— Да. Играл в покер. — В котором часу вы выходили из дома? — Без двадцати восемь. — А где играли? — На Уиспер-Кей. — У кого-то дома? — Да, у Арта Крамера. На Хенчи-роуд. — В котором часу вы явились туда? — Около восьми. Дорога была свободной. — Ехали через мост Санта-Мария? — Да. — Сколько человек играло? — Семь. — Мне нужны их имена и фамилии. Буду благодарен, если потом напишете мне их, доктор Парчейз. И адреса. — Я не знаю всех по именам. Там было несколько новых игроков. — Все, какие помните. — Хорошо. — В котором часу вы ушли оттуда, доктор Парчейз? — Около одиннадцати. — Как сыграли? — Сильно проигрался. — Вы сразу пошли домой? — Нет. — А куда вы отправились? — Остановился выпить в баре «Наизнанку». — Сколько вы там пробыли? — Ушел около половины первого. — Сколько порций выпили? — Две. — В котором часу вы их выпили? — Около одиннадцати. — А ушли в двенадцать тридцать? — Около двенадцати двадцати. — Встретили кого-нибудь из знакомых? — Нет. — Никого, кто мог бы узнать вас? — Нет. Хотя… Не знаю, я сидел у стойки… Вероятно, бармен мог бы вспомнить меня. — Но вы не знакомы с барменом лично? — Нет. — В котором часу вы добрались до дома, доктор Парчейз? — Кажется, без двадцати час. — Не заметили ничего необычного, когда подъехали? — Ничего. — Никого возле дома? — Нет. — Свет в окнах горел? — Да. — Вас это не удивило? — Морин всегда оставляла свет включенным, когда я отсутствовал. — Как вы попали в дом, доктор Парчейз? Через парадную дверь? — Нет, я поставил машину в гараж и, обойдя дом, вошел через боковую дверь. Через дверь кухни. — Дверь была заперта? — Да. — Вы открыли ее ключом? — Да. — Вы играете в покер каждый воскресный вечер? — Через воскресенье. — Это устоявшаяся традиция? — Да, более или менее. И нам приходится иногда отменять игру, если не можем собрать достаточно игроков в какое-то конкретное воскресенье. — Каждый раз играют одни и те же люди? — Мы стараемся сохранять тех же игроков. У нас есть список запасных на тот случай, если кто-нибудь откажется. — Теперь я бы хотел узнать имена игроков, если не возражаете. Санитары выносили тело Морин, пока Эренберг звонил по телефону. Оно было покрыто клеенкой. Левая рука свешивалась с носилок. На пальцах и на ладони виднелись порезы. Безымянный палец был почти отрублен, искромсан до кости. Двое патрульных вынесли вторые носилки. Маленькие дочери Джейми шести и четырех лет… Последний раз я видел их две недели назад, в субботу, когда приходил с семьей поплавать в бассейне Джейми. Шестилетняя Эмили сообщила мне, что ее друг носит брекеты. Спросила, не считаю ли я, что брекеты — это плохо. Я ответил, что брекеты — это прекрасно. Она с сомнением посмотрела на меня. Эренберг обернул руку носовым платком, прежде чем взять трубку телефона, и набрал номер концом карандаша с ластиком. Мне показалось, будто это выглядит театрально, но решил, что он знает, что делает. — Мистер Крамер, это детектив Эренберг из полицейского управления. Простите, что беспокою вас ночью. Еще двое полицейских вынесли третьи носилки и столкнулись с санитарами, возвращавшимися в спальню. Санитары на мгновение замешкались. Один покачал головой и опять вышел через парадную дверь. — Вам помочь? — спросил второй, и патрульный, шедший спереди, ответил: — Нет, мы уже справились. — И все трое вышли из дома. Эренберг говорил по телефону: