Он отвёл Кактуса в камеру и быстро поднялся наверх. Удовлетворённый результатом своей работы, он направился в кабинет Харитонова. Зайдя в его кабинет, он увидел там начальника криминальной милиции. — Извините, я зайду попозже, когда вы освободитесь, — сказал он и попытался закрыть за собой дверь кабинета. — Лавров, погоди. Заходи, что у тебя? — спросил его Харитонов. — Да вот, хотел доложить, что я развалил Кактуса. Он дал мне показания по факту убийства Корнеева. Правда, говорит, что сам он никого не убивал и всё валит на Гришина. — Молодец! Всё-таки дожал его. Главное, что он заговорил и признался в том, что именно они убили Корнеева. Вот видите, Владимир Иванович, и наш Лавров вырос из коротеньких штанишек. Одно слово, молодец. Новиков посмотрел на радостное лицо Павла и процедил сквозь зубы: — Это ещё доказать нужно. Сегодня он дал такие показания, а завтра с таким же успехом откажется от них. Ты, Лавров, наверное, опять его бил, вот он и рассказал тебе то, что ты так хотел услышать от него. Ты ещё молод и, наверное, не сталкивался с этой проблемой. Ты знаешь, что показания, добытые с нарушением законности, не могут являться доказательствами вины человека в суде. — Я его даже пальцем не тронул, товарищ полковник, — обиделся Павел. Его счастливая улыбка, которая ещё с минуту назад сияла на его лице, исчезла неизвестно куда. — Ты на меня не обижайся, я просто тебя учу. Я не думаю, что ты просто так мог развалить этого Кактуса. Он человек тёртый и имеет достаточный авторитет в преступном мире. Павел посмотрел на Харитонова. Глаза его искали поддержку, но Харитонов что-то писал и не видел этого взгляда. — Я действительно не трогал Кактуса. Может мне вызвать следователя, чтобы он официально закрепил эти показания? — Не спеши. Если он действительно сознался в этом, то он подтвердит это и завтра. Ты знаешь, Лавров, каждый документ должен пройти определённый срок своего старения. Пусть он полежит дня два, а затем станет ясно, что с ним делать дальше, — сказал Новиков. Лавров развернулся и молча вышел из кабинета. * * * Павел вернулся к себе в кабинет. Он сел на стул и отрешённо посмотрел в окно. Там, за окном, шла совершенно другая жизнь. Люди встречались, влюблялись, растили детей и строили дома. Здесь же всё было по-другому. Здесь, в этом кабинете, жизнь теряла все краски и приобретала совершенно другой смысл. Здесь, вот за этим столом, проходила своеобразная линии фронта, которая делила людей на своих и врагов. Там, где раньше воевал он, врагами были моджахеды, жители совершенно другой страны, здесь же врагами были свои. Лавров всё это понимал. Он хорошо знал, что там, где война, там всегда есть трусы и перебежчики, люди, готовые с оружием в руках воевать на стороне врага. Но на войне всё проще, чем здесь, в этой жизни. Трудно определить своего врага, если он одет в такую же форму, как и ты. Да, он не стреляет в тебя и не бьёт ножом тебе в спину. Но эти люди не менее опасны, чем те, с ножами. Они ломают жизни и судьбы людей. Они создают невыносимые условия. Павел сидел за столом и не знал, что ему делать дальше. Он пододвинул к себе чистый лист бумаги и взял ручку. «Начальнику УВД города Казани, — начал писать он. — Прошу уволить меня из органов внутренних дел. Считаю, что не могу работать в системе МВД по морально-этическим соображениям». Лавров закончил писать и положил ручку на стол. Перечитав свой рапорт, он снова взял ручку и расписался под текстом. Павел опять посмотрел на открытое окно и, встав из-за стола, закрыл его. Он поднял трубку и набрал рабочий номер телефона Надежды. Они недавно подали заявление в ЗАГС и были намерены сегодня познакомить своих родителей, а также обговорить свадебную церемонию. Со стороны Павла родственников практически не было, а вот у Надежды была большая родня, которая проживала не только в городе Казани, но и в других городах. В трубке слышались длинные гудки. — Наверное, вышла из кабинета, — решил про себя Павел. — Перезвоню чуть попозже. Он надел пиджак и направился к двери. Но его остановил настойчивый телефонный звонок. Он вернулся обратно к столу и снял трубку. — Лавров, слушаю. В трубке неожиданно зазвучал незнакомый мужской голос: — Слушай, Павел! Умные люди говорят, что плохой мир лучше хорошей войны. Я знаю, что у тебя в камере сидит Кактус. Я знаю, что он поплыл и дал тебе показания. Поэтому предлагаю тебе сделку. Давай с тобой договоримся по-доброму, я отдам тебе ещё одного человека, Гришина, а ты в свою очередь пообещаешь дальше не копать это дело. Сам подумай, зачем тебе это? Убийство раскрыто, все остаются при своих интересах. Если хочешь, могу