— Я хотел спросить вас, сэр, был ли доктор Парчейз у вас сегодня вечером? Так, так. В котором часу он пришел? Хорошо, большое спасибо. Спасибо, — повторил он и положил трубку на рычаг, а свой носовой платок в карман. — Вы должны простить меня за такую проверку, доктор Парчейз, но мы обязаны проверять все факты в случае насильственной смерти. Вы не собираетесь ночевать здесь сегодня? — Не могу даже подумать об этом, — промолвил Джейми. — Я спросил, потому что здесь до утра будут наши люди. Очень много работы. Если не возражаете, я бы посоветовал вам отправиться в мотель или к друзьям. — Благодарю вас, — произнес Джейми, — я соберу некоторые вещи. Он двинулся к супружеской спальне, но вдруг остановился. Покачал головой, резко повернулся и вышел из дома. Я последовал за ним. Было десять минут третьего, когда мы покинули место преступления. Глава 2 Я предложил Джейми нашу комнату для гостей, но он сказал, что хотел бы побыть один. Он пока еще не плакал. Я все ждал, что Джейми заплачет, но слез не было. Когда мы притормозили на красный свет светофора, он признался, что ему хочется выпить. Поэтому, вместо того чтобы свернуть налево к аэропорту, по шоссе, по обеим сторонам которого располагались небольшие мотели, на север, я свернул направо, в надежде найти открытый бар. Откровенно говоря, я не был уверен, что поступаю правильно, но руки Джейми, сложенные на коленях, дрожали. Вдоль восточного берега Калуза-Бэй тянется, повторяя его изгибы, автомобильная скоростная магистраль, более известная как трасса Тамиами. Мой напарник Фрэнк считает, что Тамиами — это просторечное произношение «В Майами». Возможно, он прав. Если ехать на юг, то дорога приведет вас к шоссе Аллигатор, где через некоторое время она пересекает полуостров Флорида по направлению к восточному побережью. Теперь мы ехали на юг, выискивая открытый бар, гадая, не попадется ли нам что-нибудь за Уиспер-Кей. Около Калузы есть пять коралловых островков, но только три из них — Стоун-Крэб, Сабал и Уиспер — тянутся с севера на юг, параллельно противоположному берегу. Фламинго-Кей и Люсиз-Кей похожи на камушки на мелководье, шагнув по которым можно было бы перепрыгнуть от нашего полуострова на Сабал и Стоун-Крэб. За рифами простирается Мексиканский залив. Если плыть на запад от Калузы, в конце концов причалите к Корпус-Кристи, штат Техас. Я нашел открытый коктейльный бар за торговым центром на Кросс-Ривер. Неоновая вывеска еще горела, и перед оштукатуренным фасадом под углом к стене было припарковано несколько автомобилей. Но как только мы вошли, официантка в короткой черной юбке и белой блузке с низким вырезом произнесла: — Прошу прощения, но мы закрываемся. — Она казалась слишком молоденькой и свежей для работы в пустом баре в ночное время. Бармен наливал новую порцию выпивки одному из четырех мужчин, сидящих перед стойкой. Поймав мой взгляд, девушка добавила: — Они здесь уже давно. А вообще-то, мы закрываемся. В другом конце зала двое молодых людей ставили стулья на столы, а третий протирал пол. — Почему бы вам не обслужить нас, пока не закроетесь? — улыбнулся я. Официантку звали Сэнди. Это было написано белыми буквами на маленьком черном прямоугольничке, пришпиленном к ее блузке. Она протянула: «Ну…» — и взглянула на бармена. Тот пожал плечами и кивком пригласил нас пройти в бар. Мы выбрали места поближе к двери, подальше от телевизора. Показывали фильм — что-то с Хамфри Богартом. Интересно, знает ли эта официантка, кто такой Хамфри Богарт? — Что будете пить? — спросил бармен. — Джейми? — Бурбон со льдом. — А мне — виски с содовой. Бармен кивнул. На экране телевизора Богарт говорил актрисе, которую я никак не мог узнать, что она очень, очень хороший человек. Джейми смотрел на свои руки, лежавшие на стойке бара, будто стараясь унять дрожь. Бармен принес выпивку, и Джейми, подняв бокал, залпом проглотил половину бурбона. Он поставил бокал на стойку, и слезы хлынули у него из глаз. Я обнял его. — Господи, Мэтт… — пробормотал Джейми. — Я никогда… Я никогда ничего подобного не видел… Господи… — Успокойся. — Так много крови. Все стены. Она, наверное, хваталась за стены… как в клетке какой-то… Пыталась вырваться из этой кошмарной клетки. В западне — вместе с… — Ну, будет, — сказал я. — Ну, будет, Джейми! Пошли, нам пора. Посетители выстроились в ряд вдоль стойки бара, казалось, завороженные тем, что происходило на экране телевизора, а бармен посмотрел на Джейми. Я все еще успокаивающе похлопывал его по плечу, но он продолжал рыдать и, пытаясь сдержать слезы, наконец вынул носовой платок, вытер глаза и высморкался. Поднял свой бокал с бурбоном, осушил его и подал знак бармену налить по новой. Бармен, подавая следующую порцию, продолжал с любопытством наблюдать за Джейми. Даже вернувшись на другой конец бара, он постоянно поворачивался в его сторону. — Я застыл в дверях, поняв, с какой яростью это было сделано, — произнес Джейми. — Тот, кто это сделал, просто исполосовал их направо и налево… Господи, Мэтт! Я вошел туда, я… — Хватит! — Так много крови. — Он опять заплакал. — Хватит, Джейми. — Она… Ты знаешь… Она была моим вторым шансом. Сколько шансов вообще выпадает человеку в жизни? Посчитай, сколько мне осталось? Мне сорок шесть — сколько лет у меня в запасе? Еще тридцать? Никогда не получается так, как ты задумал, правда? Изменить всю свою жизнь, завести новую семью… Это был мой второй шанс — то есть мне казалось, что это будет моим вторым шансом. Я был знаком с Джейми три года. Конечно, знал, что Морин — его вторая жена. Она была медсестрой и работала в его приемной в Калузе. Я недавно проанализировал и пересмотрел его пенсионный план и заметил в старых записях имя Морин О’Доннел, зачисленной в качестве служащей. Более того, вскоре после их свадьбы по плану были выплачены накопления в шесть тысяч долларов в пользу Морин О’Доннел по условиям ее найма. Я сделал вывод, что этот служебный роман привел к разводу Джейми и последующей женитьбе. Но я никогда не был посвящен в подробности их отношений и не спрашивал об этом. Мужская дружба, основанная на доверительных разговорах об альковных тайнах, не для меня. И сейчас я чувствовал себя неловко, слушая откровения Джейми о личных делах, от которых он бы воздержался при других обстоятельствах. Бармен смотрел на телевизионный экран, но я понимал, что он вслушивается в каждое слово, произнесенное Джейми. В другом конце зала молодой человек, складывающий стулья штабелями, что-то сказал по-испански, и тот, что протирал пол шваброй, рассмеялся. Смех звучал мягко, на фоне звуков гитар, голосов болельщиков, черных кружевных шалей. Официантка посматривала на часы. За столиками не осталось ни одного клиента. Интересно, почему она просто не ушла домой? Наверное, дожидалась бармена. — Влюбился в нее с первого взгляда, — произнес Джейми и всхлипнул. — Я знал, что это мой второй шанс, Мэтт, первый брак был мертв с самого первого дня. Морин пришла в этот кабинет, ее прислали из бюро по найму, медсестра, которая работала у меня до нее, забеременела и была вынуждена оставить работу. Она вошла, о господи, я в жизни не видел ничего прекраснее. Я понял, что должен обладать ею. У меня прежде случались интрижки с женщинами, но это