— Понял, третий, — прокричал Павел, прежде чем автоматная очередь в пух и прах разнесла рацию. Отбросив в сторону уже бесполезную радиостанцию, он снова взял в руки автомат. Внезапно из-за камней показался моджахед, одетый в полосатый халат с цветастым поясом. На плече его был ручной гранатомёт. Павел не успел срезать его очередью из автомата, так как в этот момент его автомат звонко щёлкнул. Он передёрнул затвор, но всё повторилось. Он отстегнул от автомата магазин, тот был пуст. Пока он вставлял новый магазин, моджахед успел выстрелить из гранатомёта и быстро скрыться между камней. Раздался сильный взрыв. Стоявшая не так далеко от него бронированная машина оторвалась от земли сантиметров на двадцать и моментально покрылась чёрным дымом. Из моторного отсека показались яркие языки пламени. — Сука! — громко произнёс Лавров и стал внимательно наблюдать за тем местом, где исчез гранатомётчик. Через некоторое время из-за камней, за которыми скрылся моджахед, показалась его голова. По всей вероятности, он выбирал для себя новую цель, и поэтому достаточно высоко поднялся из-за камней. Наконец он застыл на месте и попытался сделать свой очередной выстрел. В этот раз Павел не дал ему ни одного шанса. Трассирующие пули словно по линейке прочертили линию от его автомата до груди моджахеда, его халат покрыли бурые пятна. Моджахед выронил свой гранатомёт и, схватившись руками за грудь, повалился на камни. Моджахеды, заметив раненого десантника, лежащего меж камней, попытались взять его в плен. Лавров вовремя заметил, как в его сторону, прячась за камни, выдвинулись человек пять моджахедов. Их передвижение прикрывал пулемётчик, не давая десантникам оторвать голову от земли. Павел попытался подавить эту огневую точку, однако часть моджахедов перенесли огонь на него, не давая ему возможности поднять голову. Пули с визгом проносились над его головой, впиваясь в дорогу, и с ещё более сильным визгом уходили рикошетом куда-то ввысь, где терялись в голубом небе. Автоматические пушки БМД не доставали моджахедов, укрывшихся на крутом склоне, и для того чтобы каким-то образом помочь вступившему в бой десанту, они вынуждены были отойти немного назад и оттуда расстреливать склон горы. Лавров шарил рукой по подсумку, стараясь отыскать магазин с патронами, однако подсумок был пуст. — Боже мой! Неужели я уже успел все их расстрелять? — с ужасом подумал Павел. Он положил около себя две гранаты и достал пистолет. Этого было слишком мало, для того чтобы отбиться от наседающих моджахедов. Он осторожно выглянул из-за камня. Моджахеды, укрываясь за камнями, тащили за собой раненого десантника. Павел вскочил на ноги и под покровом чёрного дыма сделал перебежку. Теперь моджахеды были в метрах двадцати пяти от него. Он выдернул чеку из запала гранаты и, размахнувшись, швырнул её в их сторону. Раздался взрыв. Двое из пяти моджахедов остались лежать между камней, а трое всё ещё продолжали тащить за собой десантника. Теперь уже в его сторону полетели одна за другой две гранаты. Они взорвались в метрах десяти от него, осыпав градом камней. Пока не осела пыль от взорвавшихся гранат, ему удалось поменять свою позицию. Следующая граната упала как раз туда, откуда он только что-то отполз. Из-за горы показались два МИ-24, которые прошли вдоль дороги. Сделав боевой разворот, они накрыли склон горы шквалом из неуправляемых ракет и огнём своих пушек. Моментально весь склон горы покрылся взрывами. Павел заметил, что моджахеды, не выдержав огня вертолётов и автоматических пушек оставшихся боевых машин десанта, стали быстро отходить назад, бросая своих убитых и раненых. Раненые моджахеды стали поднимать руки, некоторые из них, стараясь раствориться среди камней, поползли наверх. Лавров посмотрел на часы. Оказалось, что бой шёл всего лишь двадцать минут, которые ему показались вечностью. Неожиданно из-за горы вывернула ещё одна пара МИ-24, которые сходу атаковали противоположный склон горы с отступающими духами. Вертолёты, расстреляв все свои ракеты, продолжали утюжить склон из пушек и пулемётов. Через пять минут, расстреляв весь свой боезапас, они скрылись за горой, словно их никогда и не было. Над дорогой повисла тишина, разрываемая треском рвущихся в БМД патронов. Заметив своих десантников, которые медленно двигались вдоль дороги, Лавров поднялся из-за укрытия и, махая им рукой, направился навстречу. Он не почувствовал никакой боли. Сильные толчки в грудь опрокинули его на камни. Последнее, что он увидел, падая лицом вниз, было голубое небо. Очнулся Лавров в медсанбате. Чья-то пахнущая лекарствами рука заботливо поднесла к его потрескавшимся губам смоченную в воде ватку. Он открыл глаза и сквозь пелену тумана увидел красивую молодую девушку, склонившуюся над