Сейчас генерал выглядел неважно, он как-то враз постарел и поник, как будто сдулся. Превратившись из статного, бравого вояки в сморщенного, осунувшегося старика. — Здравствуй, капитан, — неожиданно тихим голосом, обратился ко мне генерал. — Почему раньше не приходил, я неоднократно тебя звал? — У меня есть более важные дела, чем заниматься двумя продажными шкурами, — огрызнулся я в ответ. — Есть, что сказать, я слушаю. — Гляжу, борзый ты, капитан! — генерал грустно улыбнулся и тяжело вздохнул. — Ладно, время все равно упущено. Приведи мне священника, хочу покаяться и дай пистолет с одним патроном. — С чего бы это?! — удивился я. — Больше ничего не надо? А вы случаем не ох. ели, господин хороший, с чего мне ваши просьбы выполнять? — Ты, капитан не забывай, кто перед тобой. Я генерал, а не сявка какая-нибудь! — Для меня ты хуже грязи под ногтями! — с презрением выдал я. — Ты предал свой народ, предал Родину, предал присягу, которую давал. Ты для меня никто! — Справедливо, — после недолгого молчания выдавил из себя генерал. — Не поспоришь. Пристыдил ты меня капитан, пристыдил! Прав ты во всем, прав. Пистолет дашь, застрелиться? — Зачем? — равнодушно пожал я плечами. — Мы вас и так расстреляем. — Водка есть? — глядя себе под ноги, пробормотал генерал. — Держи, — сунул ему в руки фляжку, наполненную «огненной водой». Алкоголь и пачку сигарет специально прихватил с собой. Пачку сигарет и дешевую зажигалку положил на пол, а сам уселся напротив. — Выпьешь? — генерал отхлебнул водки и протянул мне фляжку. — Нет, — отрицательно покачал головой я — Брезгуешь? — предположил пленник. — Нет, просто после контузии, врачи не рекомендуют, да и у меня сейчас отношения с одной медичкой, унюхает запашок, мозги вынесет. Оно мне надо? — У меня тоже первая жена была врачом. Клавдия. Огонь баба! Знаешь, как я её любил? — генерал сделал еще один глоток, потом закурил и принялся изливать душу. — Я тогда еще был сопливым лейтенантом. Эх, молодость — молодость, казалось, что весь мир у твоих ног. Знаешь, думал, что буду честным и правильным ментом. А потом, вон как вышло. Это система, капитан, понимаешь, СИСТЕМА! Или ты становишься её винтиком, или она тебя отторгает. Берут все, с самого низа и до самого верха. Денежные потоки поднимаются снизу вверх, как питательные вещества у деревьев. Там, точно также, корни под землей и их никто не видит, а сверху зеленые, красивые листочки. Так же и тут, где-то там внизу, под землей, ковыряются тысячи мелких винтиков, и плодородные соки их трудов поднимаются вверх, чтобы листья наполнялись зеленью. Сын у нас родился, Алексей, — генерал говорил не глядя на меня, он сделал еще пару глотков, окончательно захмелел, и продолжил бормотать, изливая душу, — став частью системы, ты должен быть как все. Пить как все, жене изменять как все, деньги брать, лезть вверх, расталкивая окружающих локтями, выслуживается перед начальством, повышать показатели. Даже любовницу надо иметь, иначе будут смотреть косо. Жена не выдержала, забрала ребенка и ушла. Я второй раз женился, на бывшей любовнице. Завел себе новую любовницу. Сразу же пошел на повышение, перевели в Москву. Детей больше бог не дал, видимо, дети от бывших любовниц не родятся. Ну, то такое! Сына, как вырос, в Англию отправил. В то время было модно, именно в Англию отправлять. Купил там бывшей жене дом, оформил на неё пару фирм, чтобы можно было денежки туда скирдовать. Сын женился на местной англичанке, вроде из старинного дворянского рода. Внук на свет появился. Назвали в мою честь! Вот…, - генерал на секунду замолчал, думая о чем-то своем. — Этим они меня и прижали. Говорят, хочешь, чтобы твой сын с женой и ребенком так и жил в уютном домике на окраине Лондона, а не гнили в тюрьме вместе с арабами и неграми, давай информацию, а лучше все сделай так, чтобы ваши сдали позиции. Ну, вот, мне и пришлось Родину продать. Сын, все-таки! — генерал, говорил совсем тихо, почти шептал, а в конце исповеди, еще и заплакал. Смотреть на взрослого плачущего мужика, который, еще вчера излучал силу и власть, было неприятно. Но, кто ему доктор, он сам выбрал свой путь коррупционера и взяточника. И видит бог, закончилось все справедливо и закономерно — генерал сидит в камере, а его родные, которые все это время жили в чужом государстве за счет «грязных» денег, теперь в роли заложников. — Кто тебе «нарезал» задачи? — деловито спросил я. — Люди. Точнее сказать не могу. Да, оно и не важно, понятно, что разведка западной коалиции. Их интересовали лоции прибрежных вод в районе Феодосии. Рельеф дна и перепады глубин. Думаю, они планируют высадку десанта. Так, что делай выводы, капитан. — Понятно. Вот тебе ручка и