– Он давно стоит, – начал было отвечать я, но лейтенант меня перебил: – Я знаю, что давно, не об этом сейчас. Если пойти прямо на него, метров через триста, на перекрестке, свернешь направо. Затем еще два квартала, и ты у наших. Русские здесь разве что одиночки прячутся, частей нет. Нам срочно нужны батареи к рации, с утра без связи. Тебе приказать не могу, да и вряд ли донесешь, но передать мою просьбу можешь. Ты ведь с подготовкой, так? – Это приказ, герр лейтенант? А то я еле хожу, спина болит сильно, да еще контузия, снаряд рванул очень близко, так доктор сказал. – Да, это приказ. Нужны батареи и еда, боеприпасы пока есть, разве что мины к ротному миномету и гранаты. Я не могу послать своих солдат, их у меня очень мало и все при деле, снимать кого-либо просто нет возможности. Русские постоянно атакуют, у нас очень хорошие позиции, они стремятся выбить нас уже не одни сутки подряд, но у них такие же проблемы. Гранат мало остается, русские подходят к стенам, самый рабочий способ – это граната на голову, понимаешь? – Я вас понял, господин лейтенант, вот только… – Что такое? – А вот сейчас я услышал грозные нотки в голосе. Вообще, лейтенант был спокоен до сего момента, скорее всего, из-за усталости, на нем буквально лица нет, хорошо наши, видать, их треплют, но и сами гибнут как мухи. – Я говорил вам, что после контузии я двигаюсь крайне медленно, ноги плохо слушаются. – У тебя полночи впереди, а идти всего ничего, – заметил немец. – По этому страшному городу и одну улицу пересечь иногда час уходит, – продолжал бубнить я. – Ты здесь давно? – заинтересовавшись, спросил лейтенант. – Несколько дней, но уже так набегался, что ноги короче стали, – пытаюсь вызвать жалость. – Тут бежать не нужно, скорее всего, далеко не пробежишь. Ползком, осторожно, должно получиться. Русские в крайних развалинах со стороны улицы, лезут и лезут там, если начнут стрелять, ложись и жди, мы прикроем. Да, передай вот эту записку командиру того подразделения, что найдешь. По идее, там должен быть батальон из нашего полка, но случиться может всякое. – Да, я видел каких-то людей, да и гауптман Хофман говорил, что у русских удачная позиция для атаки вашего здания. Вроде как с берега им не пройти, вас прикрывают из домов, что южнее, а вот с улицы в самый раз. Немец покивал, соглашаясь. Правильно, фриц, смотрите на улицу, а наши как раз возьмут и от пивзавода ударят, куда вы как раз не смотрите. А не смотрят они туда по одной, но веской причине. Та стена простреливается и близко к окнам не подойти, наши наблюдатели тоже не спят. Взяв сложенную в несколько раз бумажку, я сунул ее, не глядя, в карман курточки. Лейтенант проводил меня до стены, под которой был выход наружу, а дальше я пополз в сторону танка. Это и самый быстрый, и самый скрытный путь, как бы странно это ни звучало. Вокруг стреляли слабо, ближайшая перестрелка была в квартале от меня, да и то не очень активная. Остановившись перевести дух, достал записку немецкого офицера. «Срочно нужны батареи и боеприпасы. Убыль серьезная, без поддержки и пополнения провал не заставит себя ждать. Грубер». – Значит, маловато вас там, да? – проговорил я вслух. – Боеприпасов нет? Что-то тут не так, ведь я видел нескольких солдат на постах. У двух пулеметчиков как минимум двойной боезапас, у автоматчиков большое количество гранат, а еще, когда меня вели по зданию, несколько солдат тащили наверх баллоны с горючей жидкостью. Сука, да ведь он меня разыграл, но беда в другом. Что, если немец солгал и сейчас связывается по радио с полком? Вдруг заподозрил меня в работе на противника, а значит, по его мысли, с этой запиской и бегу к нашим. Те идут в атаку и… Вот я и раскрылся. Говорить самому с собой можно долго, но идти надо. Как бы ни хотелось мне сейчас на всех парах рвануть к нашим, но нельзя. Если все пойдет, как надо, немцы меня отпустят, вот тогда и сообщу все, что удалось узнать, а если нет… Подразделения противника обнаружились там, где и указал лейтенант. Теперь я был точно уверен в том, что связь у него есть. Откуда ему известна ситуация, если нет связи? Ведь бои идут постоянно, мало