Тощий мужик в наколках ухмыльнулся беззубым ртом: — Первоход на хату заехал. Кошарь его прописать хотел, а тот его урыл. Кореец сурово глянул на Кошаря. — Опять беспредельничаешь? Я тебя предупреждал. Потом обратился к Лешке. — Кем будешь, на что отзываешься? Погоняло имеется? — Люди Ляхом зовут. Кореец настороженно прищурился. — Что за люди? — Ну Волоха Призрак, например. Или Паша Яхонт. Никола Писарь тоже слово сказать может. Кореец покачал головой. — Та-а-ак! — он повернулся к Кошарю. — Ты хоть врубился, тормоз трудный, на кого, по ходу, наехал? Он извлек из кармана куртки свернутую трубочкой записку. — Слушайте, урки. В этой маляве прописано, что на нашу хату заехал правильный пацан Лях. За него авторитетные люди мазу тянут. Ежели кто не понял, я тому лекарство для ушей лично пропишу. И обернулся к Кошарю: — А ты, баклан, канай сюда. Первым на клизьму будешь. С привилегированных шконок поднялись два здоровых уголовника. Они прихватили Кошаря за руки и за ноги и подтащили к Корейцу. Смотрящий не спеша взял металлическую кружку и с размаху обрушил ее на голову незадачливого беспредельщика. После десятого удара ручка осталась в руке авторитета, а сама кружка отлетела в сторону и покатилась по полу. — Ну вот, из-за тебя кругляк зашкварил! — с досадой бросил Кореец. — Ладно, отпустите, хватит с него. Свою шконку уступишь Ляху, а сам будешь спать в смену с фраерами. Кошарь ухватился за голову и даже виду не подал, что чем-то недоволен. Лешку пригласили к импровизированному столу. Тут была копченая колбаса, икра, баночная ветчина. Откуда-то появилась бутылка водки. — Давай, Лях, твое новоселье обмоем, — предложил Кореец, потом наклонился и пощупал штанину Лешкиных джинсов. — Только портки американские тебе все же придется на общак сдать. Не менжуйся, в камере они тебе все одно, без надобности. Братва тебе на замену что-нибудь приличное подберет. А из твоих джинсов, если их на полоски нарезать, самое клевое топливо для чифиря. Это тебе не газету палить. Лешка подумал и решил не возражать. Взамен джинсов ему выделили новые спортивные штаны с тремя полосками по шву. После банкета Лешка растянулся на своей шконке. К нему подошел Кошарь, обиженно шмыгая носом. — Что ж ты сразу не назвался, сухариться начал? Одно дело, когда позорную масть скрывают. А тут на тебе! Но я не в обиде. Может в стиры перекинемся конок-другой? Без интереса, просто так, — предложил он, хитро прищурившись и достав из кармана колоду самодельных карт. — Не играю, — отказался Лешка. — А на "просто так" тем более. Очередная покупка блатаря не удалась. Лях был в курсе того, что играть "просто так" означало играть на собственную задницу. — Ну как знаешь, — разочарованно протянул Кошарь и двинулся по проходу между шконками. — Ну что, братва, есть желающие стирки метнуть? — Да у тебя мутузки коцаные! — отозвался кто-то с "пальмы" — третьего, верхнего яруса шконок. — Где коцаные?! — обиделся Кошарь. — Фуфлом отвечаю, на счастье шпилим! Желающие тут же нашлись и через минуту игроки, затырившись от волчка — глазка в двери камеры — принялись азартно тянуть карты. Лешка не заметил как заснул. Утро принесло новости. Ночью Кошарь вдупель продулся татарину Мустафе. При попытке отыграться он набрал три тысячи долгу. Выломиться из камеры он вовремя не успел, а отвечать за проигрыш не собирался, поэтому добровольно перебрался на "вокзал", то есть под шконку вместе со своим скарбом и деньгами. Теперь у него ничего нельзя было взять, не "зашкварившись". Урки смеялись над Мустафой и советовали стать у Кошаря сутенером, чтобы хоть таким способом получить с того долг. Днем Лешку вызвали на допрос и отвезли в ментовку. Оказалось, что следователь решил провести опознание. Кто-то якобы видел, как он входил в квартиру, где был задержан при попытке совершения кражи. Про убийство КГБшного генерала следователь почему-то молчал. Здесь же узник встретился со своим адвокатом. Лешка начал было объяснять ему свою линию защиты, но адвокат, не дослушав, сразу предупредил его: — Имей в виду, чем больше я скажу на суде в твою защиту, тем больший срок тебе дадут. Улики у обвинения железные. Наша задача — сохранить тебя в правовом поле "сто сорок четвертой" статьи — кража личного имущества, а не "восемьдесят девятой" или, упаси Бог, "девяносто третьей-прим" — кража госсобственности в особо крупных размерах. Квартирка-то была, хе-хе, казенная. А по сумме украденного, что на тебя вешают — на две вышки потянет. А вещицы, похоже, музейные. Кроме того, прокуратура думает на тебя убийство генерала повесить, а это "сто вторая" — убийство при отягчающих обстоятельствах из корыстных побуждений. В общем чистая вышка. — Что предлагаете? — спросил Лешка. — Колись на квартирную кражу. Полностью. — Я подумаю. Опознание проводилось — курам на смех. Из троих, предъявленных