улицы Драггс. Как другой мир. Она скривила с горечью губы. Она никогда не пробовала воровать в Нортон раньше. Она бывала в Эстварде, залезала в окна домов великих лордов и леди, избегая собак и сонных лакеев, прыгала с двускатной крыши на двускатную крышу, ловкая, как кот. Она как-то раз стояла на спине самой старой и уродливой горгульи на крыше дома мэра, следила, пока мама проникала в окно на чердаке. Они убежали в ту ночь с отличными серебряными столовыми приборами мэра Квиндова. Отличный улов. Но Нортон принадлежал магам. Тот, кто пытался у них воровать, мог погибнуть, по словам мамы. — Прости, мама, — прошептала Нилла. — Я должна попытаться. Ради папы… Она посмотрела на мощеный двор, искала Сэма в тени. К ее облегчению, он вернулся через мгновения, в этот раз махнул левой рукой, а потом правой, словно рисовал широкие круги. Это был сигнал. Стража менялась, была отвлечена. «Пора шевелиться». Нилла выпрыгнула из окна. Ее ладони зацепились за выступы его декоративной каменной рамы, она испугалась на миг, что забыла слишком многое из своего обучения. Два года порядочной жизни разбили навыки, добытые тяжелым трудом? Дрожь пробежала по ее спине, но почти сразу пропала. Ее мышцы помнили. Ее мозолистые пальцы сжали камень, ее босые ноги нашли опору. Она полезла. Сколько раз с тех пор, как она стала работать посудомойкой на кухнях университета Мифатес, она смотрела на эту нарядную лепнину? Сколько раз она ловила себя на том, что представляла лучший путь к крыше, где поставить ноги, где лучше ухватиться рукой? Каждый раз она отгоняла эти мысли и сосредотачивалась на чистке котла с пригоревшей едой, ее костяшки были красными, кожу разъедала щелочь. Она бросила преступную жизнь. Она стала честной, работала до боли в спине и душе. Она создавала свою дорогу в мире, вдали от тени матери, и она не вернется. Но старые привычки так просто не пропадали.