Дуг почувствовал как линия обжигающей боли полыхнула над его правым ухом. Затем огонь спустился вниз, разливая такую острую боль, что Дуг заорал и инстинктивно приложил руку к своему правому уху. Правого уха уже не было. Он отдернул руку, перепачканную кровью. Снова закричал. Светловолосый со слуховым аппаратом исчез так же неожиданно, как и появился. Дуг орал, не умолкая. Проститутка по дороге в бар, шелестя красным рождественским сатином и поддельным мехом, стуча тонкими шпильками по тротуару, заглянула в подъезд, покачала головой и цокнула языком. Глава 10 Рассвет в Канун Рождества выдался ясным и искристо холодным. Глухой был доволен. Снег вообще не мог расстроить его планы, да и ему самому нравилась такая погода. Кровь пела в венах. Ему нравились рождественские праздники. Нравились все эти Санта Клаусы, звенящие колокольчиками практически на каждом углу. Нравились кареты, запряженные лошадьми. Большая елка на площади Андовокр. Вся эта сопливая мелюзга, охающая и ахающая от городских видов и звуков. Нравилась мысль обо всех деньгах, ожидающих, когда их украдут. Улицы заполонили праздничные покупатели. Это хорошо. Больше налички в кассе. Глухой улыбнулся. Он запихнул Чарли Хенкинса в отель, находящийся в десяти кварталах от 87-го полицейского участка. Отель был местом малопримечательным и, вероятно, служил пристанищем для большого числа проституток, но в этом районе ничего лучшего не нашлось. Для себя лично Глухой снял особняк очень далеко от участка. Чарли никогда не был у него. Было очень важно, чтобы он не знал, где жил Глухой. После завершения работы, когда Чарли поймет, что никто не собирается к нему в отель с кровно заработанными деньгами, Глухой не хотел его нежданного визита. Но даже если Чарли и начнет что-либо вынюхивать, ему никогда не удастся найти этот особняк. Глухой снял его на имя Др. Пьер Сурд. Строчными pierre значит «камень» по-французски. Sourd значит «глухой». Вместе данная идиома при некоторой вольности могла бы звучать как completement sourd (полностью глухой) или более вольно – sourd comme un pot (глухой как горшок) – что значит «глухой как камень». Элизабет переехала в этот особняк вместе с ним в начале октября. Они познакомились с ней в Исольском Музее Арт Модерна, который местные жители нежно звали ИМАМ. В мусульманских странах имам был духовным лидером ислама, а в этом городе – это был музей и просто хорошее место для знакомства с впечатлительной молодой девушкой. Поболтай с ней о Матиссе и Шагале – как на счет чашечки чая в саду? Она была застенчивой, эта Элизабет. Девственница, сперва подумал он, но обошлось не без сюрпризов. Сюрпризы были всегда. Он узнал, что она начала работать кассиром в августе. Ну-ну! Узнал, что имеет доступ к большим суммам денег. Что, Элизабет, правда? Он называл её Элизабет и ей это нравилось. О Боже, говорила она. Он оттрахал её в тот же вечер. Она громко кричала. Тихони всегда оказывались очень крикливыми. Отель, в котором остановился Чарли, назывался «Экселсиор», что было образчиком явного преувеличения из-за того, что, возможно, название происходило от латинского excelsus, формы причастия прошедшего времени от глагола excellere, что значит «превосходить». Возможно однажды, давным-давно в незапамятные времена «Экселсиор» был и в самом деле превосходным, хотя Глухой в это не верил. С другой стороны, слово «экселсиор» использовалось для описания тонкой деревянной стружки, используемой для упаковки, а в руках поджигателя – в качестве запала. Таким образом, может быть, в конце концов, здание было названо правильно в том плане, что представляло из себя отличную огненную ловушку. Глухой любил слова. Глухой также любил превосходить. Иногда ему казалось, что он мог быть превосходным писателем, хотя причина, по которой люди выбирали себе такое странное занятие, оставалась для него за гранью понимания. Когда он вошел в комнату Чарли Хэнкинс был занят зубрежкой комбинаций. – Я