Токарь, думая о чём-то своём, смотрел в дальний угол кафе. Дышащий на ладан вентилятор тщетно силился победить липкую духоту и разогнать спёртый воздух в кафе. Двое мужчин закончили с супом и переключились на эклеры с чаем. — Токарев потому что, — наконец ответил Токарь. Нина пристально посмотрела на него, прищурившись и наклонив голову набок. Уголки губ насмешливо подернулись. — И все? Так просто? — А чё такого? С подносом в руках вернулся официант. Он торопливо расставил тарелки, стараясь не смотреть на Нину и тем более на Токаря, но всё же, уходя, не удержался и бросил короткий взгляд в глубокий вырез Нининой футболки. К счастью для него, на сей раз Токарь этого не заметил. Нина добавила щепотку соли в суп и вернулась к прерванному разговору. — Мне кажется, прозвище должно отражать сущность его носителя. Его характер. Убеждения. Или профессиональные навыки. Хоть что-то. А так получается какая-то бессмыслица: Токарь — потому что Токарев. — Почему бессмыслица? — не понял Токарь. — «Прицеп» такой дали из-за фамилии, ещё в школе. Так и прижился. Нина зачерпнула ложку супа, попробовала его на вкус. Подумав, прибавила ещё немного соли. — Я неправильно выразилась. Конечно, определённая логика в этом есть. Даже вполне очевидная. Производное от фамилии и всё такое, но, — она снова смешливо посмотрела Токарю в глаза, — не знаю… всю жизнь откликаться на какую-то кличку, которая, по большому счёту, не имеет к тебе никакого отношения. То есть, я хочу сказать, ведь ты уже не мальчик. Тебе не кажется, что в твоём возрасте это как-то несолидно, что ли? Слишком примитивно. Прости, это грубо, я не хотела тебя оскорбить. Давай я перефразирую. В моём понимании, прозвище в первую очередь отличает от имени и фамилии то, что человек сам имеет возможность выбрать его себе… — Я не знаю ни одного пацана, кто бы придумал себе погоняло сам, — перебил Токарь девушку. — Ну пусть так, — согласилась Нина. — Ты прав. Когда кто-то сам выбирает себе кличку, это попахивает нарциссизмом. Но в любом случае, давать прозвища человеку должны люди, которые хорошо знакомы с этим человеком. Кто близок ему по убеждениям, кто хорошо его знает, то есть друзья. Только в этом случае прозвище будет действительно соответствовать его внутреннему миру. — А почему вообще кликуха должна соответствовать внутреннему миру? — Потому что в ином случае в ней теряется всякий смысл, а значит, пропадает и необходимость. Зачем тогда эта замена настоящего имени, которое было дано тебе при рождении, на пустое, бессмысленное прозвище? — Да чё ты прицепилась ко мне с этими прозвищами? Говорю же, с детства привык, вот и всё, — Токарь начинал закипать. — А в шестьдесят лет ты тоже будешь Токарем? — На мгновение на лице Нины появилась с трудом уловимая тень брезгливой иронии. — Хотя о чём я спрашиваю… И прежде чем Токарь успел найти, что на это ответить, Нина провела ладонью по его щеке и улыбнулась ему так, что у него перехватило дыхание. — Не обижайся, пожалуйста, на меня, милый. Иногда мне самой хочется врезать себе по физиономии. — Петухи обижаются. Думай, чё городишь, — вырвалось у Токаря. Нина изумленно на него посмотрела. — Что? — Ладно, проехали, э-э-э, я хотел сказать, это… извини, короче, — уткнувшись глазами в пол, выдавил из себя Токарь. Крайне редко ему доводилось извиняться перед кем-либо. Но Нина и не думала обижаться. Напротив, её губы растянулись в удивлённой улыбке. — Нет-нет. Не извиняйся. Всё нормально. Я просто не совсем поняла, что это значит: «петухи обижаются». Какие петухи? Те самые, которые в тюрьме? Токарь серьёзно кивнул. — А остальные люди, стало быть, не обижаются. А что тогда? — Огорчаются, — ответил Токарь, подозрительно сдвинув брови. Ему казалось, Нина смеётся над ним. — Огорчаются?! — прыснула девушка. — Ты ведь шутишь, правда? Да ладно, серьёзно? Так ведь даже нельзя сказать: «Я на тебя огорчаюсь». Это вообще на каком языке? Так может сказать гастарбайтер, для которого русская речь не родная. И что, если кто-то назовёт тебя обиженным, ты… а действительно, что тогда? — Ебасос ему расшибу. В лучшем случае. Токарь нервно играл желваками, то и дело открывая и закрывая крышку своей позолоченной Зиппо. Но Нина, казалось, этого не замечает. — Это просто фантастика, ха-ха!! Такая разница толкований! — Девушка отщипнула кусочек хлеба, закинула себе в рот и, глядя на Токаря, с переигранным театральным восхищением несколько раз похлопала в ладоши. — То есть ты изобьёшь человека только за то, что он обратится к тебе на нормальном русском языке? Я уж не говорю о том, что за такую «провинность» в принципе людей бить нельзя. Откуда несчастному вообще было знать, что обращаться к тебе можно только на каком-то вымышленном, несуществующем языке? — Кто надо, тот знает, — Токарь закипал. — И потом, чем тебе вообще не угодило слово «обижаться»? На кой чёрт нужно было брать самый подходящий из глаголов, характеризующих это чувство, и заменять его на совершенно