– С чего ты взял? – Рождество длится двенадцать дней, разве вы еще не поняли? – сказал Браун. – Две дубинки, три пары наручников, четыре полицейских фуражки… двенадцать дней Рождества. – Он просто поздравляет нас с Рождеством, да? – сказал Карелла. – Было бы не плохо, – сказал Браун, – но чего не хватает, так это первого дня. У Рождества двенадцать дней, Стив. Готов спорить на месячную зарплату. – Так что же будет на первый день? – Догадайся, – сказал Браун, хитро улыбаясь. * * * Брауну не нравилось ставить ёлку на Рождество. Ему также не нравились нынешние цены на них. Когда он был маленьким, большую ёлку можно было купить за пять баксов. Дерево высотой в семь футов обошлось ему в этом году в тридцать пять долларов. Грабеж среди бела дня. Он вообще не покупал бы ёлку, если б не Конни, его восьмилетняя дочь. Конни все еще верила в Санта Клауса. В квартире Брауна не было камина, и соответственно, дымохода, но Конни всегда оставляла под елкой для Санты стакан молока и тарелку печенья с шоколадными крошками. И каждое Рождество Браун должен был выпить этот чертов стакан молока перед тем, как лечь в постель. И съесть немного печенья в придачу. Первым раздражающим моментом в установке рождественской ёлки для Брауна были гирлянды. Он считал, что если уж Соединенные Штаты смогли доставить человека на Луну, то какой-нибудь блестящий ученый где-то там мог бы и сообразить, как сделать ёлочные гирлянды без проводов. Сам Браун не относился к блестящим ученым, но для себя придумал очень простой способ решения этой проблемы, и, если бы какой-то там умирающий от голода изобретатель желал бы вложиться в это выгодное дельце, Браун был не прочь поделиться с ним секретом в обмен на большую долю в нем. Он понимал, как это должно работать в принципе, но не обладал навыками электропроектирования, чтобы перенести свою задумку на бумагу. Он никогда и ни с кем не обсуждал свою идею, боясь, что её украдут. В этом мире много жуликов, о чем он знал не понаслышке, и ему казалось, что эта его многомиллионная задумка будет украдена тотчас, как он с кем-нибудь всего лишь заговорит о ней. Он уже и название придумал для своего изделия: «Без ограничений». Если когда-нибудь он найдет себе бизнес партнера, они смогут продавать миллиарды миллиардов рождественских гирлянд ежегодно. Без ограничений. Без опутывающих ёлку проводов. Каждый огонек гирлянды будет отдельной единицей, которую можно поместить в любое место на дереве. Все заинтересованные могут написать ему в 87-й участок, сделать предложение. Браун открыт для любых предложений. Тем временем он продолжал бороться с чертовой гирляндой. Никто ему не помогал. И это было вторым неприятным моментом в установке ёлки. Каролина, его жена, пекла на кухне печенья с шоколадной крошкой, те самые, что Конни положит под ёлку в канун Рождества, часть которых позже съест Браун, выпивая этот чертов стакан с молоком. Сама Конни в своей комнате смотрела телевизор. Один одинешенек Браун в гостиной боролся сначала с гирляндой, а затем и с игрушечными шарами, которые были третьим нелюбимым моментом в установке ёлки. Не сами по себе ёлочные шары (за исключением тех случаев, когда они падали на пол и разбивались на такие мелкие серебристые осколки, что их невозможно было собрать), а маленькие крючочки на них, предназначенные для крепления к елке. Почему независимо от того, как складываешь украшения после Рождества, потом всегда получается больше шаров, чем крючков к ним? Браун подозревал о существовании международного союза воров крючочков от елочных шаров. Аромат печенья наполнял квартиру. Голоса мультяшных героев наполняли квартиру. Браун наряжал ёлку. «Осталось всего два дня», – думал он. Его дочь, Конни, неожиданно появилась в дверном проеме. «Как так получается, что нет черного Санта Клауса?» – спросила она Браун вздохнул. * * * Двенадцать дней Рождества. Двеннадцатая Ночь. Канун Богоявления. Первым днем Рождества было само Рождество. В день Рождества детективы 87-го участка без сомнения будут праздновать, вскрывать свои скромные подарки, совсем никак не ожидая получить первый из его подарков. А получив, скорее всего разгадают в конце концов, что означала вся его предыдущая активность. Однако они не смогут даже представить, что припасено для них на 5 января, Двенадцатую Ночь, Канун Богоявления (в оригинале Epiphany Eve)… Слово "epiphany" с маленькой буквы означает "прозрение, неожиданное обнаружение скрытой правды о человеке или ситуации". Это английское слово происходит от греческого "epiphaneia", что конечно же значит "появление богов пред очами смертных", но ирландский писатель Джеймс Джойс – один из самых любимых писателей Глухого – впервые в современной литературе популяризировал это слово, называя свои ранние прозаические очерки "эпифаниями" (прозрениями). Неожиданными вспышками, озарениями. Поймут ли это наконец детективы 87-го участка? Перед неожиданной вспышкой? Во время вспышки? Потом уже не будет времени на осмысливание. Он снова улыбнулся. Богоявление. 