Мясник и пекарь уже приступили к работе, и жители деревни упорядоченно выстроились в очередь с продуктовыми книжками в руках. Фэй улыбнулась и помахала знакомым лицам, то есть всем. В любой другой день она бы остановилась, чтобы поболтать, но сегодня утром у нее была миссия, а коттедж Шарлотты был спрятан глубоко в лесу, что предполагало долгую поездку до конца тропы, а затем еще более долгую прогулку. В конце Вуд-роуд Фэй увернулась от вереницы школьников в противогазах, следовавших за своим учителем на тренировки по воздушной тревоге. Именно тогда она заметила белую лошадь и телегу Дорис Финч, которая сворачивала с дороги к выезду из деревни. Дорис жила в коттедже на углу Оллхоллоус-лейн. После кончины мужа, Кенни, она взяла на себя заботы о доставке молока. В деревне Дорис очень любили. Она всегда приезжала вовремя и в любую погоду дарила жителям бодрую улыбку. Чего нельзя было сказать о Кенни, который вел себя грубо и с покупателями, и со своей семьей. Было бы жестоко заявлять, что внезапная смерть Кенни от пневмонии две зимы назад – лучшее, что случилось с Дорис, но невозможно отрицать, что с тех пор, как они похоронили его на кладбище при церкви Святой Ирины, ее походка обрела легкость. Их сын Герберт, прекрасно смотревшийся в военно-морской форме и лихо сдвинутой набекрень фуражке, ехал в повозке и пролистывал спортивные страницы «Дейли Миррор». Фэй вспомнила историю, о которой накануне упоминал мистер Пейн, и с новой силой налегла на педали, дабы догнать семью Финч. – Доброе утро, Герберт, – крикнула она, петляя за повозкой. Пустые бутылки звякали друг о друга на особо ухабистых местах. Парень опустил газету и улыбнулся, у него отсутствовал один зуб. – Фэй Брайт, собственной персоной. – Это была не совсем та беззаботная улыбка, которую он демонстрировал, отправляясь на войну прошлой осенью, но в ней все еще проглядывался бодрый настрой. Он был всего на два года старше Фэй, но выглядел совсем взрослым в своей форме. – Как поживает твой старик? – Да с ним все в порядке, – сказала Фэй, по инерции вставая на педали. – Значит, тебя отпустили в отпуск на берег? Улыбка Герберта слегка померкла. – Всего на пару дней. Сейчас как раз возвращаюсь. Мне нужно успеть на поезд. – Папа говорил, что ты вошел в состав атлантического конвоя на большом старом линкоре. Должно быть, это захватывающе. Улыбка Герберта осталась прежней, но он опустил взгляд. – Моментами. Фэй читала в газетах об ужасных сражениях, в которых участвовали атлантические конвои, и Герберт, вероятно, оказался в самой гуще событий. Она почувствовала, что пора сменить тему. – Вчера вечером у нас с мистером Пейном завязался занятный разговор, – сказала она. – А, да? Как там здоровяк? – Все тип-топ, не жалуется. Мы патрулировали улицы прошлой ночью, и он упомянул, что по пути сюда ты видел нечто странное из окна поезда. – О, ради… – Герберт сложил газету и повернулся к матери, управлявшей повозкой. – Мама, ты уже всем растрезвонила в этой чертовой деревне? Дорис изогнула шею. – Нечего меня обвинять. Это же ты… О, привет, Фэй. – Здравствуйте, миссис Финч. – Как твой папа? – Порядок, не… Герберт прервал любезности, огрызнувшись на мать: – Кому еще ты рассказала? – Не помню, Герберт, и я не знала, что это секретная информация. – Значит, всем на свете. – Не всем, – парировала миссис Финч, одарив Фэй дерзкой ухмылкой. – О, прекрасно. Мне знаком этот взгляд, мама, – произнес Герберт. – Не знают только слабослышащие и мертвецы в могилах. Все решат, что я свихнулся. – Ничего подобного, – возразила его мать. – Вы все вымотались после долгого пути, вот и все. Фэй продолжала крутить педали, не желая отставать от повозки. – Что ты видел, Герберт? – спросила она. – Ничего я не видел, – ответил он, прячась за газетой. – Пугала, – сказала миссис Финч. – Он видел людей, одетых как пугала, и у одного из них на голове была тыква. Хотя нет. Как ты тогда выразился? Не на голове. А вместо нее. – Хватит уже, мама. Миссис Финч добавила: – Он сказал, что этот Тыквоголовый улыбался и махал ему, когда поезд проезжал мимо. – Ма-ам. – У него была