для опознания, двое статистов были в аккуратных костюмах и при галстуках, Лешка же торчал один среди них — в майке и трениках, остриженный наголо. — Слышь, гражданин начальник, — возмутился Лешка. — По закону этих двоих тоже наголо оболванить нужно. Я прокурору писать буду! Думаешь, ты один тут УПК читал? Следователь повернул к Лешке страдальческое лицо: — Ну где я тебе двоих лысых найду? Чего ты боишься? Тебя в любом случае опознают. Если не будешь выеживаться, обещаю — пойдешь только за кражу. Мокруху на тебя вешать не будем. Лешка не то, чтобы поверил. Он знал, что ментам верить нельзя. Просто выбора у него не было. А дергайся или не дергайся — все равно. Захотят, так обвинят в чем угодно. Судья приговорит, кивалы подмахнут и — скатертью дорога на лесоповал! И раз в убийстве его не обвиняют, значит нет у них такого указания. Свидетель, понятное дело, опознал в Лешке злоумышленника, входившего ночью в квартиру. Потянулись унылые тюремные будни. Лешке повезло, всего через полгода дело ушло в суд, который установил его виновность. Выходило, что он совершил попытку кражи личного имущества по части третьей статьи сто сорок четвертой. Поскольку в последнем слове Лешка вину свою продолжал упорно отрицать, судья вкатил ему по минимуму — пять лет исправительно-трудовой колонии общего режима. Уже потом умные люди объяснили — если бы признал вину и раскаялся, вломили бы на всю катушку с конфискацией. Нро убийство высокопоставленного КГБшника на суде не было сказано ни слова. Позже Лешка услышал, что генерал Цыгун умер на даче от инфаркта. Теперь Ляха ждала зона общего режима. Перекантовавшись еще некоторое время на пересылке, он дождался наконец своего этапа. * * * В детстве Лешка ездил однажды на поезде к тете в Кишинев и дорога ему не понравилась. Было душно. Туда ехали в купейном вагоне, а обратно, ввиду отсутствия билетов, пришлось возвращаться в плацкартном и это окончательно испортило все впечатление от поездки. Было тесно и грязно. Сейчас в зарешеченное со стороны коридора купе конвойные набили человек десять. Четверых загнали на верхние, третьи полки. Человек десять упаковали внизу. Обиженка и здесь занимала места прямо на полу. Самые коронные средние полки, соединенные перемычкой, практически пустовали. На всем бельэтаже вольготно расположился один-единственный пожилой пассажир. Когда Лешку последним впихнули в узкое пространство купе, обитатель "люкса" поманил его пальцем. — Эй, пацан, двигай сюда. Лешка узнал его. Это был родский вор-законник Паша Яхонт, приходивший несколько раз в гости к Волохе по общаковым делам. Лешка пролез в выемку в средней полке, позволявшую сообщаться верхнему ярусу с нижним, и оказался рядом с вором. — Я тебя еще во время выгрузки из собачника срисовал, — сообщил тот. — Значит, замели тебя, паря? Что же, Волохина наука не впрок пошла? Лешка пожал плечами: — Мусора на хате подставу устроили. — Значит по "сто сорок четыре" идешь? Дело хорошее. Правильная статья. Главное не менжуйся. Сейчас в тюрьме сидеть можно, вот только не с кем. Все больше целколомы мохнорылые по "сто семнадцать", барыги да хулиганка. Честные крадуны редкость. Ты как на зоне жить думаешь? Про понятия слыхал? — Буду стараться жить по понятиям. — Старайся. Только имей в виду, по понятиям сейчас жить трудно. Ты первоход? Тебя, поди, на общий режим везут? — Туда, — подтвердил Лешка. — Один хрен, что дурдом. Две тысячи набушмаченных фраеров, у которых вместо понятия один голый понт. Значит вместе на "Силикоз" попадем. Козлиная зона. Не повезло нам, паря. — Да уж, — тяжело вздохнул Лешка. Зона общего режима "ИТК-666-бис" в просторечье звалась "Силикатная" или "Силикоз". Она в изобилии производила и то, и другое. Пара лет ударной выработки силикатного бетона — и туберкулез обеспечен. А про жуткий беспредел, творимый на зоне администрацией и активом, Лешке не раз приходилось слышать от однокрытников в камере изолятора. — Я серьезно, — возразил Яхонт и наклонился к Лешке. — Базар не для чужих ушей. На сходняке решили "Силикатную" размораживать. Этим этапом туда авторитетные люди идут, так что держись к нам поближе. — Как же вы на общий режим попадете? — не понял Лешка. — Там ведь только те, кто по первой ходке сидят. — А про снятие судимости забыл? Раз судимость снята, ты вроде и не сидел. И пожалуйте к первоходам. Наступило время обеда. Жрать розданную пайковую селедку (не тушенкой же зеков в дороге кормить) Яхонт не велел. Поделился копченой колбасой и шоколадом. Всего понемногу. Сам вообще есть не стал. — Доедешь, тогда и побалуешься своим балычком, — сказал он. — А в дороге и попоститься не грех. Попы и доктора рекомендуют. В соседней камере-купе забарабанили по решетке: — Эй, начальник, воды давай! Молодой узкоглазый солдат остановился перед нарушителем спокойствия, нагло ощерился: