Всего три недели назад вместе с новым напарником, инспектором Эриком Лораном, он вспоминал свои старые дела. Некоторые успели стать легендарными. Например, дело Отто Маннеринга, выдающегося музейного вора: Лайонел определил профессию, образование и возраст преступника по картинам, которые тот украл. Еще был случай, когда в водохранилище к северу от Лондона нашли тело юноши, разрубленное пополам. Лайонел тогда не просто установил, что это останки двух разных людей, но и показал, что верхняя часть туловища на самом деле принадлежала девушке, но была замаскирована под мужское тело. – А с чего все началось? – спросил его Лоран. – У тебя было Первое Дело, после которого ты решил стать детективом? – Да, было. – И Лайонел рассказал историю, которую рассказывал уже сотни раз. Я был сиротой, говорил он. В сиротском приюте Святого Варфоломея со мной обращались жестоко, и однажды я решился сбежать. Мне было десять лет. Я прошел около восьми миль, дошел до вспаханного поля и на его краю, возле канавы, заметил кучу земли. Она казалась свеженасыпанной. На ней лежала роза и детская игрушка. Я счистил верхний слой земли и увидел лицо мертвой девочки, смотрящее на меня из комьев глины. Это была моя первая встреча со смертью. Я ринулся к ближайшей дороге и еще несколько миль бежал не останавливаясь. Спустя час меня поймали и вернули в приют. Поскольку у меня и так были неприятности, я никому не сказал, что нашел труп. И только в семнадцать лет, когда я уже покинул приют и жил в Лондоне, одним дождливым воскресным днем я загорелся желанием распутать это дело. Никаких сведений о пропаже ребенка в то время и в том районе не нашлось. Я съездил на день в приют, ненадолго заглянул в комнаты, в которых прошло мое детство, но то самое поле я найти не смог и вернулся в Лондон ни с чем. Конечно, я понимал, что девочку наверняка убили ее же родственники или опекуны и потому не сообщили о ее смерти – это был единственный возможный сценарий, – но я так никогда и не узнал, кто она и почему ее похоронили втайне. Лоран погладил бороду. – Интересное дело, – только и сказал он в ответ. И собеседники сошлись на том, что стоит хоть раз побыть детективом – и тебя затянет как наркотик. В самых таинственных преступлениях – из-за которых не спишь по ночам – оставалась загадкой не личность преступника или его метод, а смысл содеянного. Так и с этой тайной. Мертвое тело на его кровати может значить что угодно, и, пока он не узнает правду, он не найдет покоя. И только сейчас, думая об этом, он вспомнил о фотографии, которую получил два дня назад. Он достал конверт, вынул фотографию и положил ее на кухонный стол. Фотография фотографии его самого: молодой и непохожий на себя нынешнего, он выходит из дома и поворачивает налево. Что бы это могло значить? И связана ли фотография с телом на кровати? «Надо рассуждать логически», – сказал он себе. Если смысл фотографии – зафиксировать тот короткий, ограниченный фрагмент действительности, когда она была создана, то что фиксирует фотография фотографии: тот же фрагмент действительности, тот же отрезок времени? Или это уже комментарий к оригинальному изображению, сатирический или критический? Цель – привлечь внимание к фотографии как к реальному физическому объекту – россыпи серебряных точек в слое желатина, будто кто-то говорит: «Смотри, что я нашел»? Или кто-то сделал фотографию, потому что не знал другого способа сделать копию? Лайонел закрыл глаза. Эти вопросы уже утомили его. И тело, и фотография казались неразрешимыми загадками, зацепок не хватало, чтобы разгадать хотя бы одну из них. Ему до смерти захотелось раскурить трубку, хотя он бросил курить уже несколько лет назад. Кто-то хлопнул по столу – он открыл глаза и увидел, что над ним склонился инспектор. – Просыпайся, Мун. Ты еще не закончил. Ты определил двух подозреваемых, вот и займись ими. Лайонел ничего не ответил. В этот момент он услышал знакомый звук шагов: кто-то поднимался по лестнице. Это была миссис Хашеми, детектив узнал ее походку. Он так и видел, как она идет: ее рот – выразительный, всегда приоткрытый в улыбке, если только не занят беседой, – разевается, хватая воздух, на каждой ступеньке. Вот она останавливается на площадке второго этажа и закуривает сигарету – и точно: звук шагов смолк, подтверждая его правоту. Он подумал, что, зная ее, сумеет по ее реакции догадаться, вовлечена ли она в преступный сговор: обрадуется она, удивится или забеспокоится, увидев его дома в столь неожиданное время? – Преподнесу ей сюрприз! – Вот это правильно! – Гуд хлопнул в ладоши. Лайонел подкрался к двери и выждал. Когда миссис Хашеми подошла поближе и вот-вот должна