— Нет! — вскрикнула Салли. Дилан спускался, словно Тарзан, без помощи ног, на одних руках. Последние десять футов, отделявших его от пола, он преодолел одним прыжком. Джо кинулась к молотку, Дилан побежал ей наперерез. Но все-таки она двигалась слишком медленно. Оскалившись, он врезался в нее, и они покатились по полу, а потом уперлись в шкафчик. Дилан подмял ее под себя, попытался ударить кулаком по голове. Джо сделала что могла, чтобы заблокировать удар, и вонзила ему нож между ребер. Дилан выгнул спину, потянулся к ране, но Джо выдернула лезвие и снова его пырнула. Она почувствовала, как горячая кровь льется ей на костяшки пальцев, брызгами усеивает ее лицо. Она снова и снова наносила удары ножом, не думая куда, просто вгоняя лезвие как можно сильнее и глубже. Потом Дилан, видимо, ударил ее куда-то в локоть, потому что рука у нее онемела, а нож отлетел в сторону. — Что ты наделала? — взвыла Салли. — Мой бедный мальчик! Руки Дилана нащупали ее шею, он приподнял бедра и потом навалился на нее всей тяжестью. Джо старалась прижать подбородок к груди, но была бессильна против такого жуткого напора. Казалось, ее шея вот-вот лопнет под его пальцами. Она попыталась лягаться, чтобы сбросить Дилана с себя. Его лицо исказилось гримасой боли, изо рта сочилась слюна вперемешку с кровью, вытекала между его обломанных зубов, заливала Джо. Голова у нее отяжелела и словно отделилась от бешеной паники в груди. Перед глазами у нее стала разливаться чернота. Джо вытянула руку в поисках раны у него в боку, но все покрывало кровавое месиво. Джо пыталась взмолиться о пощаде, потому что знала, что сейчас умрет, но уже совсем не могла говорить. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль: как же это ужасно несправедливо. Мир сжимался, звуки приглушались, краски тускнели, и она видела лишь глаза Дилана, его сияющие жемчужные радужки. И вдруг они как-то странно дрогнули и покосились вбок. Руки у нее на шее разжались, и Дилан покачнулся. В уши вновь хлынули звуки, и Джо услышала вопль. Кричала Салли. А потом — глухой стук. Голова Дилана мотнулась, и он завалился вперед, врезавшись лицом в стену. Позади него стоял Уильям, держа молоток обеими руками и подпрыгивая, чтобы не упасть: его ноги по-прежнему были связаны. Джо спихнула с себя тяжеленного Дилана. Все происходило словно в замедленной съемке. Джо протянула руку, забрала у племянника молоток. Салли проковыляла мимо них, вытянув руки перед собой, и рухнула на пол рядом с телом Дилана. Он лежал ничком, совершенно неподвижный, только рука чуть подергивалась. Секунду-другую его изящные пальцы отбивали какой-то ритм, не выражавший ничего, кроме последних отблесков его умирающего сознания. Потом замерли и пальцы. Джо схватила Уилла в охапку и зашагала к выходу не оглядываясь и стараясь двигаться как можно быстрее. Она вынесла его в свет невозможно солнечного дня. — Теперь мы поедем к маме? — спросил Уилл. Голос у него был тихий и ошеломленный. Но он больше не плакал. — Именно так, капитан. Нужно, чтобы ты еще немного побыл храбрым. Добравшись до конца садовой дорожки, Джо, не выпуская Уильяма из рук, снова вошла в дом Салли, остановилась в гостиной возле пианино, взяла телефон. Набрала три девятки и очень спокойным голосом попросила соединить ее с полицией. Ожидая соединения, Джо на всякий случай наблюдала за задней дверью — вдруг Салли решит за ними последовать. Впрочем, вряд ли она скоро выйдет из сарая. Джо назвалась диспетчеру, продиктовала адрес и попросила прислать скорую, кого-то из уголовного отдела с подкреплением, а также команду криминалистов. И тогда, и лишь тогда ее колени подогнулись. Она опустилась на ковер вместе с Уильямом, приникшим к ней крепко, словно моллюск. Эпилог Четыре дня спустя Джо заехала за Ферманом к нему домой. Он вышел к ней чисто выбритый, в темном костюме. — Стильно выглядите, — сказала Джо, когда он садился в машину. Он пристегнулся и заметил: — А у вас видок тот еще. — Вы прямо дамский угодник. Впрочем, он был прав. Ее шею и лицо покрывали разнообразные синяки: лиловые на шее, там, где ее сдавливали огромные руки, зеленоватые и желтоватые — слева на нижней челюсти. По периметру города они поехали в больницу имени Джона Рэдклиффа. Теперь, когда дело наконец закрыли, Оксфорд казался совсем другим. Жизнерадостные семейства на прогулке, беззаботные смеющиеся студенты. Жизнь шла своим чередом. — Как ваш племянник? — спросил Ферман. — Неплохо — с учетом обстоятельств. Они на несколько дней отправились всей семьей в поход, куда-то в Девон. Пытаются развеяться. Но Уиллу, конечно, понадобится помощь, чтобы двигаться дальше. — Да и всем нам, — пробормотал Ферман. — А как насчет вас? — Все заживет. Только жевать больно. — Я не о физическом состоянии. Вы прошли через довольно мерзкую передрягу, насколько я слышал. Вам не предлагали сходить к психотерапевту? Джо кивнула, не отрывая взгляда от дороги: — Не думала, что вы поклонник всей