Он поднял на Нину глаза и удивился: она с воодушевлением изучала перечень горячих блюд, то и дело облизывая губы, как это делают проголодавшийся люди. И простота, с которой Нина держалась при этом, никак не укладывалась у Токаря в голове. Разве могла девушка, которая так шикарно выглядит, вести себя подобным образом? Токарю даже подумалось, что, возможно, Нина намеренно это делает, чтобы он не чувствовал себя неловко. Притворяется, будто не замечает убогости этого места, а на самом деле только и ждет, когда они уйдут отсюда. От этой мысли Токарю ещё больше сделалось не по себе. Он уже и впрямь собрался взять Нину за руку и увезти к чертям из этой помойки, но в последний момент, ещё раз взглянув на лицо девушки, понял: Нина не притворялась. Постукивая наращённым ноготком указательного пальца по кончику носа, она с аппетитом выбирала себе завтрак. Похоже, волноваться было не о чем. Тем более что им действительно нужно где-то поесть, а на трассе выбирать особо не приходится. Но всё-таки что-то продолжало беспокоить Токаря, медленно пробуждая в нём отвращение к этому месту. Отбросив меню, он протянул как можно небрежнее: — М-да. — Что такое? — Придется, Лапа, хавать всякую херню, пока до города не доберёмся. — Ой, да перестань, — махнула рукой Нина и, лукаво прищурившись, глянула на Токаря. — На самом деле ты ведь так не думаешь, верно? Ты переживаешь из-за меня. Это так по-джентельменски: беспокоиться о том, куда сводить девушку на завтрак. — Да завязывай. По-джентельменски… — буркнул Токарь. Не хватало ещё, чтобы Нина читала его, как раскрытую книгу. — Но, поверь мне, — продолжала девушка мягким голосом, — это глупо. Хотя и очень мило. Даже красотки с глянцевых журналов забывают обо всей этой мишуре, когда они влюблены. Неважно, где и чем ты завтракаешь. Важно — кто находится в этот момент с тобой рядом. Она потянулась через столик, нежно поцеловала Токаря в губы и, серьёзно посмотрев ему в глаза, прибавила: — Со мной рядом — ты, а остальное для меня не имеет значения. Сказав это, она, как-то уж совсем непринуждённо подмигнув Токарю, принялась дальше изучать меню. Её духи оставили шлейф аромата фиалки и малины. С первого дня их знакомства от этого сладкого запаха у Токаря немного болела голова. Его обоняние привыкло к другому. К вони тюремных камер, десятка потных тел сокамерников, баланды и дохлых крыс, разлагающихся где-то под полами бараков. С годами этот зловонный коктейль начинал восприниматься как нечто естественное. И с каждым новым освобождением Токарю требовалось всё больше времени, чтобы привыкнуть к благоуханию сотен тысяч ароматов, исходящих от сотен тысяч людей вокруг. Чем дольше человек находится за решёткой, тем ярче для него становятся цвета, а запахи сочней. Токарь провёл в заключении почти половину своей сознательной жизни. Он отчётливо вспомнил лагерную вонь и сами лагеря, которых он повидал не один десяток, и внезапно до него дошло! Он понял причину странного чувства, которое сейчас испытывал. Дело было не в смущении перед Ниной за эту поганую жральню, а в нем самoм! Эта девушка, само её присутствие здесь заставило Токаря по-новому взглянуть на окружавший его мир, что он так любил и серость и безнадёжность которого не замечал. Потому что воспринимал его как единственно возможный. Где такие вот закусочные сменялись лагерными столовыми, и наоборот. Красота Нины приоткрыла на глазах Токаря шоры — плотную повязку, которую, сам того не понимая, он носил всю свою жизнь. Жизнь, лишённую ярких красок и сладких запахов, красоты и изящества, утончённости и роскоши. Нина контрастировала с этим местом настолько сильно, что не заметить этого было невозможно. Слиток золота в центре огромной навозной кучи. Токарь представил себе этот образ в голове и вспомнил, что подобные сравнения приходили ему на ум и раньше. В лагерях. Насквозь пропитанный запахом баланды и табачным дымом, Токарь являлся частью того мира. Свой первый срок он отмотал ещё до того, как попробовал героин. На «малолетке». С тех пор тюрьма стала для него домом, который Токарь покидал лишь на короткое время. Чёрные робы. Серые лица. Барачное зловоние, источаемое сотней тел, моющихся один раз в семь дней. Это был его мир, и другого он не знал. Но иногда в этот вонючий чёрно-серый мир на короткое время приходили «вольные» люди, со свободы. Молоденькие девочки-адвокаты в цветастых платьях, жёны и родители, приехавшие на свидание к своим родным. Их кожа пахла духами, разноцветная одежда кружила голову ароматом кондиционера для белья. Каждый раз, когда они проходили по плацу, Токарь провожал их пристальным немигающим взглядом, стоя за уличной сеткой изолированного локального участка для