ли кто мог сейчас занимать эти кварталы, но немец был в этом уверен. Разглядев позиции, в этот раз я все же подстраховался, надоело постоянно попадать к врагу неожиданно, поэтому сначала все рассмотрел и только после этого поднялся и пошел открыто. Нет, немцы здесь, конечно, не стояли посреди дороги. Укрываясь кто где, они четко контролировали подходы, но я разглядел в тусклом свете «люстры» блеск пулеметного ствола, торчавший из пролома в стене. Проведя взгляд дальше, заметил и еще пару признаков присутствия людей. То, что это немцы, я был уверен на сто процентов, нас ведь учили, можно сказать, одинаково, поэтому я знаю принципы обустройства позиций при активных действиях. – Не стреляйте, я свой! – на всякий случай крикнул я, на что получил мгновенный ответ. – Заткнись! Русские рядом. Быстро сюда! – долговязый детина с небритой мордой, вывалившись из-за ближайшего укрытия, указал путь. Нырнув в пролом (домик выглядел совсем уставшим), я оказался сразу перед двумя солдатами вермахта. – Стоять! Кто ты такой? О, мать моя женщина… – Рядовой Горчак, с донесением к командиру вашего подразделения, – выдохнул я, привалившись к стене. – Документы, – уже более спокойно спросили у меня. Два солдата выглядели до крайности похожими друг на друга. Оба невысокие, худые, из-под касок на меня смотрят почерневшие от копоти и грязи лица, только белки глаз белеют, больше ничего не разглядеть. В который раз передал метку, меня быстро обшмонали и повели по развалинам куда-то в глубь здания. Здесь был очередной подвал, очень темный. Лишь пройдя по нему метров двадцать, то и дело спотыкаясь, один из немцев меня опередил и теперь подсвечивал путь фонарем. В одном из углов в глубине подвала обнаружилась выгородка из натянутого тента, туда меня и доставили. Солдат, шедший первым, попросил разрешения войти, а через секунду (меня плавно подтолкнули в спину) уже я сам увидел того, кто тут квартирует. Новое для меня действующее лицо на театре боевых действий в городе. Приятной внешности, в чистой… ни фига себе, форме, обер-лейтенант вермахта смотрел на меня… Да нормально смотрел. Вот как. Под его взглядом я как-то машинально подобрался и вытянулся, словно был в солдатской форме и при исполнении. Офицер был высок, белобрыс и строен, очередной истинный ариец, мать его. Такие, как он, могут запросто вынуть пистолет из кобуры, нехотя дослать патрон в патронник и спокойно убить человека, как муху, не моргнув глазом для приличия. Я давно заметил, еще со школы, даже точнее, еще с плена, что такие вот «арийцы» в основном офицеры. Обычные солдаты в войсках мало чем отличаются от нас, русских. Огромная часть немцев как раз темноволосые, смуглые и далеко не великанского роста и телосложения. Этих красавцев, мать их за ногу, специально выращивают, что ли? А вот старшее поколение, всякие генералы и даже полковники, наоборот, худые, маленького роста и абсолютно невзрачные. Такое впечатление, что этих белобрысых вывели в пробирках в начале века, так как до этого времени их было так же очень мало. Вывели специально, как расу господ. Ну, это просто мысли такие, они меня давно посещают. – Значит, ты пришел от Грубера? – как-то вальяжно, спокойно спросил обер-лейтенант. Равнодушие в его голосе напрягало, как будто он не на войне в центре уничтоженного города, а где-то в бункере, далеко-далеко отсюда. – Так точно. – Ты был внутри, какова ситуация, своими словами? – Виноват, господин обер-лейтенант, я мало что видел, темно, здание огромное, да и не было интереса что-то рассматривать. Меня проводили к господину офицеру, тот вручил мне эту записку и приказал доставить. Задание выполнено. – Да-да. Что ты видел поблизости от зданий, захваченных нашими передовыми группами? – Вы имеете в виду, видел ли я красных? – пренебрежительный тон в произношении названий наших частей слетал с моих губ легко. – Не только, – удивил меня обер-лейтенант, – части вермахта там тоже есть, так что? – Виноват, господин обер-лейтенант, я несколько часов назад получил контузию и осколок в спину, еле передвигаюсь уже, третьи сутки на ногах, почти не спал. К вам добирался