– Банни, Банни, ты способен ограбить свое старое жилище, но все же ты не способен услышать плохого слова о нем? – Все не так, – сказал я безжалостно. – Башня была там в мое детство, но человека, которого я хочу ограбить, не было. – Ты действительно хочешь это сделать, Банни? – Даже в одиночку, если это будет необходимо! – заявил я. – Не в этот раз, Банни, только не в этот раз, – возразил Раффлс, смеясь, и встряхнул головой. – Но как ты думаешь, у нового владельца достаточно ценностей, чтобы оправдать нам столь далекую поездку? – Столь далекую?! До дома меньше сорока миль, если воспользоваться железной дорогой Суррея[3]. – Это как сотня миль по другим железнодорожным путям. И когда ты планируешь поехать туда? – В пятницу. – Мне не нравится пятница, Банни. Почему именно тогда? – Это ночь их ежегодных скачек. Они заканчивают сезон этим событием каждый год, и обрюзгший Гильмард всегда занимает призовые места со своими чистокровными скакунами. – Ты имеешь в виду хозяина своего старого дома? – Да, и после скачек все гости ужинают с размахом, – продолжал я. – Из гостей у него приятели-охотники и его жокеи. Если полка с наградами не застонет под новой грудой призовых кубков, в этом не будет вины наездников и старый Гильмард все равно проведет праздничный ужин. – А, так это просто охота за кубком, – заметил Раффлс, проницательно рассматривая меня через дым сигарет. – Не для нас, мой дорогой друг, – подражая его тону, ответил я. – Я не просил бы тебя взломать комнаты твоих соседей в Олбани ради нескольких монет из современного серебра, Раффлс. Не то чтобы мы не можем взять несколько кубков с собой, если мы получим шанс до них дотронуться, при условии, что Гильмард выставит их после победы. Отнюдь не обязательно, что он это сделает. Но это наверняка будет оживленная ночь для него и его приятелей – а в это время их спальня будет в наших руках! – Отлично! – сказал Раффлс, выдыхая серию одинаковых колец в паузах между улыбками. – Тем не менее это все же званый ужин, так что хозяйка не оставит свои драгоценности наверху. Она наденет их, мой мальчик. – Не все, Раффлс, у нее слишком много украшений для того, чтобы надеть все сразу. Кроме того, это не обычный ужин, говорят, что миссис Гильмард будет единственной леди там и что она довольно очаровательна сама по себе. А очаровательная женщина, как известно, не будет надевать все свои драгоценности ради полной комнаты охотников на лис. – Это зависит от того, какие драгоценности у нее есть. – Ну, она может надеть нитку жемчуга. – Да, вероятно. – И, конечно, свои кольца. – Именно, Банни. – Но не обязательно свою бриллиантовую тиару… – У нее она есть? – …и, конечно, не изумрудное и бриллиантовое ожерелья поверх всего! Раффлс выдернул «Салливан» из своих губ, и его глаза загорелись, словно пламя. – Банни, ты хочешь сказать мне, что у нее есть все эти вещи? – Конечно, – сказал я. – Они богатые люди, и он не совершенный мерзавец, чтобы тратить все только на свою конюшню. Ее драгоценности известны не менее, чем его охотники. Друзья рассказали мне о них на днях, когда я спросил их. Они считали мое любопытство естественным, как и мое желание сделать несколько снимков старого места. По их мнению, одно лишь изумрудное ожерелье должно стоить тысячи фунтов. Раффлс потер руки. – Я лишь надеюсь, что ты не задавал слишком много вопросов, Банни! Но если эти люди действительно твои старые приятели, то они никогда не заподозрят тебя, когда услышат о том, что произошло, если, конечно, не увидят тебя в ту ночь, тогда все обернется весьма плачевно. Тебе нужно продумать, как ты подойдешь к этому делу; если хочешь, могу помочь тебе в этом. Предлагаю отправиться туда независимо друг от друга, и будет лучше, если мы встретимся за пределами дома в ночь события. Но с этого момента я вверяю себя в твои руки. Наш план был постепенно разработан и сформирован, приняв законченный вид, на который Раффлс уже стал ссылаться, как любой артист театра на свет прожектора. Никто не был более способен действовать спонтанно, как он, принимать лучшие решения, находясь в чрезвычайных ситуациях, и вырывать победу из цепких когтей поражения. Тем не менее у него каждая деталь всегда была продумана, как и альтернативный план для каждого случая и ужасного исхода. В этом случае, однако, его план был ограничен до нашего прибытия к воротам или садовой стене. Начиная оттуда, я должен был взять на себя командование, и хотя именно Раффлс взял с собой инструменты для взлома, которыми только он и мог