блокнот, пиши все, что знаешь и помнишь. Как закончишь, получишь пистолет с одним патроном, всем скажу, что ты геройский погиб во время стычки с вражеской ДРГ, — подбодрил я предателя. — Не надо, — отмахнулся от моего предложения генерал. — Пустое это все, богу, на уши лапши не навесишь. Говори как есть: мол, генерал Шпаков, гад и поддонок! Я вышел из камеры, оставив фляжку с водкой и пачку сигарет генералу. Проинструктировал охрану на счет пленных. Депутата и майора охраны приказал немедленно расстрелять, генералу, как допишет «чистуху» выдать пистолет с одним патроном и не заходить в камеру пока он не застрелиться, если в течение часа выстрела не последует, закинуть внутрь гранату. В воздухе чувствовалось нарастающее напряжение, почти ощутимый запах опасности и приближающаяся беда! Связался с сержантом Копыловым, озаботил его наблюдением за морем, не хватало еще проспать высадку десанта. Будет высадки или нет, я не знал. Доверять словам предателя на сто процентов я не мог, да и он не обладал всей полнотой информации. Не будут же вражеские шпионы докладывать своему информатору о планах и задумках своего командования. О том, что войска Западной коалиции могут высадиться морским способом в нашем районе, предполагал еще Велехов, но поскольку на тот момент были более куда существенные и серьезные задачи, то эту мысль отогнали прочь. И вот теперь мне надо самому разбираться с этой проблемой. Связался с Велеховым, доложил ему, все, что узнал от пленного генерала. Павел Сергеевич, ответил, что ему сейчас не до меня, потому что выбитые из Крыма укропы, неожиданно вознамерились восстановить свой статус и вернутся на старые позиции. Контратаки шли постоянно и на широком фронте. Подошедший вчера пол мотострелков пока помогал отбивать атаки, но, сколько это будет продолжаться неизвестно. Интересно? Получается, что бандерлоги опять полезли вперед. Совпадение или они оттягивают на себя все наши силы, чтобы «западникам» можно было высадиться на побережье. Срочно созвал военный совет, чтобы обсудить план действий. В итоге, решили послать несколько дозорных групп, чтобы они наблюдали за побережьем. И всю имеющуюся у нас в наличии артиллерию и системы залпового огня переместить поближе к побережью, чтобы иметь возможность нанести упреждающий удар по десантным кораблям противника. Честно говоря, с артиллерией у нас было не густо: две БМ-21, которые своих ходом двигаться не могли, поэтому их приходилось таскать на буксире, одна гаубица Д-30, установленная в кузове четырехосного самосвала и шесть 82мм миномета. Вот и все! Чуйка подсказывала, что активность укропов не просто так, и в самом скором времени, можно ожидать высадки десанта. Так и получилось! Всю ночь, в небе слышался гул винтов и турбин, пролетающих самолетов и вертолетов. С позиций у Перекопа шли сообщения о том, что по ним работает авиация. Ранним утром, когда солнце только показалось из-за горизонта радиосвязь заглохла и в эфире поселился треск и шум помех. Все попытки вызвать дозорные группы на побережье, успехом не увенчались. Началось! *** Обстрел закончился, ракеты и снаряды утюжили наши позиции больше часа. Султаны взрывов и столбы огня вздымались к небу поодиночке и целыми сериями. Землю и прибрежный песок перепахали несколько раз подряд. Вместе с грунтом, разнесли в пыль и перемолотили все постройки на побережье. Мертвые тела вражеских десантников равномерным ковром покрывали прибрежные воды. Морская гладь окрасилась в зловещий, багровый цвет крови. Золотой пляж в селе Береговом, был когда-то одной из визитных карточек Крыма. Его изображали на поздравительных открытках, он рекламировал табачные изделия, красуясь тремя ракушками на сигаретных пачках, в его честь названо множество баз отдыха и санаториев. Теперь это был не мелкий ракушечный песок золотистого цвета, на котором так любили нежиться сотни тысяч отдыхающих со всего мира, теперь это черная каша, состоящая из крови, перемолотой плоти, сгоревшего топлива, пороха и человеческого страха. Первые две волны десанта мы отбили. Наши два «Града» отработали на твердую пятерочку, разметав разрывами своих ракет высыпавших на берег десантников. Ответным огнем с кораблей, обе БМ-21 тут же были уничтожены, и к берегу потянулась следующая партия катеров и десантных барж. Первая волна десанта — два десятка легких катеров, которые стремительным броском, под прикрытием корабельного огня вылетели на песчаный берег и десантники, экипированные в одинаковые черные «гидрики», красивыми, короткими перебежками рванули вперед. Позеры! Короткий пристрелочный залп, корректировка, еще один залп, снова корректировка и массированный огненный налет перемешал упакованных и