— Пожалуй, нет. А ты приятный во всех отношениях, правда, дорогуша? — Диди уютно растянулась, положив голову ему на колени, а щиколотки на подлокотник кушетки. — Я думала, это администрация, и собиралась резко выказать недовольство по этому поводу. — Нет-нет. Администрация высоконравственна — это так, но только в отношении более дешевых комнат. И не пытайся пить, опустив голову. Захлебнешься. — Не захлебнусь. Вот посмотри. Мюррей посмотрел с восхищением. — Знаешь, превосходный трюк. Где ты ему научилась? — А-а, в Амарильо, еще маленькой. Постоянно пила из крана, опустив голову. Решила, что могу научиться этому, и в конце концов научилась. — Молодчина. — Мюррей допил коньяк и глубоко вздохнул. — Диди, ты слушаешь? — Угу. — Тогда слушай внимательно. Когда мы были на той небольшой вечеринке, где я познакомился с Рут Винсент? — Ну до чего ты ограниченный! И перестань гладить мой животик. Не хочу, чтобы ты гладил мой животик, когда просишь помочь тебе соблазнить кого-то. — Черт возьми, кто говорит о соблазнении? И у тебя это не животик. Он только у маленьких девочек. У тебя брюхо. — Ну, что бы это ни было, перестань. Мюррей, я не шучу. Из-за этого я чувствую себя совершенно непристойной. — Извини, — сказал Мюррей. — Кажется, иногда я не очень сообразителен. Диди села и опустила ноги на пол. — Пожалуй, — сказала она, а потом недоуменно уставилась на него. — Мюррей, что там с этой девицей? Ты влюблен в нее? — Влюблен. Поразительно, правда? — Хочешь жениться на ней? — Да. Диди долгое время молчала. Потом вздрогнула и подобрала ноги под себя. — Холодно, — сказала она. — Почему бы не разжечь небольшой огонь в старом камине? Нет смысла в камине без огня в нем. — Принесу тебе одеяло. — Он встал. — Разводить огонь очень хлопотно. — Ничего не хлопотно. Сначала разведи огонь, а потом можешь принести мне одеяло и еще коньяка. Мюррей послушно принялся за дело, развел яркий огонь, а потом пошел за одеялом и очередным бокалом коньяку. Когда вернулся, Диди сидела на полу перед камином, лениво тыча палочкой в золу растопки. Он протянул коньяк и набросил ей на плечи одеяло. — Теплее теперь? — Немного. Нет, на кушетку не садись. Придвинь кресло, чтобы я могла прислониться к тебе. Мюррей придвинул кресло, и Диди положила голову ему на колено. — Разве не странно? — сказала она. — Зачем только строят камины в таких отелях? — Не камины, — сказал Мюррей, — только один камин. Он единственный во всем здании. Во время Великой депрессии, когда делали все, чтобы удержать жильцов, Фрэнк заставил хозяев сделать его в своей квартире. Говорил, это была легкая работа, но я не уверен. — Видимо, он был очень холоден. — Наоборот. Он говорил, что ни разу не встречал хорошенькой девушки, которая могла бы удержаться от соблазна лечь на пол перед открытым огнем. А когда ложилась… — Надо же, старый козел! — возмущенно сказала Диди. — Умный старый козел. Смотри, где ты лежишь. И вообще это природная символичность. Хорошенькие девушки любят играть с огнем. Диди легонько похлопала его по колену. — Не все, дорогуша. Не та, в которую ты втрескался. Она учительница до мозга костей. — Перестань, — сказал Мюррей. — Нет. Ладно, перестану. Но я могу говорить о тебе, так ведь? — Могу я тебя как-то остановить? — Нет, никак не можешь. Мюррей, знаешь ты, что в тебе живут два разных человека, настолько разных, насколько это возможно? Знаешь, как это может быть плохо для тебя? — Почему? Двое могут жить на те же деньги, что и один, так ведь? — Перестань. В тебе два человека. Один из них весь день у себя в кабинете, или в суде, или где-то в трудах и может быть самым холодным, жестким, язвительным из двуногих тварей. А другой… Скажи мне вот что, Мюррей: когда ты начал водить меня по разным местам — сразу же после того, как Дональдсон дал мне развод, — почему ты это делал? Мюррей взял пустой бокал, который она сунула ему, и поставил на пол. — Ты должна бы знать почему. Я подумал, что ты славная. — Нет, так ты не думал. Я была дурой. Просто испуганной, одинокой, плаксивой дурой. И ты знал это, разве нет? Вот почему появился из ниоткуда с громадным букетом и большим флаконом духов, разве не