снова перебираю эти комбинации, – сказал он. – Давай-ка проверим их, – сказал Глухой. – Наружная дверь? – Семь-шесть-один, два-три-восемь. – А внутренняя дверь? – Девять-два-четыре, три-восемь-пять. – Хорошо. А на самом сейфе? – Два-четыре-семь, четыре-шесть-три. – Хорошо. Еще раз! – Наружная дверь. Вправо семь-шесть-один, два-три-восемь. Внутренняя дверь, снова вправо девять-два-четыре, три-восемь-пять. Открываем хранилище, кассир и помощник кассира сидят за двумя столами, деньги – в сейфе. Крутим вправо два-четыре-семь, четыре-шесть-три. – Ты сразу застрелишь их, – сказал Глухой. – Потому что на обоих столах есть «тревожные» кнопки. – Под обоими столами, именно. С ножной активацией. Ты скажешь: «Веселого Рождества», и пристрелишь их. – Этот самый, глушитель, он сработает, а? – Он сработает, безусловно. – Я ведь никогда не пользовался пушкой с глушителем. – Он сработает, тебе нечего волноваться. – После того, как я сложу деньги в сумку… – Не только деньги. Все, что находится в сейфе. – Чеки, все подряд, потому что нет времени заниматься сортировкой. Я просто закину всё в сумку. – Верно. – И затем я ухожу через служебный вход. – Верно. – А ты будешь ждать меня снаружи на тротуаре. – У меня будет звучать «Безмолвная ночь». – Да, «Безмолвная ночь», – сказал Чарли и улыбнулся. * * * Детектив Ричард Дженеро открыл верхний ящик своего стола и еще раз взглянул на приглашение: ВЫ ПРИГЛАШЕНЫ НА ВЕЧЕРИНКУ к лейтенанту Питеру Бёрнсу. ДАТА: 5 января. ВРЕМЯ: 20-00. МЕСТО: комната детективов 87-го участка. На обратной стороне конверта от руки было написано следующее: «Ричард! У меня нет возможности пригласить всех. Поэтому сохрани это в тайне, хорошо? Хэрриет.» Приглашение пришло два дня назад. Много времени было потрачено Дженеро на выяснение того, что Хэрриет – это Хэрриет Бёрнс, жена лейтенанта. Он осторожно спросил у Хэла Уиллиса – «Слушай, кто такая Хэрриет?», на что Уиилис ответил, подморгнув: «Жена Пита». Дженеро заподозрил, что Хэл Уиилис тоже приглашен на вечеринку, но он поклялся хранить тайну и поэтому больше не сказал ни слова. Теперь он размышлял, к чему была приурочена эта вечеринка. Казалось забавным, что Хэрриет не упомянула о поводе для вечеринки. А что если накануне вечеринки он позвонит миссис Бёрнс? Она подписалась под приглашением «Хэрриет», так ведь? Можно ли называть её «Хэрриет»? Или следует позвонить лейтенанту Питу? Никогда за всю свою жизнь он не называл его Питом. Дженеро не понравилось, что все так усложнилось. Например, почему миссис Бёрнс называет его Ричардом? Единственным человеком, кто называл его Ричардом, была его собственная мать. Никто из детективов участка не называл его Ричардом. Также никто из детективов участка не называл его Диком. Никто в целом мире не называл его Диком! В участке все звали его Дженеро. Только по фамилии. Дженеро. Они называли Кареллу «Стив», а Хоса – «Коттон», Клинга – «Бэн», но его самого – всегда только «Дженеро». По фамилии. Конечно, они называли Майера «Майером», но только потому, что его имя и фамилия совпадали. Мать Дженеро говорила, что обращение по фамилии – признак уважения людей. А он отвечал ей, что они обращаются к нему не «мистер Дженеро», а просто «Дженеро». А она настаивала, что все равно это – дань уважения. Также она настаивала, что ему следует разузнать побольше об этой вечеринке, а то вдруг от него ожидают подарок. Если окажется, что нужно принести подарок, а он придет без него, в глазах лейтенанта это будет выглядеть не очень хорошо. «Il mondo ; fatto a scale» , – говорила ему мать. – «Chi le scende e chi le sale». Это переводилось как: «Мир состоит из ступенек, одни ведут вверх, другие – вниз». Что в конечном итоге значило: «Если Дженеро желает когда-либо занять достойное место в полицейском участке, ему нужно прийти с подарком на вечеринку лейтенанта, если подарок подразумевается». ‘Ognuno cerca di portare l’acqua al suo Molino,’ – говорила его мать.