ним. — Я умер? — спросил он её. Девушка мило улыбнулась. Её глаза, как ему показалось в тот момент, стали влажными от слёз, и чтобы не расплакаться, девушка отвернулась в сторону. — Как Вас зовут? — еле слышно прошептал Лавров. — Надежда, — коротко произнесла она и снова поднесла к губам смоченную в воде ватку. — Какое красивое имя, — обессилено прошептал он и снова потерял сознание. Окончательно он пришёл в себя лишь через два дня. Всё это время около него неотступно находилась Надежда. Он до сих пор помнит запах её волос, её нежные и мягкие пальцы. Они много говорили, рассказывая о себе интересные и забавные истории. Но самое интересное было то, что они оба оказались из одного города — Казани, в котором жили не так далеко друг от друга. Мама Надежды работала учительницей в его школе и вела уроки истории. За полторы недели пребывания в медсанбате, он сильно привязался к этой девушке. В какие-то моменты стал даже её ревновать к другим раненым, которые лежали в одной с ним палате. Как-то вечером она сообщила, что завтра его отправят в Кабул. Этот последний вечер запомнился Лаврову на всю жизнь. Надежда сидела у него в изголовье и рассказывала что-то весёлое, пытаясь скрыть от него слёзы… — Что с тобой, Надежда? Почему у тебя на глазах слёзы? Кто тебя обидел? Скажи, может, я могу тебе в чём-то помочь? — Нет, Павел, ты мне в этом не поможешь, — тихо произнесла она. — Мне очень жалко, что тебя отправляют в Кабул. Больше я тебя, наверное, не увижу. Ты не поверишь, но мне кажется, что я в тебя влюбилась. Вот так просто, взяла и влюбилась. Кому расскажешь, не поверят. Лавров был удивлён её признанием, так как тоже, похоже, влюбился в эту красивую девушку. Он молча взял в руки её ладони и прижал их к своим губам. — Надя! Если я не погибну на этой войне, то обязательно разыщу тебя. Дай мне номер вашей воинской части. Я обязательно напишу тебе. Прошло более трёх лет после их расставания, и сегодня, заметив эту девушку на Казанском вокзале, он снова вспомнил Надежду, и от этих воспоминаний у него защемило сердце. * * * Поезд несколько раз дёрнулся и, лязгая металлом, тронулся. Мимо окон вагона медленно поплыли привокзальные постройки. Поезд, стуча колесами на стыках рельс, стал медленно набирать скорость, и вскоре мимо окон замелькали уже пригородные станции. Павел снял с себя куртку и расстелил постель. Он быстро переоделся и вернулся в купе. Он невольно удивился тому, что, несмотря на отсутствие билетов в кассе вокзала, три места в купе пустовали. Павел вышел в тамбур вагона. Он достал сигареты и закурил. Глубоко затянувшись дымом, он мысленно снова вернулся к той женщине, которую случайно увидел в зале ожидания. — Дурак! Нужно было подойти к ней и поинтересоваться, — подумал он. А вдруг это она? Нет, это исключено. Снаряд дважды не падает в одно и то же место. Если это была бы она, то, по всей вероятности, подошла бы к нему. Он выпустил струю голубого дыма в потолок вагона и, загасив сигарету, вошёл в своё купе, лёг на полку и закрыл глаза. Перед глазами снова возник образ Надежды. «Смотри, парень, так легко и с катушек соскочить», — с улыбкой подумал он про себя. Павел не заметил, как задремал. Очнулся он оттого, что состав сильно дёрнулся и остановился. Он отодвинул шторку и посмотрел на перрон. На белом здании вокзала он увидел название станции «Арзамас». На перроне, около вагона стояла группа местной молодёжи и что-то громко обсуждала. До ушей Павла доносилась нецензурная брань и хохот. Он снова отодвинул занавеску и посмотрел на перрон. Похоже, стоявшая группа молодёжи кого-то провожала. Один из молодых парней, взяв в руки гитару, с надрывом затянул что-то из тюремной лирики. Где слышна команда, слышны окрики грозные, Это в шахты спускают усталых зэка, У окна, у решётки моя жёсткая койка, За окном догорает усталый закат. «Кому что, — подумал про себя Лавров. — Кто-то головы клал в Афганистане, а кто-то в это время грустил об усталом закате». Локомотив засвистел. Состав лязгнул металлическими буферами и тихо тронулся. Мимо окна медленно поплыли какие-то непонятные в темноте постройки. Ещё секунда, другая и всё это потонуло в чёрном бархате летней ночи. Он снова закрыл глаза и отвернулся к стене, стараясь заснуть. Однако громкий разговор пьяных людей около его двери заставил его открыть глаза. Дверь купе резко распахнулась, и в него вошли двое парней. — Эй, мужик? А ну встал быстро и мухой на верхнюю полку, — произнёс один из них. — Ты, наверное, тоже не хочешь, чтобы я сломал себе шею, падая с верхней полки? Павел сел и посмотрел на них. От парней разило алкоголем и дешёвым табаком. — Извините, ребята, но это моё место. Я хорошо вижу, что среди вас стариков и инвалидов нет, — ответил Лавров. — Если боишься упасть, то