Наверное, воспоминание о ссоре по поводу Исаака Штерна вызвало скандал по поводу «Виргиния слимз». В последние месяцы я каталогизировал наши многочисленные и разнообразные ссоры, чтобы любовно воскрешать их в памяти. Конечно, я знал, что ссора по поводу турнира «Виргиния слимз» перетечет в ссору по поводу мартини «Бифитер». А потом и в ссору по поводу Реджинальда Сомза и, наконец, в то, что я буду помнить всегда, — ссору по поводу Джейми Парчейза, хотя его телефонный звонок разом покончил со всеми ссорами. Но то утро еще не настало. — Может, не будем обсуждать это сейчас? — предложила Сьюзен. — Обсуждать что? — Пойдет или не пойдет Джоанна с нами на концерт. Мы опаздываем. — Не так уж и опаздываем, — возразил я. — Тогда не отвлекайся от дороги, ладно? — Единственное, что в моих силах, так это не выбиваться из ряда, — сказал я. — Может, этот автомобиль и стоит семнадцать тысяч долларов, но у него нет крыльев. — С мелочью, — заметила Сьюзен. — Ты забыл сказать: «С мелочью». — С мелочью. — Просто рули, и все! — Нет уж, теперь ты просто рули! — воскликнул я и, поставив машину на ручной тормоз у светофора, вышел из нее и сильно хлопнул дверцей. — Не понимаю, почему ты злишься? — произнесла Сьюзен. — Я не злюсь, — ответил я. — Если не нравится, как я веду автомобиль, то веди сама. — Я не люблю водить, когда у меня это наказание. Ей было тридцать два года, а она все еще называла менструацию «наказанием». Мне кажется, что эти слова для нее означали отказ от сексуальных отношений, и наказанием для нее являлось не кровотечение, а перерыв, который они вызывали в ее бурной и страстной сексуальной жизни. Да, было что-то в ее внешности, свидетельствующее о подавляемой сексуальности. Темные томные глаза, овальное лицо, обрамленное длинными прямыми волосами, падавшими на плечи, полный и пухлый рот производили впечатление — и оно было не таким уж обманчивым — красоты мрачной, испорченной и вызывающей. Мы добрались до дома около половины шестого. Сьюзен обижалась почти весь вечер, но, похоже, справилась с раздражением, когда приняла душ и переоделась к ужину. Решили, что если Джоанне не дано ценить прекрасные стороны жизни, то пусть тогда сидит дома. — Тогда я посмотрю «Звуки музыки» по телевизору, — заявила дочь. — Если бы ты пошла с нами, то бы услышала звуки музыки лично. Ссора по поводу мартини «Бифитер» разыгралась, когда я заказал вторую порцию перед обедом. — Неужели ты выпьешь две? — удивилась Сьюзен. — Да, собираюсь выпить две. — А ты знаешь, что с тобой бывает после двух мартини? — Что же? — Ты пьянеешь. Сьюзен была убеждена, что я никогда не пьянею после двух скотчей или двух любых других напитков с содовой, но всегда становлюсь пьяным, или «кошмарным», или «размазней» (это все были слова Сьюзен), когда выпиваю два мартини, особенно два мартини «Бифитер». Волшебное слово «Бифитер» придавало каким-то образом бо́льшую крепость напитку. — Сьюзен, — сказал я, — пожалуйста, давай будем спокойно ужинать, не затевая новой ссоры. — Мы бы не ссорились, если бы ты не пил, — усмехнулась она. — Мы ссорились сегодня днем, а я не пил в это время. — Видимо, пропустил рюмку перед тем, как мы выехали из дома. — Сьюзен, ты прекрасно знаешь, что я не пил ни одной рюмки перед тем, как мы вышли из дома. Что ты хочешь доказать? Что я… — Тогда почему ты обиделся, когда я сказала, чтобы ты следил за дорогой, вместо того чтобы… — Я расстроился. Джоанна задала мне вопрос, и я пытался… — Это не причина повышать на меня голос. — Я повысил на тебя голос, потому что ты ко мне придиралась. И сейчас придираешься. Если человек выпивает два мартини перед ужином… — Мартини «Бифитер»! — Да, правильно, но это не превращает его в алкоголика. — Ты хочешь напиться и испортить ужин! — Ужин и так уже испорчен. Сьюзен заснула, когда Ростропович исполнял не что иное, как «Пять пьес в народном стиле для виолончели и фортепиано» Шумана. Я промолчал. Мы перекинулись парой слов после того, как вышли из ресторана, и промолчали всю дорогу до дома. Джоанна не спала, когда мы вернулись. Обычно она ложилась спать раньше. — Уже половина одиннадцатого, — произнес я, постукивая по своим часам. — Знаю, — промолвила Джоанна. — Ты сделала домашнее задание? — Да, но я пытаюсь разгадать эту штуку для клуба рекордов. — Какую штуку? — Клуб рекордов, папа. Мой клуб рекордов. Ты поможешь мне заполнить? — Завтра, — ответил я. — Папа, они должны получить ее обратно шестого. Джоанна ушла в свою комнату и вернулась с карточкой. Я внимательно рассмотрел ее и вернул обратно. — Ее нужно только отправить шестого по почте, — сказал я. — Где это написано? — Вот здесь. Джоанна взглянула на карточку: — Ой, и правда! — Завтра только первое число. У нас много времени. — Ладно, папа, спокойной ночи, — сказала она и поцеловала меня. — Мама! — вскоре позвала Джоанна. — Что? — откликнулась Сьюзен. — Споки-ноки, мам! — Спокойной ночи! Сьюзен уже лежала в постели. Джоанна приблизилась и, наклонившись, поцеловала ее в щеку. — Споки-ноки, — повторила она и ушла в свою комнату. Я медленно разделся и выключил свет со своей стороны кровати. Сьюзен чинно лежала рядом со мной. Я знал, что она не спит, ее дыхание было неровным и прерывалось долгими вздохами. Наконец она произнесла: — Что же это такое, Мэттью? — Что ты имеешь в виду? — Почему мы так часто ссоримся? — Это ты постоянно начинаешь, Сьюзен. — Неправда. — Ты начала ссору по пути на теннис. — Нет, это ты взбесился.