пользоваться, на этот раз я должен был лично контролировать их использование. Я сел в вечернем костюме в вечерний поезд, но старательно проехал все места, где бывал раньше, и сошел на небольшой станции в нескольких милях к югу от того места, где меня все еще помнили. Это привело к тому, что я в одиночестве побрел по длинной проселочной дороге, но ночь была теплой, а небо усыпано звездами, и я храбро шагал вперед, поскольку это должно было быть настоящее преступление, и я должен был вести Раффлса всю ночь. Задолго до того как я добрался до назначенного места, он уже ждал меня у дороги, и мы проделали остаток пути под руку. – Я прибыл раньше, – сказал Раффлс, – и посмотрел на скачки. Я всегда предпочитаю взглянуть на хозяина дома, Банни, и мне даже не понадобилось место в первом ряду, чтобы хорошо разглядеть вашего друга Гильмарда. Не удивительно, что он не ездит на своих собственных лошадях! Нет такого скакуна, который бы смог пронести его по всему пути с препятствиями. Но этот здоровяк совсем неплохой человек, и он воспринимает свои проблемы так, что мне даже стыдно вносить в них свою лепту. – Он потерял лошадь? – осведомился я весело. – Нет, Банни, но он не победил на скачках! Его лошади были во сто крат лучше других, и его жокеи изо всех сил старались завоевать золото, держась на них, как злодеи, ускользающие от полиции, но каждый забег их ждала неудача. И ведь даже не скажешь, что они проиграли, если послушаешь, какое веселье царит в доме. Я подслушивал с дороги – ты был прав, когда сказал, что дом стоит слишком близко к ней. – Ты не вошел? – Чтобы испортить твое шоу? Я думал, что ты меня лучше понимаешь. Я и шагу не ступлю там без твоего указания. Но вот мы и пришли, так что предлагаю тебе вести. И я без малейшего колебания повел его через простые деревянные ворота по длинной дороге в форме полумесяца. На каждом конце дороги мы увидели еще по одним воротам, но между ними не было ни единого здания, как не было и огонька, пока мы вплотную не подошли к нужному дому. Форма и высота окон, в которых горел свет, шелест, словно шепот, лавров, само ощущение гравия под ногами сразу же вспомнились мне, как и сладкий, расслабляющий, незабываемый воздух, который я вдыхал все глубже с каждым новым вздохом. Осторожно приближение к старому дому было для меня как возвращение назад в детство, и все же пока я не ощущал никаких угрызений совести. Я был слишком взволнован, чтобы почувствовать немедленное раскаяние, хотя прекрасно осознавал, что совсем скоро буду жалеть о каждом своем шаге. Я не врал, когда написал, что ощущаю позор и по сей день за ту ночную работу. И мое раскаяние настигло меня еще до рассвета. Но находясь там, я не чувствовал этого. Окна в столовой, обращенные к дороге, ярко светились. С дороги можно было легко все разглядеть, заглянув через венецианские жалюзи в комнату, но мы все же не сделали этого. Раффлс никогда бы не подверг меня настолько беспричинной и ненужной опасности, но он последовал за мной без единого слова. Я могу только заявить, что все обошлось, и мы оба получили награду. Через устаревшую модель жалюзи мы легко разглядели каждый дюйм живописно накрытого стола. Миссис Гильмард все еще сидела за столом, но она была единственной леди и одета так скромно, как я и пророчествовал; вокруг шеи поблескивала нитка жемчуга, но на ней не было заметно мерцание изумруда или блеска бриллианта, как не было и сверкающей тиары в ее волосах. Я схватил Раффлса за руку в знак своего триумфа, и он кивнул, пока рассматривал комнату полную раскрасневшихся охотников на лис. За исключением одного полосатого костюма, очевидно принадлежавшего сыну-наследнику, все мужчины были одеты в вечерние наряды багрового цвета, поэтому их лица соответствовали цвету их пиджаков. Громадный человек с большим красным лицом и подстриженными усами занимал место моего бедного отца, он был тем, кто заменил наши плодоносные виноградники вонючей конюшней, но я не мог не сказать, что он выглядел вполне доброжелательным великаном: удобно расположив свое тучное тело, он слушал, как молодые наездники хвастаются своей доблестью или подробно описывают неудачи. И на минуту мы тоже заслушались, прежде чем я вспомнил о своих обязанностях и повел Раффлса к задней части дома. Не было более легкого дома для проникновения. Я чувствовал это остро даже будучи мальчишкой, когда, по пророческой иронии, грабители были моей детской фобией, и я каждый вечер заглядывал под свою кровать в поисках ужасных преступников. Окна-эркеры