так? — Разве так? — Да, так. — Диди ударила его по ступне кулаком. — И это твоя другая сторона. Это другой Мюррей Керк — добрый, внимательный, он заботится о том, что испытывают люди, и не смеется над ними, когда они бывают слегка глупы. — Я никогда не называл тебя глупой, — запротестовал Мюррей. — И перестанешь ты колотить меня по ступне? Сломаешь большой палец. — Иногда я бываю глупа. — Диди ударила еще сильнее. — Но мне хватает ума понять, что в тебе живут два разных человека, и разделять их, как это делаешь ты, нехорошо. Происходит то, что одна сторона наблюдает за другой и не пытается помочь. Если бы ты хоть раз свел их вместе, то понял бы, как нелепо сходить с ума по этой красивой статуе самодовольной учительницы. А, что толку?! — произнесла она и повернулась лицом к камину. Палочка, которой баловалась, лежала поблизости, она взяла ее и бросила в огонь. — Это несправедливая оценка, — сказал Мюррей ей в спину. — Разве я сказал хоть слово против Эвана, Алекса или кого-то еще, кем ты интересовалась? — Нет, но я не говорила тебе, что хочу выйти за них замуж, разве не так? Ты знал, что Эван уже женат, а уж за Алекса, Господи, выходить я никак не собиралась. — Почему? Он кажется, в общем, неплохим парнем. — Я давно сказала тебе почему. Я не выйду ни за кого, кто не имеет денег. Настоящих денег, а не хвастовства. — Да, хорошая характеристика Алекса. — Тут я ничего не могу поделать. Он лапочка, но имеет сейчас только то, что я даю ему. Если мы поженимся, у него не будет даже этого, потому что тогда алименты перестану получать как бывшая жена. — Диди вяло пожала плечами. — Как знать? Может, снова выйду за доброго старого Дональдсона. Он добивается этого. — Это перемена намерений. Когда я спрашивал прошлый раз… — Тебе-то что! — раздраженно сказала Диди. — Принеси-ка, пожалуйста, еще выпить и перестань ко мне придираться. — Снова повернулась лицом к нему: — А потом, с чего ты решил, что эта девица приедет на вечеринку только потому, что я пригласила ее? На дружески настроенную она не похожа. — Приедет. Она помешана на поэзии Эвана, а я сказал ей, что ты знала его. Сыграй на этом. Скажи, что будешь рада поговорить с ней о нем. Пригласи пару человек из той компании, которые увивались за ним, и скажи ей, что она познакомится и с ними. Только не говори, что там буду я. Это может создать проблему. — Да, — сказала Диди, — вижу, что может. Мюррей, между тобой и этой девицей что-то уже произошло, так ведь? Что это было? — Не знаю. Сам понять не могу. — Приставал к ней или что? — Заговорила как армейский врач, расспрашивающий призывника о половой жизни. Давай не касаться клинических подробностей. — Значит, приставал, — убежденно сказала Диди. — И, держу пари, получил пинка, куда следует. — Спасибо. — Пожалуйста. Но все-таки я не понимаю. Допустим, я сделаю это для тебя — пойду на эти хлопоты и все такое. Что я за это получу? — Чего ты хочешь? — Ну… — Она сунула в рот мизинец и задумчиво прикусила его, глядя на Мюррея сощуренными глазами. — Можешь купить одну из картин Алекса. Это самое малое, что ты мог бы сделать. — Самое малое! — сказал Мюррей и рассмеялся. — Диди, все картины, какие пишет этот парень, величиной с цирковой тент. Что мне делать с вещью такого размера в этой квартире? — О, какой ты щедрый любовник! Так вот, дело в том, что у него в студии много работ поменьше, и там состоится в субботу твоя драгоценная вечеринка. Захвати чековую книжку. Она будет твоим входным билетом. — Шантажистка! — восхищенно сказал Мюррей. — Ладно, договорились. Одна маленькая картина, написанная от руки. Сейчас принесу бутылку, и мы за нее выпьем. Два часа спустя, когда бутылка опустела и огонь догорал, она крепко спала на полу, свернувшись под одеялом. Была она там и наутро, но совершенно скрытая из виду горой дополнительных одеял и норкового манто, которые Мюррей любезно навалил на нее перед тем, как, пошатываясь, пойти к кровати. Только легкое шевеление этой горы говорило о том, что под ней есть жизнь. Уходя из квартиры, Мюррей бережно закрыл за собой дверь и, щадя утонченные чувства горничной, повесил табличку «Не беспокоить» на дверной ручке снаружи.