этой душещипательной ерунды. Ферман вытянул перед собой ноги. — Вам следовало бы согласиться. — Вот Алану Тренту это не особенно помогло, — заметила Джо и тут же осудила себя за легкомыслие. Но Ферман рассмеялся: — Надеюсь, вам достанется не психопат. Они уже почти подъехали к больнице. Навстречу им промчался фургон скорой. — Ее поместили в охраняемую палату? — спросил Ферман. — Будет под наблюдением тридцать дней, — ответила Джо. Она время от времени подумывала посетить ее, но всякий раз отказывалась от этой затеи. Вокруг Вишневой усадьбы по-прежнему были натянуты сигнальные ленты. Переживания были еще слишком свежи. Нынешним утром, глядя из окна на сад, на тот самый сарай, Джо толком не могла разобраться, какие же чувства она испытывает к Салли Каррутерс. Не могла разделить в своем сознании приветливую преподавательницу фортепиано и спятившую женщину, полагавшую, что вполне нормально украсть чужого ребенка. Женщину, которая использовала Алана Трента, уязвимого, напуганного человека, худшим из возможных способов: завоевала его хрупкое доверие, а потом вдребезги разбила его, без тени сострадания, не задумываясь о профессиональной этике. Женщину, которая даже сейчас не желала понимать, как она изувечила психику бедного Дилана Джонса. По словам работавших с ней специалистов, она постоянно спрашивала насчет Дилана, просила следить, чтобы его кормили как следует. И это говорила женщина, которая тридцать лет давала ему кошачий корм. — Вряд ли ей дадут реальный срок, — заметила Джо. — Кто-то мог бы сказать, что она пострадала больше всех, — проговорил Ферман. — Она потеряла уже двух детей. Джо с удивлением поняла, что он говорит всерьез. Что ж, в каком-то смысле это верно. И все-таки… Попробуй-ка сказать это мистеру и миссис Джонс. Они продолжали путь в молчании. Джо подумала: интересно, у Фермана тоже все сильнее сосет под ложечкой по мере приближения к анатомической лаборатории? — Стало быть, вы скоро обратно в Бат? — спросил он. — На какое-то время. Я попросила о переводе в Долину Темзы. Желательно в Оксфорд. — Значит, вся эта история вас не отпугнула? — Стрэттон даже представил меня к награждению. Ферман иронически фыркнул: — Я бы сказал — поздравляю, но у этого парня семь пятниц на неделе. — Такие истории еще и заставляют больше ценить семью. Я их всех сейчас слишком редко вижу. Джо не стала упоминать о матери, потому что еще не решила, как поступить. Пока что она купила герань, мамины любимые цветы, и узнала часы посещений в доме престарелых. А поедет ли она к ней — кто знает. Джо свернула с кругового перекрестка и остановила машину возле морга. Рядом уже стоял автомобиль Энди Кэррика. — Готовы? — спросила она. — Пожалуй, да, — ответил Ферман. Они вошли внутрь. В вестибюле ждали Джонсы и Кэррик. Супруги были элегантно одеты. Мистер Джонс поднялся со своего места. — Спасибо, что пришли, — произнес он, по очереди пожимая им руки. Миссис Джонс сжимала в руках носовой платок. — Я уже объяснил, что вам предстоит, — сказал Кэррик. — Вы можете в любой момент передумать и отказаться, в этом нет ничего страшного. — Давайте закончим поскорее, — ответил мистер Джонс. Протянув руку, он помог жене встать. Кэррик повел остальных по коридору. Позади всех шли Джо с Ферманом. Джо уже несколько раз присутствовала при такой процедуре, однако на сей раз все было по-иному. Офицер по связям уже разъяснил Джонсам, что, ввиду положительного результата ДНК-анализа, официальное опознание уже не потребуется, а Кэррик наверняка пытался их отговорить. Но супруги настаивали. Увидев решительную походку миссис Джонс, Джо предположила, что это было прежде всего решение матери. Они дошли до зала морга, и через смотровое окошко Джо увидела в центре помещения каталку, на которой лежало тело, покрытое белой простыней. За рабочим столом сидела женщина в белом халате. Завидев их, она поднялась. Кэррик распахнул дверь. — Доктор, прибыли мистер и миссис Джонс, — произнес он и отступил в сторону. — Доктор Дубровски проведет вас через все этапы, — обратился он к Джонсам. — А мы подождем снаружи. Миссис Джонс не отрываясь глядела внутрь. Джо даже решила было, что она вот-вот передумает и пойдет обратно. Но та, глубоко вздохнув, все-таки вошла. Кэррик закрыл дверь за родителями Дилана. Джо видела в окошко, как врач что-то сказал Джонсам, всего несколько слов. Они встали примерно в метре от каталки. Было видно, как вздымается и опускается грудь мистера Джонса, но его жена выглядела достаточно спокойной. Она в последний раз вытерла глаза и потом ответила на вопрос врача одним-единственным словом: «Да». Врач взялась за уголки простыни и медленно отогнула ее, демонстрируя лицо Дилана. Глаза и рот закрыты, обритая голова. Джо обнаружила, что испытывает некоторое облегчение: ничего не осталось от той жути, которую она видела тогда, в сарае. Кожа у Дилана оставалась бледной, но он был просто мертвец в бесстрастном искусственном свете морга.