Читер пожал плечами: – Говорю же, я точно знать не могу. До дороги километров пять осталось, сколько потом вдоль нее – без понятия. – Если пойдем пешком, это плохо. – Почему? – Ты что, не видел, сколько здесь бегунов? Постоянно попадаются. Раз они по этой дороге часто ходят, можно и на крутых нарваться, а у нас нет нормального оружия. Да и стемнеет скоро, ночевать лучше подальше от тех мест, где твари бродят. – Можно наискосок пойти, прямо по полю. Я думаю, нам всё равно потом, по главной дороге, придется в ту сторону идти. Получается, срежем немного. – Ты когда-нибудь по подсолнухам ходил? Я ходила и мне не понравилось. – Тогда напрямик, по рядкам, до лесополосы. Там, обычно, вдоль них грунтовки есть. – Ну пошли. – Подожди, – Читер указал на приближающуюся парочку: – Надо этих ребят успокоить. – И оставить их на дороге их валяться? Крутой мертвяк наткнется на трупы, покушает, задумается над причинами смерти и начнет нас искать. А тебе это надо? Пусть по нашим следам пробегут, свой запах оставят, это может обмануть крутых, тут всё мелкими тварями пропахло. Читер намотал на ус очередную нехитрую хитрость этого мира. Ведь и правда простое рассуждение, но почему-то сам не догадался. * * * Заночевали в оригинальном месте – громадном автобусе. Ни вещей, ни останков пассажиров – полностью пустой. Транспорт для широких трасс зачем-то загнали на узкую грунтовку, с которой он слетел в неглубокий овраг, и там встал до того ровно, что не верилось в случайность. Если б не следы по краю, можно предположить, что с вертолета на тросах аккуратно спустили. Водитель после этого пропал, оставив двери открытыми. Киска первым делом их закрыла, пояснив: – Комары налетят, здесь всё нараспашку. Да и запах от нас не разойдется. Окна тоже прикрой. – Понял. – И консервы открой. Я жрать хочу, умираю. – Сама могла бы открыть, кухня – территория женщин. – Считай, что я агрессивная феминистка. Значит, никогда не беси меня указаниями на то, где место женщине. – А ты правда агрессивная феминистка? – Нет, я еще хуже. С консервами и прочими припасами чуть конфуз не случился. Вспомнили о том, что еды нет, уже на самой окраине города. Хорошо, что именно там подвернулся последний магазинчик и удачно, что он торговал, несмотря на отключившееся электричество. Правда, продавщица там выглядела неадекватно, ну да какая разница, пусть хоть в мертвячку превратится, лишь бы на выборе товара это не сказывалось. Киска, мастерски наворачивая холодную тушенку при помощи одного лишь неказистого ножичка, жуя, невнятно спросила: – Может, расскажешь? – Что? – Что-что… Не прикидывайся шлангом. Зачем я тебе нужна? Что такое интересное надо рассмотреть, что ты за это готов тысячу отвалить? – Тысяча, это не так уж много. – Немного? Издеваешься? Да мне за рачком всю ночь постоять и двадцатой части никогда не предлагали и не предложат. Нет, я, конечно, не великое сокровище, это понятно, но, как-то, обидно. Что там за извращение у тебя? Что может потянуть на целую тысячу? – В прежней жизни у меня был лук. Он стоил несколько тысяч. – Звиздишь. – Это еще не самый дорогой лук. – Я знаю, сколько могут запросить за путёвое оружие. И знаю, что у новичков столько бабок не бывает. Да и ты парень, тебе труднее, чем, допустим, мне, зарабатывать. Ну, чего вытаращился?! – Я на тебя не смотрю. – Косишься, я же вижу. Не нравится, что сказала? А как еще, по-твоему, зарабатывать новеньким? Вам, парням, сложно, но нам еще сложнее. Биология, Читер, против нас, ведь мы от природы слабее мужиков, а здесь слабым выживать тяжело. – Везде тяжело. – Здесь тяжелее. Ну так что, так и думаешь молчать? – Как придем, сама все увидишь. – Темнишь ты. – Ну хорошо, уговорила. Там будут земля, трава и кусты. Среди них маленько споранов рассыпано, гороха и всякого добра, по мелочи. Всё это надо будет собрать. Ты говорила, что для тебя это несложно. – Откуда оно там взялось? – Там был тайник. Мой тайник. Вещички свои припрятал и заминировал. Один нехороший человек меня убил, потом сунулся в тайник и подорвался. Думаю, там всё разлетелось. – Да тут и думать нечего. Но ты опять темнишь. – В чем? – Если мне тысячу готов отвалить, сколько тогда там, вообще, хранилось? У тебя и тысячи быть не может. Темнишь ты, Читер, не всё рассказываешь. – Ты тоже не всё, и что с того? Это нормально, мы ведь с тобой не муж и жена, чтобы всем делиться. – Про мужа и жену больше ни слова. – А что не так? – Да всё так. Только потом слово за слово, и потянется всякая романтика. Ты сутки не мылся по тридцатиградусной жаре, вот какой мне интерес перепихиваться с вонючим парнем? – Про тебя могу сказать то же самое. И вообще, расслабься, я на тебя не претендую. У меня девушка есть, любимая. Я ей не изменяю. Так что, за свою драгоценную невинность можешь не переживать. – Невинность? А что это, вообще, такое, и почему за нее надо переживать? Да ты реально мутный, ведь откуда у новичка любимая девушка, да еще такая, какой изменять не захочется. Новеньким ведь только самые дешевые шлюхи дают, да и то раз в месяц. А в пати чего не идешь? – Слушай, я тебе уже объяснил, что уже состою в пати и покинуть его не могу. – Да ты конкретно мутный. В чем твой подвох, Читер? – Нет никакого подвоха. – Да ты сплошной подвох. У меня уже спортивный интерес. Вот ты мне скажи, почему я, вообще, согласилась с тобой пойти? – Тебе интересна тема про тысячу споранов. – Нет. То есть, да, интересно, конечно, но ты интереснее. У тебя на одиннадцатом героическая человечность. Это как, вообще? Откуда ты столько ее набрал? И раз ты такой герой, то, по идее, положительный человек и подставлять не должен. Да и какой смысл со мной что-то делать? Сдать мурам на ферму? Так у меня всего две почки, а не десять и я всего лишь семнадцатая. Водку будешь? – Нет. – А я буду. – Нам вставать рано. – Я и после литра встану, а планирую только три глотка. Точно не будешь? – Сказал же – нет. – Так откуда столько человечности набрал? – Оттуда же, откуда твою тысячу споранов. – Ох и мутный… – Как спать будем? Я в том смысле, что по очереди надо, или без часовых перебьемся? – А сам как думаешь? – Думаю, без часовых нормально. Если мелкие мертвяки найдут, забираться к нам им придется долго, нашумят, проснемся. Если кто-то серьезный, часовой против него ничего не сделает, мы ведь без нормального оружия.