Гребнев уселся и взялся за билеты. – А барин-то этот, что с Вишеры сел, – заговорил он между делом, – как забился в угол, так и сидит. – Это во втором классе? – Да, я его и тревожить не стал… Ребята на том конце дремлют, – сообщил он про товарищей. – Вот я их в Ушаках разбужу, – погрозил Исполатов. – Ну, брось болтать, займемся делом: в Ушаках контроль может сесть! Они углубились в работу. Пассажир бородач, едва только Гребнев вышел, принялся за спавшего. – Тяжел, проклятый, – бормотал он, поднимая его, – только мне и впору. Однако хлопанье двери в другом конце вагона остановило его и заставило выглянуть в узкий проход между сиденьями. Прямо к ним шел невысокого роста мужчина. – Скорее, Володька! – крикнул бородач, увидав его. – Готово разве? – проговорил тот, подходя. – Готово, все почти! Как только он вошел, я ему губку с хлороформом… поезд еще на станции был, а он уже, пьяный от хлороформа, спал… И судорог почти не было. Вот как у нас!.. Тебе бы, Марич, не управиться… – Где уж мне против Квеля! – усмехнулся подошедший. – Бедный Кобылкин! Вот тебе и всероссийская знаменитость… – Ну, не философствуй. Как только я его выволоку на площадку, а оттуда… Квель не договорил, но выразительным жестом показал, что произойдет на площадке. – Зачем это? – произнес Марич, поморщившись. – Как зачем? На полуделе, что ли, останавливаться? В случае чего все на несчастный случай свалить можно. Ты помнишь, что нужно делать? Сядь, уткнись носом в угол и не дыши, пока я не приду. Так ты за него для кондукторов и сойдешь… – Знаю я, говорили ведь!.. А если кондуктор? – Если оттуда, – кивнул Квель в противоположную сторону вагона, – задержи… Ну, закуражься, что ли. – А если с той? – указал Марич на двери с их конца. – Не твоя беда! Я уже сказал, что подготовил почву. Если там кто войдет, так подумает, что я пьяного товарища на воздух вывожу. Понял?.. Квель подхватил несчастного Кобылкина за талию и поволок к дверям. Очутившись на площадке, злодей не сразу принялся за свое страшное дело. – Сядь-ка, посиди напоследок, – бормотал он, усаживая бесчувственного Кобылкина на откидную скамейку. Оставив свою жертву, Квель перепрыгнул на площадку соседнего вагона и, приоткрыв дверь, заглянул вовнутрь. В вагоне никого не было. – Ну, теперь раз-два, и все будет благополучно, – прошептал он, возвращаясь назад. – Полезай-ка, братец! – приподнял он Кобылкина. – Сам виноват, зачем в чужие дела нос суешь. Квель рукой откинул подвижной барьер площадки. Поезд мчался, и в грохоте его тонули все звуки: и свист ветра, и шум деревьев, и, наконец, слабый страдальческий стон, вдруг вырвавшийся из груди несчастного. – А, просыпаться на морозе начинаешь! – фыркнул убийца. – Тогда поспешим… Нет, не сюда, не сбоку, а под колеса прямо… так вернее будет! Квель присел и поднял свою жертву, но в это мгновение сильный толчок в спину сбил его самого с площадки. Он выпустил Кобылкина, так что тот отлетел далеко в сторону, но сам при падении сумел ухватиться за ступеньку и повис в воздухе. – На помощь, помогите! – раздался его отчаянный вопль. На площадке всего лишь на мгновение вспыхнул огонек спички, но, как ни слаб он был, Квель ясно увидел склонившееся над ним бледное лицо Куделинского. – Станислав!.. Ты… меня! – в ужасе, не веря своим глазам, закричал он. – Станислав! Спаси… руку!.. Никто ему не ответил. – А, ты так! – крикнул Квель. – Хорошо же! Он сделал нечеловеческое усилие, чуть чуть приподнялся и стал коленом на нижнюю ступеньку вагона. Теперь он почувствовал себя спасенным, так как, пользуясь точкой опоры, легко мог взобраться на площадку. Но несколько пережитых им страшных секунд истощили его силы, и он не мог без отдыха сделать последнее спасительное для себя движение. Когда же он захотел подняться, что-то со страшной силой ударило и сорвало его с подножки. Поезд вихрем пролетел мимо одной из станций, на которой по расписанию не назначено было остановки, и Квеля сшибло краем платформы. Как раз в это время на площадке заблестел огонек. Это неугомонный Гребнев, беспокоившийся, как бы чего не случилось с замеченными им нетрезвыми пассажирами, пошел взглянуть на них. Он сразу успокоился, увидав приткнувшегося в углу пьяненького. – Эй, земляк, – ткнул он его в плечо. – Пошел прочь! – прорычал тот. – Прочухался? – засмеялся Гребнев. – А товарищ твой где? – Тут где-нибудь… никуда не делся… – То-то «тут»! К Ушакам идем; там вам слезать. – Без тебя знаем, – последовал ответ, – слезем, когда нужно будет… – Ну, смотри же, не проворонь станции, не-то вдвое до Тосны заплатишь!.. Успокоенный Гребнев пошел дальше. XX Зловещий гость Дерзко задуманный план устранения Кобылкина, как чаще всего бывает в жизни, удался, по крайней мере с внешней стороны, именно потому, что он был неимоверно дерзок. Драма, разыгравшаяся под грохот поезда, осталась известной лишь тем, кто принимал в ней участие. Кондуктор Гребнев и не заметил даже, что в Ушаках сошел с поезда только один из любанских пассажиров, другого же – бородача – нигде не было видно. Он придал всей этой истории столь малое значение, что даже не сообщил о «пьяненьких» старшему. Да и немудрено было. Ни от одного из дорожных сторожей не было получено донесения о каких бы-то ни было происшествиях на их дистанциях. Двое сброшенных с поезда людей канули без следа, и даже слуха не было о том, что найдены их трупы. Так промелькнули дни, недели, прошел целый месяц. Граф и графиня Нейгоф вернулись в Петербург. – Однако Настя выказала вкус! – сказала вскоре после приезда графиня, любуясь новой, изящно обставленной квартирой. – Тебе нравится? – спросил Михаил Андреевич. – Ну не совсем. Я, конечно, все это переделаю по-своему, но пока все-таки недурно. Настя сияла, слушая похвалы своей госпожи. – Да я уж, ваше сиятельство, старалась, как могла, – рассыпалась она. – Спасибо, Настя! – ответила Софья. – Скажи, никто нас не спрашивал? – Никто, ваше сиятельство. – За все время, пока нас не было? – Так точно… Станислав Федорович, господин Куделинский, были, но только один раз. – Ах, этот Куделинский! – с досадой протянула Софья, заметив, что муж сморщился при упоминании этой фамилии. – Настя, окажите мне услугу! – Прикажите, ваше сиятел…