Глава 13 Большая часть утра ушла на поиски Харлингена — он находился в суде, объяснила Дайна по телефону, но не знала, в каком именно, — а потом, когда миссис Нэпп отыскала его на основании этой скудной информации, на ожидание его приезда в контору. К этому времени Мюррей положил в досье Ландина последние материалы и сделал несколько сокращенный его обзор. Они с Харлингеном провели долгое время за этим обзором. Было ясно, что некоторые пункты в нем, особенно примечания к тому, что говорил Шрейд, не особенно нравятся Харлингену. Это не значит, поспешил он заверить Мюррея, что агентство «Конми — Керк» плохо делает свою работу. Наоборот, работает оно замечательно. В конце концов, собранный Мюрреем материал сделал ясной линию атаки Лоскальцо. Пять прежних его задержаний — вот мотив Миллера для дачи непомерной взятки, и это станет плацдармом. Потом Миллер заявит, что задержание подставного лица было произведено в то время, когда рядом с Ланденом не было Бенни Флойда. Затем Шрейд даст показания о своей роли в этом деле, и на этом все. Да ведь отчет агентства, в сущности, представлял собой план ведения дела обвинением! Однако сложность заключалась в том, что знание линии атаки противника не обеспечивает автоматически защиты от нее. Взять, к примеру, элемент времени. Если Лоскальцо нужно доказать, что сделка была заключена в то время, когда Ландин был с этой шлюхой Хелен, ей придется выступить свидетельницей, правда? Она единственная, кто может подтвердить алиби Ландина, так ведь? — Ну и что? — спросил Мюррей. Он с удовольствием ждал, когда получит слово в этом обсуждении… — Готов держать пари, что присяжные, едва увидев Хелен, оценят ее привлекательность, как и Ландин. — Это не значит, что поверят ее словам. Да и вел я речь о другом. Представляете, как это подействует на Рут? Это будет ужасно. Я даже не знаю, позволит ли мне Арнольд вывести эту женщину на свидетельское место. Нужно будет поговорить с ним. И с этой женщиной. Возможно, она… Мюррей сильно встревожило то, как из его карт был выдернут козырь. — Постойте, — заговорил он. — Что касается Ландина, нет смысла делать из этого проблему, пока дело не будет собрано полностью, и тогда он сможет увидеть, что у него нет выбора. А что касается Хелен — думаю, вам пока что не следует ее трогать. — Почему? — Потому что положение с ней несколько сложнее, чем я мог бы обрисовать его. Дело здесь деликатное. Харлинген покачал головой: — Не понимаю. — Видите ли, у Хелен есть муж. Возможно, он был там в тот день вместе с ней и Ландином. Харлинген сразу повеселел. — Ну и что? По-моему, это замечательно. Лучше быть не может. Это дает нам подтверждающего свидетеля и, вне всякого сомнения, доказывает, что Ландин и эта женщина… — Нет, не доказывает. — Нет? — Если бы вы видели этого старого хрыча, то поняли бы, что я имею в виду. Он лет на сорок-пятьдесят старше ее и похож на гриб-поганку, только еще ядовитее. Интуиция подсказывает мне, что он получает удовольствие, подглядывая в замочную скважину. — Господи! — произнес адвокат. — Это еще не все. Еще он из тех типов, которые слегка несдержанны в разговоре. Что могут разойтись на свидетельском месте и превратить все в посмешище. Как свидетель он был бы ужасен. Конечно, поскольку я знаю теперь, как держаться с ним и с этой женщиной, то могу неплохо управлять ими. Вот почему я думаю, что лучше предоставить их мне, пока не возникнет необходимость вашего вмешательства. Харлинген походил на человека, который обнаружил особенно отвратительную змею, обвившуюся вокруг его руки, и еще не опомнился. — Да, — сказал он. — Понимаю, что вы имеете в виду. Если вы с ними в хороших отношениях, я не хочу этому угрожать. — Сожаления в его голосе не слышалось. — И в конце концов, — продолжал он с нарастающей уверенностью, — если показания дает женщина, она не обязана объяснять в подробностях, что происходило, так ведь? Она может сказать, что Арнольд старый знакомый. Что он заглянул на чашку кофе. По крайней мере мы избавим от страданий Рут. — Только вот что еще, — вкрадчиво заговорил Мюррей. — Женщина, о которой идет речь, — знойного вида, рыженькая, лет двадцати, и фигура у нее — ну, мягко говоря, телесами наделена она очень щедро. Лоскальцо, едва увидев ее, все поймет. И тут же выбьет эту чашку кофе у вас из руки. Глядя, как Харлинген переваривает услышанное, Мюррей поразился своей искренней симпатии к этому человеку. Харлинген по любым меркам человек порядочный. Судя по всему, хороший муж, хороший отец, хороший друг. Не лишен мужества. Он мог бы вести спокойную жизнь, как избалованный кот, однако в своем возрасте отказался от этого и отправился бродить по незнакомым проулкам, сражаться с более сильными и хитрыми котами, изначально знающими эту местность. Да, решение неразумное. Отдающее благородным добросердечием, навязчивым идеализмом, такие часто заражают людей типа и класса Харлингена. Предложенное психоаналитиком, берущим за час сорок долларов, понимающим, что должен предоставить что-то за свой гонорар. И все-таки оно требовало мужества. С определенными оговорками невозможно не испытывать симпатии к человеку с таким духом. И не существует закона, запрещающего Харлингену в конце концов повзрослеть и проявить здравый смысл. Подумав это, Мюррей обратился к Харлингену: — Не будете против, если я задам личный вопрос? Харлинген улыбнулся: — Знаете, когда начинают с этого, обычно я обнаруживаю потом, что против. Это