на цокольном этаже были основой для бессмысленных балконов у окон первого этажа. У этих балконов были декоративные железные перила, к которым даже менее изобретательная веревочная лестница, чем наша, могла быть с легкостью приспособлена. Раффлс принес ее с собой, обвязав вокруг талии, и он также нес трость с фонариком, чтобы зафиксировать лестницу на месте. Он развернул лестницу и воспользовался тростью в укромном уголке перед красными кирпичными стенами, где я когда-то играл с самим собой в сквош по праздникам. Исследовав участок в свете звезд, я даже нашел след от проведенной мною белой линии вдоль красной стены. Впервые я почувствовал хоть что-то только после того, как мы забрались в мою старую комнату и прошли по освещенной площадке в лучшую спальню тех дней, которая принадлежала хозяевам дома. Войдя внутрь, я действительно почувствовал себя червем. Большая медная кровать занимала место старой кровати с балдахином, на которой я впервые увидел белый свет. Двери были теми же, мои детские руки держали эти самые ручки. И там был Раффлс, взломавший дверь с помощью буравчика и клина и сейчас тихонько закрывавший ее за нами. – Та дверь ведет, конечно же, в гардеробную? Тогда ты мог бы заняться внешней дверью в гардероб, – прошептал он, – но только не средней Банни, если, конечно, сам не захочешь. Драгоценности могут быть там, если их здесь нет. Моя дверь была закрыта мгновенно, в ней был установлен засов, но теперь совесть полностью заняла все мои мысли. Я поднял веревочную лестницу, которая все еще свисала из моей старой комнаты, пока Раффлс вбивал клин в дверь. Я опустил лестницу из окна хозяйской спальни, чтобы подготовить тот способ побега, который был фундаментальным элементом каждого плана его стратегии. Я хотел показать Раффлсу, что не зря следовал за ним. Но я оставил ему задачу поиска драгоценностей. Я начал с того, что включил газовый светильник, я не видел в этом никакого риска, и Раффлс отправился работать при превосходном освещении. В комнате обнаружилось несколько хороших предметов, в том числе старинный высокий комод из красного дерева, каждый ящик которого был выдвинут и исследован на кровати безрезультатно. В некоторых ящиках были замки, но ни один из них не открыл наших глазам ничего стоящего внутри. Проносились минуты, и ситуация становилось все опаснее. Гостям подали десерт; это значило, что одинокая дама могла свободно бродить по дому в любую минуту. В итоге мы обратили внимание на гардеробную. И как только Раффлс увидел запертую на засов дверь, его руки взлетели вверх. – Засов для ванной, – вскрикнул он себе под нос, – и в комнате нет ванны! Почему ты не сказал мне о нем, Банни? Такая задвижка говорит о многом, особенно в связи с тем, что в спальне нет засова, а этот засов достоин хранилища в банке! Что, если это и есть хранилище в доме, Банни? О, Банни, что если это и есть их сейф? Раффлс упал на колени перед старинным резным дубовым сундуком. Его панели были восхитительно нерегулярными, углы безупречно неровными, и лишь одно современное осквернение было в нем – тяжелый замок на крышке. Раффлс улыбался, когда достал свой ломик. В течение следующих десяти секунд крышка или замок издавали звук «р-р-р», но я не был там, чтобы посмотреть, что именно. Я побрел обратно в спальню в состоянии пароксизма от волнения и неизвестности. Я должен был занять себя чем-то так же, как занял себя Раффлс, и принял решение проверить веревочную лестницу. Ведь уже через минуту… Я стоял прикованным к полу. Я хорошо приспособил лестницу к внутренней стороне подоконника, а также спустил удлиненную опору для более оперативного возвращения на твердую землю для нас. Только представьте мой ужас, когда я подошел к открытому окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как последний из крючков и опора уплывают из моего поля зрения в темноту ночи, снятые чьими-то молчаливыми и невидимыми руками внизу! – Раффлс… Раффлс! Они заметили нас и секунду назад сняли лестницу! Я с трудом проговорил эти слова, когда бросился на цыпочках в гардеробную. Раффлс орудовал ломиком над крышкой обитого кожей сундука для украшений. Крышка взлетела вверх от дрогнувшего запястья вместе с его вопросом: – Ты позволил им понять, что мы заметили это? – Нет. – Хорошо, убери в карманы некоторые из этих коробок – нет времени, чтобы открыть их. Какая дверь ближе всех к лестнице? – Та. – Тогда пойдем? – Нет, нет, я буду впереди, я ведь знаю каждый дюйм. И когда я прислонился к двери спальни, ручка в