поменяйся местами со своим товарищем. — Я что-то не понял? Это ты, козёл драный, кому сказал, ему или мне? — Мужики, давайте не будем шуметь, ночь. Люди устали и отдыхают. — А ты кто такой, чтобы здесь качать права? Вот ты скажи, кто ты, чтобы учить нас хорошим манерам? Ты что, учитель или воспитатель? Взгляд его упал на куртку Лаврова, которая висела на плечиках. — Да ты, похоже, сапог. Видишь, сколько значков навесил, наверняка продукты без очереди будет приобретать? Они сейчас все борзые, чуть что, тычут себя в грудь, я, мол, воевал в Афганистане и такой же фронтовик, как и те старики, что воевали за Родину. Павел промолчал. Ему стало обидно за тех ребят, которые сложили свои головы в Афганистане. Он стал молча наблюдать, как эти двое, пальцы рук которых пестрели синими наколками, стали изгаляться в купе. — Ты что, мужик, набычился? Я же сказал тебе, чтобы ты перебирался на верхнюю полку. Ты что меня не понял? Может, хочешь, чтобы мы тебя пинками загнали туда? — Ребята, может не стоит скандалить? В купе три свободных места, занимайте любые, что вы пристали ко мне? Парни уложили свои вещи под нижнее сиденье и сели напротив него. Один из них, что был пониже ростом, достал из сумки початую бутылку водки и поставил её на стол. Он снова нагнулся к сумке и достал из неё закуску, которую разложил на столе. Заметив пустой стакан из-под чая, стоявший на столе, он пододвинул его к себе. Налив полстакана водки, парень протянул его своему товарищу. — Пей, Гера. Я думаю, что нам с тобой не стоит обращать внимание на этого козла. Если он не понимает по-русски, то ему стоит просто посшибать рога. Гера опрокинул в себя водку и захрустел малосольным огурцом. Теперь уже Гера налил в стакан водку и протянул его своему другу. Друг долго гонял водку из стакана в рот, пока не проглотил её. Лицо его приобрело пунцовый цвет, а глаза стали такими большими и круглыми, что Лаврову показалось, что они готовы были вывалиться из его большой головы прямо в стакан. — Ты что уставился? Не видишь, что тяжело человеку? Отвернись и не смотри на нас, а то я сам тебе глаза закрою. Его большая рука, густо покрытая рыжими волосами, потянулась к лицу Павла. Что он хотел ему сделать, Павел не понял. Он схватил парня за кисть руки и ловким движением заломил ему пальцы. Гера охнул и стал медленно сползать с полки, скрепя зубами от сильной боли. — Отпусти пальцы, козёл! — закричал он. — Сломаешь же! Павел на какой-то миг ослабил хватку, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы Гера вырвал из его рук свои пальцы. В следующую секунду громадный кулак просвистел мимо его головы и с грохотом ударился в стенку. — А, а, а!!! — закричал Гера, угодив своим кулаком в металлический держатель полотенца, прикреплённый к стене. Из повреждённой кисти были видны торчавшие осколки костей. Второй парень выхватил кнопочный нож. Он нажал на кнопку, и блестящее узкое лезвие выскочило из ручки ножа. Он стал размахивать им перед лицом Павла, норовя порезать его лицо. В этот момент Лавров оттолкнул от себя побелевшего от боли Геру на его товарища и выскочил из купе. — Порежу, сука! — заорал второй и устремился за ним из купе. Они встали друг перед другом, один защищаясь, а другой, стараясь нанести ему удар ножом. Парень несколько раз пытался пырнуть Павла, но тот ловко уклонялся. Разбуженные шумом драки из купе стали появляться заспанные лица пассажиров. Неожиданно для него, вагон резко дёрнулся, и Павел чисто интуитивно схватился за ручку двери. Он не сразу почувствовал в боку боль. Его белая майка густо окрасилась в алый цвет. Парень снова сделал шаг вперёд навстречу Павлу, размахнулся, чтобы нанести ему очередной удар ножом. Но в этот раз Лавров отреагировал своевременно. Он увернулся от этого колющего удара и локтем нанёс удар противнику в лицо. Удар был такой силы, что сломал нападавшему нос. Парень выронил нож и схватился за окровавленное лицо, а затем медленно сполз вдоль стенки на пол. Павел попятился назад и упёрся спиной в закрытую дверь тамбура. Резкая боль в боку заставила его согнуться. Он задрал майку и посмотрел на рану. Несмотря на большое обилие крови, рана оказалась не настолько опасной, как ему показалось ранее. Нож прошёл вскользь, распоров лишь мышцы живота. — Помогите! Разве вы не видите, что человек истекает кровью! — закричала одна из испуганных пассажирок. «Наверное, я умираю», — подумал про себя Павел, увидев приближавшуюся к нему Надежду. Пассажиры расступились в сторону, давая ей пройти к Павлу. Он сидел на полу вагона и рукой зажимал хлеставшую из раны кровь. Она наклонилась над ним и, достав из кармана халата широкий бинт, стала перевязывать рану. — У кого-нибудь есть спирт или водка? — спросила она у стоявших в коридоре пассажиров.