переговорить, и тебе за это повесят четвёртую звезду на погоны, а ещё могу подогнать тебе немного денег на жизнь. Насколько я знаю, ты собираешься жениться, и лишние деньги явно тебе не помешают. Ну и как? Договорились? Сначала Лавров растерялся от подобной откровенности. Но уже через секунду он взял себя в руки, так как понял, что ему звонит Жан. — Нет, Жан. Я из той категории людей, которые не продаются. Не теряй на меня время. Я советую тебе добровольно прийти в милицию и написать явку с повинной. Это лучший для тебя выход. — А ты мне не советуй. Ты лучше подумай о себе, о Надежде, о матери. Ведь все мы смертны, независимо от возраста. — Ты что, мне угрожаешь? — Нет. Просто советую тебе подумать о бренности жизни. Жизнь такая штука, не знаешь, где найдёшь и где потеряешь. На том конце повесили трубку. Услышав гудки отбоя, Лавров тоже положил трубку. Он был растерян от этой неприкрытой наглости. Надо же, этот человек только что хотел его купить и грозил убийством его семьи и девушки. — Откуда это он всё знает обо мне? Кто ему мог об этом рассказать? Откуда он знает, что Кактус поплыл и дал мне показания по убийству? Ведь об этом знали только три человека: он, Харитонов и Новиков. Страшное подозрение вновь возникло у него в голове. Неожиданно для него, дверь кабинета открылась и в кабинет, улыбаясь, вошёл Новиков. — Ну, как дела, Лавров? Чем ты занят? Дай мне, пожалуйста, протокол допроса Кактуса. Ты что так на меня смотришь? Слушай, Лавров. Тебе не кажется, что Кактус мог просто оговорить себя и не иметь никакого отношения к этому убийству? Ты же знаешь, кто его родители. Мать работает судьёй в Верховном суде республики, а отец занимает большую должность в управлении юстиции. Зачем тебе лишние головные боли? Ты знаешь, я чего боюсь, что он тебя просто хочет подставить этим признанием. У него наверняка есть стопроцентное алиби на этот день. Вот он его и выложит в суде и снова обвинит тебя в рукоприкладстве. Тогда для тебя всё будет кончено. Сядешь на скамью подсудимых вместо него. — Я его не трогал, это раз. А во-вторых, тех деталей, что он рассказал мне, я знать не мог. Я же не выезжал на труп? — Смотри. Я думал, что ты умнее, Лавров. Я имел в виду, более практичный. Ты уже один раз попал под этого Кактуса. Нормальный оперативник не стал бы больше с ним связываться, а ты снова полез в эту петлю и даже встал на табурет. Столкнуть тебя с него сможет каждый. Жалко одно, что пятно ляжет на весь отдел. Лавров промолчал. Ему не хотелось разговаривать с Новиковым, так как он отлично знал, что привело последнего к нему в кабинет. — Давай, Лавров, работай. У тебя осталось чуть больше суток. — Спасибо, Владимир Иванович. Я постараюсь оправдать Ваши надежды и расколоть его окончательно. — А что с машиной, которую ты пригнал вчера? — С ней работают эксперты. Надеюсь, они найдут кровь Корнеева в этой машине. — Давай, Лавров. Надежда умирает последней, — сказал он и направился к двери. — Кстати, Владимир Иванович. Вы не будете возражать, если я уйду завтра в три часа дня. Завтра я женюсь. Новиков внимательно посмотрел на Лаврова. — Значит, решил жениться? — Да. Церемония бракосочетания пройдёт в ЗАГСе Московского района. — Ну, давай, удачи тебе, Лавров. Какое-то нехорошее предчувствие зародилось у него в груди, но он смог подавить его. * * * Павел зашёл к Харитонову и сел на стул. Он оторвался от бумаг и посмотрел на Лаврова. — Юрий Андреевич, — обратился он к нему. — Скажите, пожалуйста, в чём моя вина? — Я что-то тебя не понял, Лавров. Говори яснее. — Я говорю в отношении Новикова. Почему он так болезненно воспринял мой доклад? Харитонов пристально посмотрел на Лаврова. — Извини, Павел, но этот вопрос не ко мне. Ты знаешь пословицу, что старшим в зад не заглядывают? У меня одни лишь подозрения и больше ничего. Подозрение остаётся подозрением до тех пор, пока не будет конкретных фактов измены. Пока у меня нет ничего против него. — Кстати, мне сегодня звонил Жан. Он в курсе того, что мы знаем всех участников этого преступления, и предложил мне сделку. Он сдаёт мне Гришина, а я прекращаю копать под него. — И чем это всё закончилось? Я не думаю, что ты принял его предложение? — Всё ограничилось его угрозами. — Запомни, Лавров, одно, этот человек слова на ветер не бросает. Поэтому будь с ним осторожен. — Да что он мне сделает? — Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. — Юра, я на завтра отпросился у Новикова. Завтра мы с Надеждой хотим пойти в ЗАГС и расписаться. Ты, надеюсь, не станешь меня держать на работе в это время? — Ну что, поздравляю тебя. Дай Бог тебе счастья в семейной жизни.