неправильное по смыслу слово? Ну хорошо, допустим, лично тебе наплевать на языковые нормы. Но за что же бить того, кто говорит правильно? Тебе-то какая разница? Нина слишком поздно поняла, что перешла за черту дозволенного. Токарь вскочил с места, отшвырнул стул ногой и заорал на всё кафе: — Какая разница?! Один ебёт, другой дразнится!!! От неожиданности Нина вздрогнула. Улыбка медленно сползла с её губ. Мужчины за дальним столиком покосились на Токаря, а официант предпочёл не делать даже этого. С фанатичным усердием он дышал в стаканы, протирал их и ставил на место. Красный, как рак, Токарь стоял неподвижно, буравя Нину своим жутким, свирепым взглядом. И всем, кто присутствовал при этой сцене, было совершенно понятно, что сейчас он борется с желанием разбить красивое личико своей спутницы. В повисшей тишине отчётливо слышалось тяжёлое дыхание Токаря. Он вбирал воздух полной грудью и с шумом выдыхал через ноздри. Так дышит разъяренный бык, растравленный матадором. И когда, казалось, Токарь уже собрался замахнуться, чтобы ударить девушку по лицу, Нина, хлопая ресницами, неожиданно пролепетала: — Прости. Я, наверное, сказала какую-нибудь глупость. То, с какой интонацией она это произнесла и, главное, с какой готовностью попросила прощения, даже не понимая, за что она его просит, мгновенно охладило Токаря. Сама того не зная, а быть может и намеренно, Нина сыграла на древнейшем чувстве, свойственном таким людям, как Токарь. Сладком чувстве господства над женщиной, ибо нет для него в мире ничего более дурманящего, чем женщина, смиренно повинующаяся мужчине. Разумеется, ничего подобного Токарь не подумал. Всю мыслительную работу проделали за него генетические духи предков. Мощный выброс эндорфинов. У Токаря закружилась голова. Ему захотелось обнять эту девочку. На глаза Нины навернулись слёзы. Она виновато улыбнулась и робким кивком головы «попросила» Токаря вернуться на своё место. Он сел. Подбирая какие-нибудь слова, несколько раз причмокнул губами, но так ничего и не сказал. Завтрак они закончили в молчании. Первым заговорил Токарь, когда они перешли к кофе. — Ты пойми, Нинок, на зоне… Он осёкся. Вглядываясь в глаза девушки, Токарь задумался. А надо ли ему вообще рассказывать ей об этом? Ведь понятно — девочка из другого мира. Что, если… как сказать… все эти истории о тюрьме и арестантских понятиях оттолкнут Нину от него? Напугают. Всё-таки он не первый год живёт на этом свете и прекрасно понимает, как девушки вроде Нины относятся к простым пацанам типа него самого. Разве ей объяснишь, что это не он такой, а жизнь такая? Она глупая, хоть и говорит умнo. Для неё жизнь по понятиям — это быдлятство, как они все любят сейчас говорить. Нет, слишком велик риск потерять её. И так уже лишнего наговорил. Чудо, что она вообще ещё не ушла после его выходки. — Да неважно, в общем, — выдохнул он. Нина понимающе кивнула и поднесла к губам чашку кофе. Мимо прошел официант, неся поднос с двумя бутылками пива и какой-то закуской. Он остановился у дальнего столика. Получив свой заказ, двое мужчин глухо чокнулись бутылками. Нина поглядела в их сторону и, улыбнувшись, вдруг предложила: — Может, по пивку? — По пивку? — оживился Токарь. — А чё бы и нет! Эта девочка нравилась ему всё больше и больше. Мало того, что она покорно снесла его оскорбления и к тому же признала себя виноватой, так ещё и нашла способ разрядить обстановку. Ай да умница, ай да золотце! Он махнул официанту. — Ой-ёй, длинный! Принеси-ка нам пару «Хайнекенов»! Давай-давай, любезный, шевели булочками! «А для вас я никто, как и вы для меня…» — с натужным хрипом запел телефон Токаря, лежавший на краю стола. Он скосил глаза на дисплей. Там высвечивалась фотография мужчины с болезненными тенями вокруг глаз и лихорадочным взглядом. Под фотографией моргала надпись: «Братка». — Я ща, — сказал Токарь, вставая из-за стола. Взял телефон, вышел на улицу и только тогда ответил на звонок. 5 — Да, братан, здорoво… пожрать заехал… чё?.. ну, думаю, через часа два — два с половиной буду на месте… Винстон, ты меня совсем за дебила держишь? Помню я всё: приехал, осмотрелся, хуё-моё, короче, не учи папу любить маму. Скажи лучше, когда сам подтянешься?.. Понял. Ты выяснил номер и марку?.. Хорошо. Ладно, давай, мочим разбег. Токарь положил трубку и записал в блокноте телефона: «Черный „МАН“ Н-142-ТУ». Убрав телефон в карман, он посмотрел сквозь грязное оконное стекло кафешки на Нину. Девушка с аппетитом уплетала десерт. Словно почувствовав на себе взгляд Токаря, она посмотрела в окно. Они встретились глазами. Широко улыбнувшись, Нина помахала Токарю рукой. Невозможная белизна её зубов ослепляла даже сквозь толстый слой оконной пыли. Токарь рассеянно улыбнулся в ответ. Он смотрел на Нину и в этот момент испытывал целый вихрь чуждых ему чувств: нежность, волнение и какое-то совсем смутное чувство. Страх потерять Её. И как только Токарь об этом подумал, он вновь вспомнил истинную цель своей поездки.