было нечто иное, это было… Раньше я не верил, что такое бывает, но вот — случилось, она внезапно вошла в мою жизнь. Я сделал знак бармену налить по новой. Мне совсем не хотелось пить, но я надеялся, что перерыв в разговоре переведет Джейми на другие рельсы. Я действительно не хотел слушать о его романе с Морин. Когда я жил в Чикаго, я часто встречал мужчин, прогуливающихся по Мичиганскому бульвару и говорящих с самими собой. Большие города оказывают такое влияние на людей. Когда вас никто не знает, ничего страшного, если расхаживаете по городу, ведя оживленную беседу с самим собой. Любой встречный, заметив вас, покачает головой и скажет: «Псих», но он не будет знать, кто именно этот псих. Просто какой-то чокнутый бредет по одному ему известному маршруту, размахивая руками. Джейми сейчас выглядел так же. Вроде бы разговаривал со мной, и на первый взгляд это был диалог. Но это был скорее монолог, поток речи, хлынувшей откуда-то из его подсознания, словно жестокий факт убийства сделал его анонимным. Тяжесть трагедии будто давала ему и право на это, и убежище, в котором он мог скрыться. Я чувствовал себя как соглядатай. — Моя первая жена была фригидна, я ведь говорил тебе? — сказал Джейми. Бармен, стоявший на расстоянии менее фута от него, наливая скотч в мой стакан, не скрывал своего интереса к словам Джейми. Тот, казалось, не замечал его. Я посмотрел в лицо бармена, прямо в его глаза. Он повернулся и двинулся назад, прямо туда, где Богарт разговаривал с коротко стриженной брюнеткой. — Четыре года она лечилась у психоаналитика, нет, пять лет — у какой-то женщины в Тампе. Ты начинаешь думать, что ты в этом виноват. Понимаешь, что я имею в виду? Считаешь, что делаешь что-то не так, она лежит тут, как… Его голос упал, и мне показалось, будто Джейми чуть не сказал «труп». Он кивнул, глотнул из стакана и снова поставил его на стойку. — Однажды вечером она пришла домой в шесть часов или немного позднее. Я забыл, когда она обычно возвращалась, в три тридцать, четыре. Сияла, улыбалась. Взяла меня за руку и повела в спальню. Это было десять лет назад, она опоздала на годы со своим драгоценным оргазмом. К тому времени я переспал с почти половиной ее ближайших подруг и уже увлекся Морин. На несколько лет опоздала, моя дорогая жена с ее восхитительным оргазмом. Слишком поздно. В прошлом месяце у меня состоялся телефонный разговор с его бывшей женой. Они еще владели на правах совместной собственности участком земли в Сарасоте, и им предлагали за него на десять тысяч больше, чем минимум, указанный в соглашении о раздельном проживании. Бетти Парчейз согласилась на сделку, но потом внезапно отказалась от нее, когда Джейми опоздал прислать свой ежемесячный алиментный чек. Я тогда не знал, что Джейми не собирался больше платить ей ни единого цента. Он сообщил мне об этом только после того, как я поговорил с Бетти. Я сказал ей по телефону, что если она не поторопится с продажей, то риелтор предъявит ей иск по уплате комиссионных. Она заявила: «Пошел ты вместе со своим риелтором». Я предупредил ее, что мой клиент намерен совершить продажу, и, если она не согласится, как обещала раньше, я предъявлю ей иск о раздельной продаже. — Давай подавай в суд, Чарли, — усмехнулась Бетти и повесила трубку. — Я познакомился с ней в Калифорнийском университете, — продолжил Джейми. — Собирался поступить в медицинский колледж там, а она была студенткой. Ты знаком с моим сыном, Майклом? — Да. — Он похож на свою мать: черные волосы, карие глаза. Карин другая, она унаследовала мои светлые волосы, а Майкл — копия матери, сразу видно, что он ее, и