заключённых. Он смотрел на них до тех пор, пока они не скрывались в дверях помещения для свиданий. Они уходили, забирая с собой краски, и пространство вокруг зэков снова становилось серым, а воздух вновь пропитывался вонючим, вездесущим запахом баланды. И каждый раз к этому приходилось привыкать вновь. Можно всю жизнь ездить на «жигулях» и считать их хорошей машиной, но стоит однажды прокатиться на «Порше»… И всё же между тем чувством и чувством, которое Токарь испытывал сейчас, была огромная разница. Глядя на людей, на мгновение являвшихся с воли, Токарь, как и все заключённые на планете, предвкушал тот миг, когда и сам станет вольным. Радовался тому, что через какое-то время и ему придет срок освобождаться. Что большой дивный мир не закрыт для него навеки, а ждёт с распростёртыми объятиями. Надо лишь немного потерпеть. И тогда жизнь засияет всеми красками, предоставит самому распоряжаться собой и своими возможностями, выбирать только лучшее и иметь все, что только захочется. Надо лишь немного потерпеть. В очередной раз — потерпеть. И вот он освободился. Перед ним сидела Нина. И большой мир Токаря, казавшийся ему сочным и разнообразным… поблек. Вернее, он, этот мир, никогда и не блестел по-настоящему. Просто Токарь не замечал. До настоящей минуты. Он снова окинул помещение взглядом. И на этот раз брезгливость на его лице была искренней. Дешёвая дыра! Одна из сотен других таких же, составляющих, по сути, всю Токареву жизнь. Ему сделалось погано на душе. Но вовсе не из-за того, что это место не подходило его спутнице. Оно подходило ему. И самое херовое заключалось в том, что это и был его настоящий большой мир, и освобождаться из него было некуда. «Ну ничего, вот доберёмся до Сочи, там я отведу тебя в самый шикарный ресторан, — про себя обратился Токарь к Нине, отгоняя внезапный приступ чёрной депрессухи, — будем жрать каких-нибудь омаров и запивать коллекционным вином. Оденемся во всё белое, а „пиковые“ будут стоять возле нашего стола и играть на скрипках». Он представил себе, как это будет выглядеть, и попробовал улыбнуться. Это не очень помогло. Тогда Токарь подумал о чёрном спортивном BMW, который он купит после того, как закончит с предстоящим делом, и о том, что скоро в его руках будет очень много чистейшего героина, когда он вместе с Винстоном заберёт его у тупорылых цыган. Эти мысли немного успокоили. А подумав ещё, Токарь и вовсе расслабился: что за чушь! Он просто уже давненько не «ставился». Его немного ломало. Отсюда и эта сраная депрессуха, вот и все. Завтра у него будет много лавэ, много героина, и он будет оттягиваться по полной с этой шикарной девочкой. Нина оторвалась от меню и с весёлым любопытством посмотрела на Токаря. — Чему ты улыбаешься? — Да так. 4 Официант переминался с ноги на ногу в ожидании заказа. — Ты чё, в сортир хочешь? — шутливо спросил Токарь. — Э-э-э… нет. — Тогда хер ли ты тут танцуешь? — О, солянка! — весело воскликнула Нина. — Обожаю солянку. Тысячу лет её не ела. Т-а-а-к… значит, я буду её… Парень зацарапал ручкой в блокноте. — На второе я буду шашлык из баранины и салат из помидоров и зелени, заправленный маслом. А на десерт принесите пирожное с кремом и кофе. Спасибо. Токарь слушал, постепенно округляя глаза. — Ни фига себе! Ты всё это съешь? Нина с игривым вызовом вскинула бровь. — А ты сомневаешься? Или боишься, что я располнею? Мне это не грозит. У меня всегда был отменный аппетит, но тебе не стоит об этом беспокоиться. Ты же видишь, я слежу за своей фигурой. Её ладонь скользнула по обтягивающей тело маечке. От груди до бёдер. Затем снова вверх. Сжала нежно грудь. Наигравшись, девушка потянулась за сигаретой. Токарь нервно сглотнул. — Да в этом я и не сомневаюсь, — просипел он, услужливо поднося Нине свою позолоченную Зиппо. Взглянув на официанта, он заметил, как тот заворожённо смотрел на грудь Нины. — Ты куда вылупился, а? Я тебе сейчас зенки выскребу ложкой. Заказ неси! — А? Да, конечно, — юноша залился краской. — А-а… вы что будете? Токарь покосился на Нину. Девушка с озадаченным видом вертела головой в поисках пепельницы. Казалось, она даже не замечала производимый ею эффект. — Мне всё то же самое. — Токарь захлопнул меню и отдал его официанту. — И пепельницу, если можно, — попросила Нина. — Одну минутку. Когда официант подал пепельницу и удалился, Нина неожиданно спросила: — А почему, собственно, «Токарь»? Это твоя профессия, что ли? Токарь широко улыбнулся, оголив металлические зубы. — Да какая профессия, лапунь? А почему ты только сейчас об этом спрашиваешь? Нина пожала плечами. — Не знаю. Как-то не задумывалась. Или неинтересно было. — А теперь? — И теперь не особо. Просто спросила. Они замолчали.