была пройти мимо, он высунул голову в дверь и огляделся. Он пытался делать вид, что ждет кого-то. Увидев ее, он вежливо улыбнулся и пожелал ей хорошего дня. Она нахмурилась и пробормотала: «Ох уж эта лестница. Чертова лестница». Никакого беспокойства, настроение хорошее, как всегда. Лайонел молча кивнул и вернулся в квартиру. С этим разобрались. Домовладелица ни при чем. Это открытие не удивило его. – Молодец, Мун, – сказал инспектор Гуд. – А теперь иди и разберись со второй подозреваемой. Лайонел хотел понаблюдать, как Ханна работает, хотя бы пару минут. Она была девушка робкая, и если уж отдала ключ от его квартиры кому-то постороннему, то не сможет скрыть свое беспокойство, будет постоянно смотреть на часы и оборачиваться при каждом звуке. Но риск попасться был слишком велик. Так что пришлось прибегнуть к маскировке: он прикрыл свою лысеющую голову париком с ярко-рыжими кудрями и достал с нижней полки шкафа длинный черный плащ. Этого хватит, чтобы остаться неузнанным в темном коридоре, а на большее он и не рассчитывал. Нет ничего более нелепого, часто думал он, чем тщательно замаскированный детектив. Ему становилось неловко при одной мысли об этом. Он потихоньку прокрался из своей квартиры и встал на верхней лестничной площадке. Было слышно, как внизу по полу елозит мокрая тряпка. Он осторожно спускался по лестнице, стараясь издавать как можно меньше шума. На середине пути он остановился и пригнул голову: отсюда можно было разглядеть Ханну в конце коридора первого этажа. В руках она держала швабру и, напевая себе под нос, механически возила ею взад и вперед. «Не похоже, что она нервничает и беспокоится». Но с такого расстояния нельзя было сказать наверняка. Он ринулся вниз по лестнице и на улицу, словно куда-то торопился, и взглянул на нее, пробегая мимо. Но впечатление не изменилось. Она казалась расслабленной и даже не повернула голову при звуке его шагов. Он почти столкнулся с инспектором Гудом, стоявшим на тротуаре около почтового ящика. – Она тоже ни при чем, – сказал Лайонел. Гуд уперся руками в почтовый ящик у себя за спиной, запрыгнул на него и уселся, болтая ногами в четырех футах от земли. Только мертвец может похвастаться такой ловкостью. Он взглянул на Лайонела сверху вниз. – Тогда подумай, нет ли других подозреваемых. Лайонел Мун вернулся к себе и стал ходить по комнате. «Кто же еще это может быть?» У миссис Хашеми был друг, владелец цветочного магазина на углу. Лайонел часто сталкивался с ним, когда тот поднимался в ее квартиру с букетом в руках. Руки его были покрыты татуировками – следами другой жизни, но он всегда казался Лайонелу дружелюбным и, по всей видимости, безобидным. Он остановился: откуда-то поблизости раздавались звуки фортепиано. На мгновение он замер. Казалось, они доносились от кого-то из соседей. Должно быть, это мистер Белл. На цыпочках он подкрался к стене и прижался к ней ухом. Было слышно, как поскрипывали половицы, и он понял, что за стеной не играют на фортепиано, а слушают граммофон. Движение прекратилось, и Лайонел представил абсурдную картину: с той стороны к стене прильнул сосед. Внезапно раздался громкий стук в дверь квартиры Лайонела. Он настолько сосредоточился на музыке из соседней квартиры, что не расслышал шагов на лестнице. Посетитель постучал снова, на этот раз громче. Лайонел застыл около стены и старался не дышать. Затем он услышал звук удаляющихся шагов, но они были очень быстрыми, и он не понял, куда направился непрошеный гость – вверх или вниз. Он подошел к кухонному столу и положил на него револьвер, дулом от себя. Потом сел. Он ждал: чутье подсказывало ему, что гость еще вернется. С этого места просматривалась вся комната, и пистолет был под рукой. Он был немного разочарован, что дело, похоже, подходило к финальному акту, а он не успел разгадать загадку. Но подобные разочарования теперь случались часто: приближалась отставка, скорость мысли была уже не та. Следующая минута тянулась долго. Инспектор Гуд не появлялся. Вскоре гость вернулся – на этот раз с домовладелицей. Он сразу узнал ее походку. Последовало несколько ударов в дверь, а затем – пауза. Тишина. Безмолвие. Потом он услышал, как миссис Хашеми, испуганно рыдая, возится с замком. Услышал протяжный скрип открывающейся двери – и внутрь зашел мужчина. Это был его новый напарник, инспектор Эрик Лоран. Лайонел так удивился, что его рука инстинктивно потянулась к пистолету. Но это движение было столь осторожным, что его никто не заметил, и Лоран с домовладелицей проскочили мимо в спальню. Никто не обратил на него внимания. Он услышал, как Лоран произнес: «Он мертв», – и за этими словами последовал