шутка, разумеется. Что вы хотите узнать? — Вы изменили свой взгляд о Ландине? О том, что он безупречный, примерный, честный полицейский, которого двое правонарушителей ложно обвиняют по неизвестной причине? — Нет, не изменил, — ответил Харлинген. Он был явно раздражен. — И, судя по несколько сардоническому тону, я понял, что и вы не изменили своего. Меня это удивляет, право. — Почему? — Почему? Из-за показаний, которые вы сами получили. Вот этих, — сказал Харлинген, хлопнув ладонью по бумагам перед ним. — Хорошо, я признаю, это доказывает, что Арнольд поступил глупо. Может, даже немного хуже, чем глупо. Но вместе с тем это доказывает, что он не виновен в лжесвидетельстве. Не представляю, как вы можете это оспаривать. — О, еще как могу. И оспариваю. — Не представляю как, — упрямо повторил Харлинген. — Одни только показания той женщины… — …охватывают около двадцати минут. Не охватывают ни одной минуты до или после. — Но Ландин все остальное время находился вместе с Флойдом. Вы слышали, как Флойд сказал это. — Да, — заговорил Мюррей, — слышал. И разделил он ту взятку с Ландином или просто хороший друг ему, но он лгал, как не знаю кто. Нельзя сказать, что я не отдаю ему должное. Он ни для кого не изменит этого показания. Ни для вас, ни для Лоскальцо, ни для ангела, отмечающего добрые дела и грехи человека. Будет стоять на своем до конца, и его это ничуть не побеспокоит. Вам не служить в полиции нравов, не сдружиться с таким человеком, как Ландин, если вас беспокоят такие мелочи, как взятка и лжесвидетельство. Харлинген собирался что-то сказать, но передумал. Рассеянно потер ладонями туда-сюда короткие волосы. — Нет, — сказал наконец он. — Я не верю этому. Мюррея поразило то, как это было сказано. Категоричность тона. Уведомление, что это свидетельство рассмотрено и вежливо отвергнуто. У него возникло ощущение, что он с разбегу наткнулся на твердый предмет, о существовании которого не знал; и это ощущение, как сказал он себе, было странным потому, что его вызвал такой человек, как Ральф Харлинген. — Хорошо, значит, вы не верите, — сказал Мюррей. — Но Лоскальцо верит и будет твердить это на суде, пока присяжные тоже не поверят. Вот что приносит успех в вашей профессии. Харлингена как будто не встревожило и это. — Понимаю, о чем вы, — сказал он. — Я часто видел Лоскальцо на прошлой неделе. — Вот как? Где же? — В суде. Сидел в заднем ряду как наблюдатель на том процессе, где он в настоящее время работает. — Харлинген восхищенно покачал головой. — Он свое дело знает. — Вас это беспокоит? — Нет, как ни странно, ничуть. — Харлинген издал отрывистый смешок. — Может, это звучит слишком самонадеянно, но я уверен, что обладаю способностями хорошего судебного адвоката. Я могу думать, могу хорошо говорить, могу сильно ударить, если есть чем. Это не просто слова. Конечно, я вел лишь несколько гражданских исков, но вел успешно. Мой отец однажды это признал, и, думаю, вы знаете, как он скуп на похвалы. Или вам это не нравится? Я предупредил, что это прозвучит слишком самонадеянно. — Нет, — сказал Мюррей, — самонадеянность может оказать большую помощь адвокату. Собственно говоря, единственное, что не получалось у меня на юридическом факультете, это публичные выступления. Тогда меня это не особенно беспокоило только потому, что я представлял себя мозгом, диктующим чужому сочному голосу. Мысленный образ был замечательным, пока не вмешалась реальность. — Вот не знал, что вы изучали право, — удивленно сказал Харлинген. — Где это было? — В Бруклине, в Университете Святого Иоанна. Сразу же за мостом. Харлинген с серьезным видом кивнул. — Да, — заметил он с ожидаемым авторитетным видом, — оттуда выходили хорошие профессионалы. У Мюррея возникло злобное искушение попросить его назвать нескольких, но он сдержался. — Давайте вернемся к Ландину, — сказал он. — Виделись с ним в последнее время? — Да, в воскресенье утром он был дома. Мы составили список тех, кто может выступить как свидетели о репутации. — Например? — Ну, один старый друг, преуспевающий теперь в торговле недвижимостью. В самый раз, чтобы произвести впечатление на специально подобранных присяжных. — Пожалуй. Кто еще? — Многие. Священник и несколько членов церковного совета. Полицейский, который патрулировал участок вместе с Арнольдом, когда Арнольд носил форму. Он был там, когда Арнольд взял вооруженного бандита и получил благодарность в приказе. Знали вы, что он удостоился благодарности? — Нет. И не знаю, может ли благодарность быть принята в этом деле. — Может быть, и нет. И все-таки я хочу донести этот факт до присяжных. Если присяжные услышат о благодарности, не важно, вычеркнута ли потом она из послужного списка. — Есть смысл попробовать, — сказал Мюррей. — Это весь список? — Нет, последний в нем — директор школы, где учился Арнольд. Доктор Чарлз Фуллер из Гринвич-Хай. Я вчера говорил с ним по телефону, он хорошо помнит Арнольда. Кажется, в школе произошел какой-то инцидент — хулиганы напали на ученицу или что-то вроде, — и не появись Арнольд, дело могло бы закончиться трагически. Мюррей почувствовал, что у него напряжен каждый нерв. — Эта школьница, на которую напали, — небрежно спросил он. — Не узнали, случайно, ее фамилию? — Нет, но это не важно. Важно само свидетельское показание, особенно данное таким человеком, как Фуллер. Но, как я сказал, не всегда легко залучить таких на свидетельское место. Возможно, его удастся уговорить, но я не уверен.