руке, пока Раффлс наклонился, чтобы отвинтить буравчик и снять клин, мне пришло озарение об идеальном порту в шторм, который, очевидно, собирался опуститься на наши головы. Это было последнее место, где они искали бы парочку экспертов-взломщиков, не знающих ничего о доме. Если только мы сможем достичь моего убежища незамеченными, мы могли бы прятаться там не только час, но даже несколько дней и ночей. Увы, этой оптимистичной мечте не суждено было сбыться! Клин вышел, Раффлс оказался позади меня. Я открыл дверь, и на секунду мы вдвоем замерли на пороге. Перед нами по лестнице поднимался отряд багровых варваров, каждый ступал только на кончики надетых на ступни шелковых носков, их лица были краснее любого другого оттенка красного, и каждый из них был вооружен плетью. Монументальный человек с короткими усиками вел остальных. Дурак остановился на верхней ступени, чтобы испустить самый громкий и веселый окрик «Ага!», который когда-либо слышали мои уши. Это стоило ему больше, чем он мог осознать, пока я не поясню сам. Между нами располагалась широкая часть коридора; с нашей стороны находилась узкая часть, со стенами и дверями слева, перилами по нашу правую руку и дверью, обитой сукном, в конце. Но если бы в тот момент великий Гильмард не остановился, чтобы оправдать свою спортивную репутацию, он, несомненно, смог бы схватить кого-то из нас, что было бы равноценно тому, что он схватил обоих. Я позволил Раффлсу пробежать до двери, обитой сукном, первым, сам же воспользовался возможностью, чтобы взглянуть вниз на лестницу, откуда доносились безумные крики этих спортивных болванов: – Ушли! Ушли! – Улюлю! Улюлю! Улюлю! – Куда они делись? И я действительно ушел через дверь, обитую сукном, на заднюю площадку, обгоняя Раффлса, который следовал за мной по пятам. Я придержал для него дверь и услышал, как он с силой захлопнул ее перед носом брызгающего слюной и бушующего хозяина дома. Другие были уже на нижней площадке запасной лестницы, но я направился к лестнице, ведущей наверх, и в одно мгновение мы уже мчались по верхнему коридору, слыша задорные возгласы преследователей позади. Здесь нас встретила абсолютная темнота – тут располагались только спальни слуг, которые мы миновали, но я знал, что делаю. На последнем повороте направо мы вбежали в первую дверь слева и оказались в комнате под башней. В мое время длинная стремянка вела к самой башне. В кромешной тьме я бросился в старый угол. Слава богу, лестница все еще была там! Она задрожала под нашим весом, когда мы стали взбираться наверх, как один четвероногий организм. Опасный, если подобраться слишком близко, люк все еще был защищен изогнутым латунным предохранителем в виде подпорки; его-то я и схватил одной рукой, как и Раффлс, последовавший моему примеру, когда я уже стоял на полу башни. Он успел взобраться внутрь после меня и отпустил люк так, что он попал по лицу ведущей гончей. Я надеялся услышать отчетливый звук падения, когда его вес потрясет весь дом, но парень, должно быть, уклонился, и удара все же не произошло. Между тем мы с Раффлсом не проронили ни слова, он следовал за мной, не тратя дыхание на разговоры. Но веселая компания внизу все еще кричала и ревела в нашем направлении. – Он упал? – спросил один. – Затравим их в норе? – вскричал другой. Но их хозяин могучего обхвата – человек, похожий на бутылку с газированной водой – казалось, скорее протрезвел, а не получил сотрясение от удара о люк. Мы больше не слышали его громкий голос, но могли чувствовать, как он напрягает каждый мускул, чтобы открыть люк, на котором мы стояли бок о бок с Раффлсом. По крайней мере, я думал, что Раффлс стоял, пока он не попросил меня зажечь спичку, и я не обнаружил, что он опустился на колени, вместо того чтобы встать на ноги, и пытается зафиксировать люк с помощью своего буравчика. При нем всегда были три или четыре клина для закрепления дверей, и он вбил их все, пока я тянул подпорку и ударял ногами. Но восходящее давление прекратилось еще до того, как мы закончили. Мы услышали, как лестница снова скрипнула под тяжелым и медленным человеком, и мы выпрямились в тусклом мерцании свечи, которую я зажег и оставил гореть на полу. Раффлс поочередно взглянул на четыре маленьких окна, а затем перевел взгляд на меня. – Есть ли здесь вообще выход? – прошептал он так, как никто другой на его месте не мог бы прошептать человеку, который заманил его в ловушку. – У нас нет веревочной лестницы, ты же знаешь. – Из-за меня, – простонал я. – Все это моя вина!