экипированных «морских котиков» с песком и соленой водой. Надо отдать должное корабельным стрелкам, они в считанные минуты засекли позицию наших установок РСЗО БМ-21 и ударом своих ракет тут же их уничтожили. Все это я наблюдал в бинокль, когда наша разномастно экипированная и вооруженная колонна в пешем порядке подходила к берегу. Машины я приказал бросить на значительном удалении, чтобы они не пострадали от вражеского огня. Турецкие корабли, стоящие на рейде, окрасились десятком бутонов дульных вспышек, и песчаный берег расцвел султанами взрывов. Обстрел продолжался не менее получаса, потом турки поставили дымовую завесу, и началась высадка второй волны десанта. Десантники перли вперед с ожесточенностью и самоубийственной упертостью шахидов. Бой продолжался около четырех часов, кое-как мы смогли остановить волну десанта, положив больше трех сотен вражеских бойцов, утопив шесть катеров и несколько барж еще в море. Турки все-таки смогли высадиться и захватить небольшой плацдарм, но я бросил против них последний резерв: пару БТРов, одну БМП-3 и взвод штурмовиков. Оставив на песчаном пляжу все три «коробочки», десант сбросили в море, где и добили огнем пулеметов. Вновь начался обстрел с моря. В воздухе прочертило несколько дымовых трассеров и пляж разукрасило чередой взрывов. Да, когда же у них закончатся эти чертовы ракеты?! Радиосвязь так и не появилась. Попробовал вызвать артиллеристов, которые должны были сменить позицию, сместившись западнее, но в эфире был только треск и шум помех. Поймал взглядом одного из бойцов, подозвал его к себе и послал его на поиски «арты». Написал на вырванном из блокнота листке короткий приказ для артиллеристов, заставил вызубрить вестового его наизусть и отправил в путь. Воспользовались возникшей передышкой на славу: стащили раненых в тыл, оказали посильную медицинскую помощь, легкораненые остались в строю, остальные подлежали немедленной эвакуации. Медики как раз пригнали два «КамАЗа», в которых раненых навалили, чуть ли не «с горкой», пока шла погрузка, ко мне подбежала Вера. Выглядела Вера плохо: кожа на лице посерела, и его пересекли глубокие морщины, свидетельствующие об усталости и перенапряжении. Несмотря на это, увидев меня, она заулыбалась и даже, попробовал привести себя в порядок, поправив выбившиеся из-под шапочки волосы. — Милый, ты как? Не ранен? — она плюхнулась рядом и, покопавшись в сумке, вытащила оттуда небольшой термос, который тут же протянула мне. — На, поешь! Вроде, еще не остыла. — Сама-то, ела? — спросил я, беря термос, в котором была едва теплая перловая каша, заправленная тушенкой. — Да, — излишне поспешно ответила девушка. Врет! — А, ну рот, открывай! — строго приказал я. Вера, было, дернулась, чтобы отрицательно замотать головой, но я был непреклонен и все-таки запихнул пару ложек. По тому, как её лицо расцвело довольной улыбкой, стало понятно, что такая забота ей была чертовски приятно. Бабы, как те кошки, любят лесть и ласку. Скажешь доброе слово, и ничего больше ей не надо для счастья. Пока я доедал кашу, Вера осмотрела мою голову, чего-то там помазала йодом и поменяла повязку. — На, надень! Вера протянула мне простенький крестик, явно самодельный, вырезанный из куска листовой латуни. — Это чего? — не понял я. — Это отцовский крестик. Возьми, мне так спокойней будет. Я не стал спорить и нацепил крестик на простенькой бечевке на шею. Может, все эти нежности выглядели и нелепо на фоне происходящего ужаса, но мне было все равно, я четко осознавал тот простой факт, что до сегодняшнего вечера мне не дожить. Еще один штурм врага всем кто останется на этом пляже не пережить. Поэтому, плевать как мы с верой выглядим со стороны, смешно или нет? Это не важно! Подбежал запыхавшийся Фюрер и сообщил, что погрузка раненых закончена, можно отправляться назад. — Я привез кое-чего из боеприпасов, — Витька указал на невысокую стопку ящиков с патронами и гранатами. — Больше ничего нет, это последние. — Ясно. Есть какие-нибудь новости с Перекопа? — Есть. На северо-западе полуострова, возле села Раздольное, турки выбросили десант. Так, что, скорее всего, у нас это отвлекающий маневр. Бойня там идет серьезная, Севастополь бросил в бой последние резервы. — Понятно. Ты забери с собой кого-нибудь из легкораненых, надо найти артиллеристов и перекинуть минометы в район Орджоникидзе. Я уже одного вестового послал, надо отменить предыдущий приказ. Гаубицу тащите сюда, пусть долбит по морю, она на ходу, после каждого выстрела надо менять позиции, ясно? А трофейный БТР и «бардак», ну те, что не на ходу и сейчас в кузовах самосвалов, поставите между гаубицей и морем. Как только с моря пойдут вертолеты, гасите их. Запомнил?