6 января. В честь первого явления Иисуса Христа язычникам. В Канун Богоявления или как его еще называют, Двенадцатой Ночи, – о сколько веселья устроил Шекспир в эту ночь! – Глухой мысленно явится детективам, давая ясно понять в первый, последний и единственный раз, что больше не будет терпеть вмешательство в избранное ним ремесло. В предыдущих трех случаях каждый раз он предоставлял им возможность нарушить его планы, действительно изложив их заранее, но все же, не представляя ни на секунду, что этим планам не суждено сбыться. О, конечно же не по вине их блестящей дедукции, нет, слишком много чести их интеллекту. Только волей несчастливых случайностей. Случайностей. Бичом всей жизни Глухого. Случайности. Первый раз это был коп, пожелавший отведать мороженого из угнанного Глухим фургона. Шарик пломбира. Фирменного мороженого со стружкой лесного ореха. Он никогда бы и представить не мог, что морозильное отделение было набито деньгами, похищенными из Меркантайл Траст. Но пустил все дело насмарку – волею случайности. В следующем случае два мелких грабителя задумали налет на лавку портного в тот самый вечер, когда Глухой запланировал маленький сюрприз в своей схеме большого ограбления. В глубине лавки двое полицейских ожидали прихода грабителей. Глухой со своими подельниками вошли через главный вход в тот же момент. Вот те на! Ловушка то была для двух торчков, но случайно в неё угодил Глухой. Карелла тогда подстрелил его, и он не забудет этого никогда, он не простит Кареллу никогда. В последний же раз, Глухой не рассчитывал, что Карелла раньше времени поймет, в чем дело, хотя, конечно же, основательно ему помог. То была его ошибка. Слишком доступно все изложил, слишком честно. Буквально рассказал Карелле, что планирует ограбить один и тот же банк дважды за одно утро, рассчитывая на провал группы А, и вошел в банк с группой Б только для того, чтобы наткнуться там на Кареллу в засаде. Карелла был умнее, чем думал Глухой. Он, возможно, был даже умнее, чем сам думал о себе. Случайности, но не ошибки. Но теперь – больше никаких хороших парней. Нигде в правилах не сказано, что он будет играть честно. Им вообще повезло, что он с ними играл. В рождественский вечер Глухой украдет миллион долларов или даже более того. И в этот раз уйдет с деньгами, потому что в этот раз он заранее не оповещал полицию. Ну, конечно, он не мог устоять перед соблазном бросить тело Элизабет в парке напротив участка. Хотя и полностью голое, чтобы было невозможно опознать. И то была единственная зацепка, если можно считать её таковой, к тому, что он задумал в Канун Рождества. В канун Богоявления, в Двенадцатую Ночь, он уничтожит детективов, – большинство из них – тех кто работает в старом строении с окнами на Гровер Парк. И также спокойно уйдет. Потому что, не смотря на то, что он предупредил их, сделал он это нечестно. Они погибнут. Ужасно. Он улыбнулся от этой мысли. Сегодня был вечер 23 декабря. Сегодня вечером еще оставались кое-какие дела. * * * В этом районе надо быть осторожным, даже не смотря на приближающееся Рождество. Точнее, может быть, даже более осторожным в это время года. Люди совершают забавные дела в рождественские дни. Многие, живущие на здешних улицах, могли бы вспомнить одно время, хотя было это не под Рождество, а где-то в марте, так вот они могли бы вспомнить, как какие-то молодчики поджигали спящих в подъездах бездомных. Алкашей. Их обливали керосином и поджигали. Дуг Хеннеси тогда еще не жил в этом городе, но много слышал о тех поджогах и знал, что в этом городе нужно быть, наверное, даже осторожнее, чем в любом другом городе на земле. Хотя Дуг не считал себя бездомных. Или даже алкашом. Дуг был человеком улицы и ни кем другим. Ему не особо нравился сезон праздников из-за того, что