Почти невозможно не думать о нём, когда он сидит рядом со мной. И когда я сижу в его машине. В той самой машине, которая пахнет им больше, чем я помню. В надежде отвлечься, я смотрю на свой телефон, молясь, чтобы кто-то пришел меня спасти. Лукас: У меня есть новости для тебя. Леон сделает ей предложение в твой день рождения! Лукас: Кажется, во время ужина. Идеально, чтобы все забыли о твоем существовании. Просто чертовски здорово. — Кто такой Леон? – спрашивает Аарон, даже не стыдясь того, что прочитал сообщения в моём телефоне. — Придурок, который любит портить мне жизнь. – Мои глаза медленно блуждают по телу Аарона, прежде чем встретиться с ним взглядом. — Он мой бывший парень. Изменил мне с моей собственной сестрой. Он планирует сделать ей предложение в канун Рождества. Определенно только для того, чтобы еще больше разрушить мою жизнь. — Как же так? Я позволяю смешку вырваться из моего горла. — Я живу в небольшой деревне. Слухи быстро распространяются. Люди там знают, что мне изменили, но, по их мнению, это должно было случиться, потому что Леон и Джулия были предназначены друг для друга судьбой. Мне не было грустно из-за Леона и моего разрыва, а он из-за этого злится. С тех пор, в каждый мой день рождения, он делает все возможное, чтобы испортить мне вечер. И это не ложь. В прошлом году Леон подарил сестре путешествие по всей Европе на целых два месяца. И угадайте, почему? Правильно, потому что мой день рождения тогда уже не имел значения, раз моя сестра получила такой замечательный подарок. Это было все, о чем говорила моя семья. Мой день рождения давно забыт. — Он не придурок, Льдинка. Он намного хуже. Кто вообще так делает? – говорит Аарон сквозь стиснутые зубы, его челюсть сжимается, как будто мысль о том, что Леон поступил со мной неправильно, раздражает его. Возможно, так оно и есть, но я не буду слишком сильно на это надеяться. Какие надежды, София? Мне не позволено надеяться. Не в случае с Аароном. Это просто разорвет открытые раны, которые я едва успела закрыть. Я пожимаю плечами. — Это не такая уж большая проблема. Я все равно не собиралась ехать домой на праздники. Теперь у меня есть весомая причина не идти. Аарон качает головой. — Возьми меня с собой. Мне нужно поговорить с этим Леоном. Мне нужно накормить его своими кулаками или еще чем-нибудь. Насколько, блять, глупым может быть человек? – Аарон тянется к своему рулю, сжимая его руками, как будто он может побить любого, кто встретится ему в следующий раз, если он этого не сделает. — Клянусь богом, София, на его месте я бы боготворил землю, по которой ты ступала. Черт, я бы даже ходил в цветочный магазин, чтобы каждый день покупать тебе эти ужасные цветы цвета глицинии, которые ты так любишь. Я молюсь, чтобы он сказал все это только для того, чтобы вызвать реакцию, а не потому, что он действительно так считает. Мое сердце не выдержало бы, если бы он имел это в виду. Я не могу позволить проявиться эмоциям, не тем, которые он, возможно, хотел бы видеть. Однако все, что я могу сделать, так это отреагировать на комментарий о цветке. Я точно знаю, о каких из них он говорит. — Сирень? — Так они называются? Я киваю, сохраняя на лице легкую улыбку. Аарон всегда высмеивал меня за то, что они мне нравились или даже нравился их цвет. Хотя я до сих пор убеждена, что это просто светло-фиолетовый, сиреневый, если хотите, а он настаивает, что этот цвет называется «глициния». Не могу поверить, что он все еще настаивает на этом. — Да, Никс. Так называется этот цветок. – Я тихо посмеиваюсь, а потом чувствую внезапную потребность ответить на его предложение. — Тебе не обязательно ехать со мной в Германию. Все будет хорошо. Я останусь здесь и буду учиться. — Нет. Мы вместе едем в Германию. Пришло время восстановить связь со своими родственниками. ГЛАВА 16 «Ты теряешь контроль, и это действительно неприятно» – Fuck You by Lily Allen Аарон Я должен был уйти. Я сказал Софии, что я собираюсь встретиться с мамой, но это было ложью. Она бы не узнала, ходил я к ней на самом деле или нет, и все же я здесь. Моя мать выдыхает сигаретный