– Пожалуйста, пожалуйста! – растерялся тот, ошеломленный таким поворотом событий. Куделинский сел. – Откройте, – показал он слуге на одну из стоявших на столе бутылок с вином. – Положительно ничего не может быть тоскливее, – обратился он вдруг к Кобылкину, – этого ожидания поездов! – А вы далеко изволите ехать? – Н-да, порядочно… Много еще впереди вот таких буфетов; страх берет просто! – засмеялся Куделинский. – Действительно, эти буфеты, доложу я вам, дадут себя знать… А вы здешний изволите быть? – вдруг спросил Кобылкин. – Нет! Разве здесь можно жить? – Отчего же-с! Местоположение чудесное… простота… воздух… – Может быть, может быть, а только не для нас, столичных жителей, все эти деревенские прелести. – Так вы из Петербурга? – Да, а разве это вас удивило? – Нет-с, чему же удивляться?.. К слову я. Простите за любопытство, ведь вы, кажется, от скорого отстали? – Да, – спокойно подтвердил Куделинский. – То-то я вас как будто приметил, когда вы из вагона выходили. Изволили провожать кого? – Да и нет. Тут новобрачные в свадебное путешествие отправились, я у них шафером был… И представьте себе такой случай! Они, молодые, на скором, а на курьерском отправляются почти вслед за ними двое моих приятелей. Разница всего два с половиной часа, но они ни за что не хотели ехать на скором, а мы условились отправиться все трое вместе… – И вы выбрали золотую середину? – улыбаясь, перебил его Кобылкин. – Вот именно! – воскликнул Куделинский. – Я проводил молодых и остался здесь поджидать добрых друзей. – Значит, вы не в Петербург? – Ни-ни! На курьерский – и в благословенные края нашего юга. Пока он говорил, в голове Мефодия Кирилловича вдруг созрел рискованный план. – А позвольте спросить, – вдруг серьезно произнес он, – ведь вы будете Куделинский Станислав Федорович? Как ни велико было самообладание Куделинского, он вздрогнул и побледнел. – Да, это мое имя… – пробормотал он. – А вы откуда его знаете? – Я-то? – засмеялся собеседник. – Я многое знаю. – Но кто же вы такой? Я предполагал, что разговариваю с одним из здешних жителей. – Нет… изволили ошибиться. Я не из Любани… Я – Кобылкин, Мефодий Кириллович Кобылкин; может быть, слыхали? XVIII Навстречу гибели Назвав свое имя, Мефодий Кириллович уставился на собеседника, ожидая, какое впечатление произведет оно на него. – Да, слыхал!.. – беспечно ответил Станислав. – Еще бы не слыхать, если только вы – тот, чью фамилию и имя назвали. Кобылкин – всероссийская знаменитость, русский Лекок, гроза всех темных сил… Приветствую вас… очень рад познакомиться! – Благодарю. А Козодоева, Евгения Николаевича, вы не знали? – Козодоева? Евгения Николаевича? Как же! Даже был его клиентом! – А не знаете, кто его убил? – Откуда же мне знать? – просто ответил Куделинский. – Слышал я, что у него был какой-то подозрительный субъект в вечер перед его смертью. По всей вероятности, он и… и виновник злодеяния. – Ну, нет! Убийц-то было трое… и еще одна женщина. – Вот как? Чего же тогда дремлют власти? Скажите, известны имена убийц? – Известны. – Не секрет, кто они? – Ну, это, положим, интереса не представляет. – Нет, как же… я надеюсь, что по возвращении найду в газетах подробный рассказ о поимке этих злодеев… Но как мне ни жалко, а я должен прервать наш разговор, – поезд! Позвольте откланяться, господин Кобылкин! Станислав Федорович вежливо поклонился и пошел к билетной кассе, помещающейся в том же буфетном зале. – Ой, ой, ой, – шептал ему вслед Кобылкин, – я перестаю что-либо понимать… Разве можно так играть с огнем? Непостижимо! Ведь всякому актерству есть мера… Он проследил, как Куделинский взял билет и вошел в вагон. Когда поезд ушел по направлению к Москве, Кобылкин руками развел и почти вслух произнес: – Ничего, хоть убей, ничего не понимаю. Сбит, со всякого панталыку сбит! Ах, старая кляча! Шел как будто верным путем, и вдруг тупик… стена выросла! Однако нет ли в этой стене лазеечки? А ну-ка, старина, попробуем поискать! – Он подошел к билетной кассе. – Куда брал билет последний пассажир на курьерский? – спросил он у подсчитывавшего деньги кассира. – Этот молодой-то, красивый такой?.. Куда? Сейчас этот вопрос решим. У нас для курьерских пассажиры редки… вот запись проданных билетов. Куда? В Москву белокаменную, – и кассир простер свою любезность до того, что даже сообщил номер взятого Куделинским билета. Кобылкин поспешил записать его. – А вы интересуетесь этим пассажиром? – продолжал болтать кассир. – Должник он моему хозяину, – соврал Кобылкин, – так от исполнительного листика удирает. – Ага! Вот оно что! А какой с виду обстоятельный! – То-то был я на телеграфе, когда ему телеграмму вслед из Петербурга подали… – Какую телеграмму? – воскликнул почуявший что-то Мефодий Кириллович. – Из Петербурга? – Какую – не знаю, – ответил словоохотливый кассир, – а только как получил он ее, в лице переменился: побледнел и на воздух запросился. – Так, так, на воздух… А вы, почтеннейший, чайку со мной не разделите? – вдруг свернул в сторону Кобылкин. – Уж и не знаю как. – Беленького? – подмигнул Мефодий Кириллович. – Приду! – решил кассир. Минут через пять он уже сидел за занятым Кобылкиным столом. Перед ними стоял объемистый графинчик, слуга расставлял пирожки, бутерброды и прочую снедь. – Так вы, милостивый государь, интересуетесь содержанием телеграммы, посланной вслед этому пассажиру? – спросил кассир. – Уж так интересуюсь! – признался Кобылкин. – Может, московский адресок там. – Узнать, конечно, никак нельзя: строжайшая тайна, – ответил уже захмелевший кассир, – но если вам так желательно, можно… – Нельзя ли, драгоценнейший? Прямо обяжете! – А вот попробуем! Павлуша, – обратился он к слуге, – подь-ка, милый, в контору… вызови оттуда к нам Слесарева Якова с телеграфа. Скажи, на пару минут… да так шепни, чтобы начальник не заметил. – На чаек будет! – поддержал своего собеседника Кобылкин. – Постарайся, сердечный! Павел ушел и вскоре вернулся с молодым, чернявым, нагловатого вида телеграфистом. – Это вы меня? – спросил он у кассира. – Я, я! Присаживайся, Яша, выпей рюмочку, дело есть…