ничей больше. Наш развод его потряс. Он сказал мне однажды ночью, что я лгал ему всю жизнь. Мол, каждый раз, когда мы с его матерью спорили и он спрашивал, собираемся ли мы разводиться — он всегда спрашивал об этом, даже когда ему было шесть лет, — мы отвечали: «Нет, нет, люди спорят, но это не означает развод, это хороший признак, Майкл. Люди, которые не ссорятся, на самом деле не любят друг друга». И я привык верить в это, Мэтт, но это фигня, полная фигня. Если люди постоянно ссорятся, значит, у них много проблем. Он вздохнул, осушил свой стакан и подал знак бармену налить еще. Тот стал закрывать бар, собирая свои счета. Стулья были составлены штабелями, полы вымыты, фильм с Богартом закончился. — Потребовалось восемнадцать месяцев, чтобы достичь соглашения, — произнес Джейми, — целых восемнадцать месяцев, можешь поверить? Она получила двести тысяч наличными плюс дом, в котором мы жили, и тридцать тысяч в год алиментов. Я врач, Мэтт, а не миллионер. То, что она представила — это все, что я заработал за жизнь. Она отослала Майкла в военное училище сразу после развода. Ему было двенадцать лет. Училище в Виргинии. Он даже не присутствовал на моей свадьбе, я не смог вытащить его из этого проклятого училища на выходные. Бетти отослала его специально, чтобы быть уверенной, что я не смогу видеться с ним часто. Решила отдалить от меня детей, внушить им ненависть ко мне за то ужасное, что я сделал. И ей удалось это с обоими. Однажды я услышал, как разговаривали друг с другом Карин и Майкл — это было на Рождество. Майкл приехал домой, и дети проводили вторую половину дня с нами. Бетти забросила их к нам после того, как они отметили праздник в ее доме, кажется. Это в ее стиле. Удерживать детей при себе, заставить их думать отныне и навеки, будто я совершил ужасное преступление. Мы с Морин жили в маленьком домике в Стоун-Крэб, она уже была беременна Эмили, это было семь лет назад. Деревянная терраса нависала над берегом, и во время высокого прилива океан подступал под сваи, и дом трясло. Простыни в домике не просыхали никогда, все всегда было влажное. Дети сидели на террасе спиной ко мне, глядя на океан. Они не заметили, как я раздвинул стеклянные двери. Я услышал слова Майкла: «Ты видела ожерелье, которое он подарил Златовласке?» — и понял, что он имел в виду Морин. Это Бетти так называла ее, и дети, конечно, подхватили это прозвище. В голосе Майкла звучало столько горечи… Джейми поднял свой стакан, чтобы бармен снова наполнил его. Когда понял, что тот ждет оплаты, моргнул, повернулся на табурете и оглядел зал, словно очнувшись от дурного сна. Он опять плакал, пока я платил по счету. Я вывел его к машине. Ночь по-прежнему была влажной и жаркой. Я открыл дверцу, Джейми забрался в салон и уселся на сиденье, уставившись на лобовое стекло и сложив руки на коленях. Я завел мотор, и мы двинулись на север. На дороге в это позднее время обычно не бывает интенсивного движения. — Джейми, полиция собирается проверить, куда ты пошел после той игры в покер. Точно в бар «Наизнанку»? — Да, — кивнул он. — Потому что, если ты туда не ходил… — Я был там, Мэтт! — Ладно. — Мне следовало сразу ехать домой. — Гони от себя такие мысли, Джейми. — Я точно так же виноват в этом, как тот, кто… Кто бы это ни был… — Нет, не виноват. Сейчас не думай об этом. Ты, как обычно, ходил играть в покер… — Я ушел еще до окончания игры. — У тебя не было причины беспокоиться, что что-нибудь случится… — Мне следовало идти домой. — Но вместо этого ты пошел выпить. Ничего плохого в этом нет. — Ты ведь мне не веришь? — спросил Джейми и резко повернулся.