маска в виде тыквы? Или смешная шляпа? – спросила Фэй. – Нет, просто тыква, – утверждала миссис Финч. – Самая настоящая тыква вместо головы. – Мама! – Я просто пересказываю ей твои же слова, – настаивала она. – Он был бел, как полотно, когда я привезла его домой. Словно увидел привидение или что-то такое. – Ничего подобного, – буркнул Герберт. – Я просто задремал и, вероятно, мне все это приснилось. И я больше никогда ничего тебе не расскажу, мама. Повозка с молоком подъехала к развилке у подножия Фиш-Хилл, и миссис Финч направила ее к железнодорожной станции в Терфилде, соседнем городишке. Фэй затормозила и остановилась на перекрестке. – Пока, Герберт, береги себя, – крикнула она ему вслед. Он помахал в ответ с прежней улыбкой на устах. Фэй схватилась за руль велосипеда, съежившись при мысли о ходячем говорящем пугале с тыквой вместо головы. Бедняге Герберту померещилось. Начать хотя бы с того, что сейчас не сезон тыкв, они созреют лишь к осеннему сбору урожая. Когда цоканье лошади Дорис затихло, на дорогу галопом выскочил другой жеребец. Им оказался Голиаф, ведомый мистером Гловером из пивоварни и отцом Фэй, который выпятил грудь, завидев дочь. – Значит, вы его нашли. Она положила велосипед на землю и поприветствовала Голиафа, погладив его морду. – Здравствуй, крепыш, – сказала Фэй, и жеребец опустил голову в знак приветствия. – Эти шумные «Спитфайры» тебя напугали? Да? Бедняжечка. Доброе утро, мистер Гловер. Папа. – Доброе утро, Фэй, – бодро ответил мистер Гловер. Этот мужчина был столь же широк, сколь и высок, в плоской кепке и с бакенбардами. Сняв желтый шейный платок, он промокнул лоб. – Этот дуралей оказался под железнодорожным мостом. Дрожал как осиновый лист. – Ох, благослови господь его душу, – Фэй обняла Голиафа за шею. Но он стряхнул ее, смущенный таким вниманием. – Ладно, как хочешь, – сказала она, отступая. – Уже закончила домашние дела? – Отец Фэй поприветствовал ее более осторожно. – Конечно. – В основном это было правдой. – Чем планируешь заняться? – Чем и обычно, – пожала плечами она. – Только что встретила молодого Герберта Финча. – Уже слышала? – Губы мистера Гловера растянулись в ухмылке. – Он утверждает, что видел человека с тыквой вместо головы. Как тебе такое, а? – Да, действительно, – пробормотала она, продолжая смотреть на отца. – Значит, вы не верите в магию, мистер Гловер? – Нет, слишком много гнилья. Сказки для малышей. Для меня единственное волшебство – это то, как немного хмеля, ячменя, дрожжей и воды могут превратиться в пиво. Вот оно, настоящее чудо. – Не верите в ведьм и тому подобное? – Фэй проигнорировала стальной взгляд отца. – Э-э, нет, конечно нет, – ее собеседник замялся. Он переводил взгляд с Фэй на Терренса и обратно, чувствуя невысказанную враждебность между отцом и дочерью. – Мистер Гловер, вы знали мою маму? – спросила она. Терренс ничего не сказал, но слегка покачал головой. – К… конечно. – Мистер Гловер отвечал с осторожностью, недоумевая, к чему ведет разговор. – Была ли она… – Фэй уже готовилась задать вопрос, произнести это слово, но не сумела заставить себя. Неужели она действительно верила, что ее мать была ведьмой? Что она могла колдовать и летать на метле? Прошлой ночью, в лесу, в темноте, такая возможность казалась весьма вероятной. Но что на самом деле сделала ее мама? Написала книгу, полную причудливых вещиц. Относилась к людям с добротой. Помогла оглушенной птице. Чем больше Фэй думала об этом, тем нелепее звучало ее предположение. Потерявшись в мыслях, она почувствовала, что мистер Гловер ждет продолжения вопроса. Она моргнула, вернувшись в реальный мир, и поправила очки. – Она была… славной? – неуверенно спросила Фэй. – О, она была очаровательной, твоя матушка, – сказал ее собеседник, хлопая себя по животу. Терренс облегченно выдохнул. – Сама доброта, невероятно мудрая и всегда с улыбкой на устах. И она помогла моей матери с ее низом, если ты понимаешь, о чем я. Фэй не совсем понимала, но позволила мужчине продолжить. – Конечно, многие считали ее ведьмой, но я в это не верю. В мгновение ока произошли четыре события.