улицы переполнялись людьми, все куда-то спешили, думая только о себе, совершенно забывая о том, чтобы бросить монетку другую кому-то нуждающемуся вроде самого Дуга. Сегодня ему удалось разжиться четырьмя долларами и двадцатью двумя центами – за два дня до Рождества, представляешь? А где же был ваш дух щедрости? – на все про все он потратил время с восьми утра до почти семи вечера! По-прежнему было непонятно, кто же мог дать ему два цента. Может то был хорошо одетый мужик в енотовом пальто и бобровой шапке? Два цента. И все же собранных денег хватило на покупку трех бутылок отличного вина по 1,4 доллара за штуку, включая налог, плюс два цента в остатке. Одну бутылку Дуг уже выпил, две другие он планировал растянуть на всю ночь, свернувшись калачиком в подъезде на Мэйсон Авеню. Проституткам на Мэйсон Авеню не очень нравилась идея со спящими в подъездах бездомными. Им казалось, что это придает району дрянной вид, если что-либо в принципе было в состоянии придавать такой вид этому самому по себе дрянному району. Они считали, что бездомные в подъездах мешают их бизнесу. Какой-нибудь Джон из центра приезжал сюда в поисках маленькой пуэрториканской шлюшки и ему было не по душе видеть задницы алкашей в подъездах. Проститутки с Мэйсон Авеню подумывали о том, чтобы подать петицию против бездомных, придающих дрянной вид их владениям. Ну, сам Дуг не мог сильно винить их за это. У них была трудная работа. Он пытался вспомнить, когда в последний раз был в постели с женщиной, проституткой или какой-то другой. И за всю свою жизнь не мог ничего вспомнить. Может быть тогда, в Чикаго? Давным-давно, когда он работал бухгалтером в Чикаго? В другой жизни. Некоторые бездомные пользуются беззащитностью женщин с улицы, живущими также как и они. Находят какую-нибудь бездомную леди, спящую в подъезде, задирают ей юбку и делают свое дело. Дуг не воспользовался бы беззащитностью какой-то несчастной даже за миллион лет. Вчера утром он видел одну из таких и это почти разбило ему сердце. Он видел эту молодую бездомную, ей было не больше двадцати восьми-двадцати девяти лет. На ней был розовый свитер поверх тонкого летнего платья, шерстяные перчатки с отрезанными пальцами. Боже правый, она почти разбила ему сердце! Стоя в подъезде. Смотрясь в свое отражение на стеклянной поверхности двери. Руки обнимали живот. Шарили по животу. Широко расставленные пальцы трогали живот. Большой как арбуз. А на лице застыло выражение полной растерянности. На мгновение Дуг представил её стоящей в какой-нибудь спальне. Дверь платяного шкафа открыта. На ней зеркало в полный рост. Она в шелковом ночном платье. Растопыренные пальцы покоятся на беременном животе, точно так же, как они делают это сейчас в подъезде, но выражение лица другое. Выражение гордости, удовольствия. Молодая беременная женщина в благоговейном трепете от своего состояния, её лицо сияет. Но вместо всего этого – какой-то подъезд холодным зимним днем накануне Рождества и полный разлад на лице. О Господи, как несчастны эти горемыки нашего мира! Он откупорил вторую бутылку вина. Наступала еще одна холодная ночь. Может в день Рождества он сходит за супом на кухню Армии Спасения. Поживем-увидем. Нет смысла строить планы наперед. Он плотно приложился к бутылке, когда из темноты внезапно возник человек. Уличный свет был у него за спиной и Дуг не смог рассмотреть его лицо. Лишь светлые волосы развивались на ветру. И что-то похожее на слуховой аппарат виднелось в его правом ухе. – Добрый вечер, – приветливо сказал мужчина. Дуг подумал, что это очередной Джон из центра пришел сюда в поисках юной шлюшки. – Добрый вечер – отозвался Дуг, и совсем в духе праздничной атмосферы щедрости протянул незнакомцу бутылку вина, – Хотите вина, сэр? – Нет, спасибо, – ответил мужчина. – Лучше твое ухо. Сперва Дуг подумал, что мужчина хочет поговорить. Подумать только – одолжи мне свои уши! Но затем, он внезапно с ужасом увидел, как в руке незнакомца появился нож. На его лезвии отражались сменяющиеся от красного к зеленому сигналы светофора, мигающие огоньки рождественских гирлянд. И вдруг левая рука незнакомца схватила его за горло и придавила спиной к полу подъезда. Бутылка с вином грохнулась на тротуар – доллар и сорок центов! – разлетелась на тысячи осколков зеленого стекла. Мужчина перевернул его на левый бок, лезвие полыхнуло красным и желтым светом переключившегося светофора.