полный ужаса крик домовладелицы. Они вышли из комнаты, торопливо переговариваясь и даже не посмотрев в его сторону. – Пожалуйста, позвоните врачу, – сказал Лоран. – Похоже, это убийство. Вот, доктор Пёрвис, мой знакомый. – Лоран записал на клочке бумаги телефонный номер и протянул его миссис Хашеми. – Скажите ему, что умер Лайонел Мун. Она выбежала из комнаты. На Лайонела накатило запоздалое холодное осознание, и тут он понял слова своего напарника. Он встал, пистолет тяжелым грузом лежал в его руке. – Лоран, – позвал Лайонел. Напарник не обернулся. Лайонел подошел к нему и помахал рукой у него перед лицом. Но Лоран не замечал его. Он прошел в спальню и уставился на кровать. В отчаянии Лайонел последовал за ним. Тело и раньше показалось ему знакомым, но только сейчас он узнал в нем себя. Слишком неузнаваемо раздулось лицо, да и шрамы сбили с толку. Он забыл, что, когда он еще был ребенком, в приюте случился пожар. Здание выгорело дотла. А еще его поразило, насколько старше своей фотографии он выглядел. «В раю тебе дозволено забыть о страданиях жизни, а в аду ты обязан их помнить». Лайонел решил, что раз он забыл о пожаре, то это хороший знак. Кое-что еще пришло ему на ум, и он вернулся в гостиную. Лоран словно следовал за ним. Та чертова коробка шоколадных конфет, которую он получил в понедельник утром, так и стояла на кухонном столе незамеченной. Прошлой ночью, вернувшись домой поздно и слегка навеселе – они с Лораном выпили немного виски, чтобы отпраздновать раскрытие дела, – он забылся и съел одну конфету. Или даже не одну? Он посмотрел в открытую коробку: нескольких конфет недоставало. «Глупость, – подумал он. – Глупость, непростительная ошибка». Но кто мог послать ему отравленные конфеты? И открытку с X, символом поцелуя? Стоило одной загадке разрешиться, как появилась другая. Он перебирал в уме подозреваемых, размышляя, у кого найдется мотив и возможность, кто мог знать его привычки, знать даже о его тяге к сладкому. И на сей раз его озарило. Он подошел к окну. Женщина из квартиры напротив пряталась за занавесками, незаметно поглядывая на его дом. Она знала, что здесь происходит, и наблюдала за развитием ситуации. Он вспомнил ее болезненного сына, и у него внутри все похолодело. Месяцами – а может, и годами, он не знал точно, – эта женщина травила собственного ребенка. А Лайонел Мун видел это все и ни о чем не догадывался. Что она подмешивала в еду? Крысиный яд или средство от сорняков? Он слышал такие истории. Должно быть, ее раздражало, что Лайонел постоянно наблюдал за ней, и она в конце концов решила избавиться от него. Для собственной безопасности. Наверное, она положила в конфеты тот же яд – конечно, увеличив дозу? «Другого объяснения нет». Позади кто-то откашлялся. Лайонел обернулся. Это был инспектор Гуд, его покойный друг и бывший напарник. Он подошел к Лайонелу и снял с его головы рыжий парик, о котором тот совсем позабыл. – Там, куда ты направляешься, нужно выглядеть достойно, – сказал Гуд. – Пойдем. Они вышли из квартиры, оставив инспектора Лорана одного в комнате, полной улик, ложных и настоящих, наедине с тайной, которую предстояло раскрыть. Выходя из квартиры в последний раз, Лайонел Мун более всего сожалел, что так и не узнал, почему два дня назад кто-то прислал ему фотографию фотографии и что это могло значить. Седьмая беседа «Выходя из квартиры в последний раз, Лайонел Мун более всего сожалел, что так и не узнал, почему два дня назад кто-то прислал ему фотографию фотографии и что это могло значить», – Джулия Харт закончила читать рассказ. Она опустила рукопись. Грант Макаллистер посмотрел на нее. – Ну что же, – сказал он. – Вот и все? – Да, – ответила Джулия. – Последняя тайна в книге остается нераскрытой. – По крайней мере, он раскрыл собственное убийство. – Это верно. Вам не кажется, что этот рассказ вызывает несколько иные чувства, чем остальные? – Возможно. – Грант поразмыслил над вопросом. – Хотя вся разница только в наличии сверхъестественного. Я уже упоминал ранее, что это не запрещено. – Но мне кажется, вы поступили нечестно по отношению к читателю. – Ее голос звучал обвиняюще. – Может быть. – Грант пожал плечами. – Но этот рассказ иллюстрирует случай, когда множество жертв пересекается с множеством детективов. Ранее мы рассмотрели случай, когда пересекаются множества подозреваемых и детективов, а также вариант, в котором пересекаются множества подозреваемых и жертв, так что было довольно очевидно, каков будет следующий шаг. Но, хотя теоретически определение допускает пересечение этих множеств, его довольно трудно осуществить на практике. – Поэтому вы ввели элементы сверхъестественного?