дым прямо мне в лицо и просто смотрит на меня, не говоря ни слова. Я в секундах от того, чтобы блевать от её грубости. Во-первых, кто выдувает свой проклятый сигаретный дым кому-то в лицо? Во-вторых, какая мать просто смотрит на ребенка, которого она родила, целых пять минут, не говоря ни слова? Особенно после того, как она впервые за шестнадцать лет увидела его. — Твоя сестра в порядке? – наконец спрашивает она, когда её драгоценная сигарета заканчивается. — Будто тебя это волнует, – отвечаю я. Возможно, мне следует вести себя повежливее, учитывая, что она моя мать и все такое. Но опять же, мать ли она на самом деле? Лиз вырастила меня. Ну, мой отец был со мной, но Лиз тоже была там все эти годы. Она всего лишь моя мачеха, и все же она была для меня большей матерью, чем женщина, родившая меня. — Мне не все равно, Аарон. – Она гасит сигарету в пепельнице, быстро улыбается мне и снова смотрит на меня. — Она моя дочь. — Только вот вопрос: а действительно ли ты её мать? — Конечно я её мать. Я вас родила. Я для нее такая же мать, как и для тебя. Я качаю головой, сжимая губы и удерживая себя от слов, о которых в конечном итоге пожалею. Я здесь для прикрытия, по крайней мере, так я продолжаю говорить себе. Я не разговаривал с этой женщиной шестнадцать лет, и мне никогда не казалось, что её сильно волнует то, что она не знает, как поживает её сын. Как бы я не избавлялся от неё в своей жизни, часть меня все же осталась с ней. Во мне всегда была часть надежды. Надежда, что она может вернуться в мою жизнь, извиниться за то, что она сделала, извиниться за свое упрямство, свою гордость. Но извинения так и не пришли, и никогда не придут. — Лили встречается с твоим другом, не так ли? Я сначала подумала, что он гей, а потом оказалось, что только шатен гей, – говорит Виктория, почти заставляя меня давиться собственной слюной. Хорошо. Итак, она преследовала меня и группу моих друзей, вау. Это… безумие. Отвратительное безумие. — Никто из моих друзей не гей. – По крайней мере, я не знаю об этом. Грей не имеет ярлыка, он просто встречается с кем хочет. И я считаю неуважительным навешивать на него ярлык, когда он сам этого не делает. — Конечно, есть. Я видела его с парнем. Было очень странно это видеть. — Странно? – Кажется, у меня просто глаза на лоб полезли. Она кивает. — Это неестественно. — О, Господи. Да пошла ты. Она задыхается. — Не говори так со своей матерью. — Тогда не будь гомофобкой. — Я твоя мать, Аарон, нравится тебе это или нет. Так что относись ко мне с уважением. — Она отмахивается от меня, явно покончив с этой темой. Если бы у меня ещё не было причин презирать её, то сейчас она точно появилась. Я бы ушел, но у меня ещё остались вопросы. Много вопросов. Мой отец ответил на все, что мог, но, получив ответы о моей матери от неё самой может дать мне необходимый покой. — Есть разница между рождением ребенка и материнством. – Я пришел сюда не для того, чтобы критиковать её воспитание. Она дерьмовая мать, и мы все это знаем. — Почему ты никогда не пыталась связаться со мной? Она пожимает плечами. — Твой отец не позволил бы мне. — Бред сивой кобылы[5]. Мой отец делал все возможное, чтобы оставаться на связи с Лили. Он делал все, чтобы я мог поддерживать связь с собственной сестрой. У него была опека над нами обоими. Полная опека надо мной и часть над моей сестрой. По закону он мог видеться с моей сестрой раз в две недели, и все же ему приходилось довольствоваться тем, что он видел её каждое воскресенье всего на пару часов. Все потому, что моей так называемой матери было трудно. — Я хочу правды. — Аарон, это правда. Твой отец хотел, чтобы я держалась от тебя подальше, что я и сделала. — Ты дерьмовая лгунья. И это правда. Ложь может легко слететь с её языка, но подергивание на её лице говорит совсем не об этом. — Почему ты не хотела, чтобы я был в твоей жизни? Она отворачивается от меня, и, честно говоря, я не злюсь на это. Мне не нужны глаза моей биологической матери сейчас, когда она даже не пыталась смотреть на меня, когда я рос. Внезапно я слышу слабый выдох: она собирается с мыслями.