исключительно на пузе и по таким местам, откуда увидеть что-то нереально. То, что в соседних зданиях с бывшим банком большевиков нет, факт, но вот через улицу на север… не знаю. – Интересно, – офицер смотрел в мою сторону, а взгляд был каким-то блуждающим. – Интересно, – повторил он. Я пытался стоять твердо, но предательски нывшая спина и просто раскалывающаяся от боли голова все же подвели меня. Чувство тревоги нарастало лавинообразно, ноги дрогнули в коленях, и я просто свалился там, где стоял. Глаза успели уловить движение офицера, но подумать об этом я уже не успел. – Признаюсь, я не поверил тебе, ни одному слову. Когда ты свалился без чувств, думал – придуриваешься. Врач осмотрел тебя, тебе действительно серьезно досталось, а ты еще после всего этого смог многое сделать. Молодец, рядовой Горчак, выражаю благодарность от имени рейха! Едва открыв глаза, я был ошарашен такой вот новостью. Я находился все в том же помещении, только лежа на чем-то мягком. Передо мной сидел на стуле все тот же обер-лейтенант, а правее него возился со своими медицинскими причиндалами врач, узнал его по белому халату, торчавшему из-под шинели. – Простите, герр обер-лейтенант, долго я это… Валялся? – спросил я сиплым голосом. Странно, а с голосом-то что случилось? – Нет, пару часов. Сейчас господин Нольберг приведет санитаров, и тебя увезут в санчасть, кровотечение он остановил, у тебя повязка сползла. Транспорт есть, тебе не придется идти пешком. Надеюсь, ты еще послужишь нашему общему делу! – офицер сделал такую многозначительную паузу, что до меня мгновенно дошло, как нужно поступить. – Хайль Гитлер! – попытался принять нормальную позу я, но вышло хреново. – Выздоравливай, рядовой, надеюсь, еще увидимся! – Ага, на том свете свидимся, господин обер-лейтенант. Меня куда-то несли, грубо, пару раз едва не уронив с носилок, но все же донесли. Это был кузов грузового автомобиля, накрытый сверху тентом. Рядом разместились оба санитара, которые и выносили меня из штаба, врач, как мне думается, сел в кабину. Ехали недолго, обстрелов не было, лишь в отдалении, где-то в центре города что-то взрывалось и слышалась ружейно-пулеметная стрельба. Когда пересекали виадук под железной дорогой, стало понятно, куда именно мы едем. Страшно не было, я ж сам вроде как с этой стороны. Факт того, что я был у большевиков, пугать не мог в принципе, меня для этого сюда и привезли. Лежа в кузове, старался даже не смотреть в проем, где откинутый тент позволял немного видеть, зачем показывать свою заинтересованность, да и не видно ничего особо. Санбат немцев оказался рядом, буквально три квартала от железнодорожной насыпи. Кругом дымились руины, здесь находилось множество деревянных построек, которые были уничтожены в августе. Разгрузили машину более бережно, чем загружали, меня унесли внутрь кирпичного, даже с целой на вид крышей, здания и разместили рядом с такими же ранеными солдатами. Да, я себя считал именно солдатом, ведь меня им и сделали. Через пару часов вновь появились санитары и куда-то потащили, оказалось, на осмотр и перевязку. Во время осмотра раны местный врач что-то нашел на моей спине, и началась процедура чистки. Хотели дать какую-то дрянь для анестезии, я отказался, у немчуры сплошная наркота в медицине, подсядешь еще, как потом слезать? Тут даже шоколад с первитином, что уж говорить об анестезии… Терпеть было тяжело, хоть организм у меня и закаленный, подготовленный, но все же детский. Под конец, когда врач что-то шевельнул в ране, я вырубился. Трудно совладать с телом ребенка, пусть даже и с разумом взрослого внутри. Пробуждение было тяжким и неприятным. Вокруг кого-то резали, таково было первое впечатление, но открыв глаза и оглядевшись, обнаружил, что это вопит немецкий унтер-офицер справа от меня. Его только принесли с операции, весь в белых бинтах, но по небольшим проступившим пятнышкам крови становилось понятно, что досталось ему знатно. Руки, грудь и даже голова были с повязками, не иначе как мина рядом рванула, она может своими осколками так осыпать. Сам я, на удивление, чувствовал себя намного лучше, а первая же мысль была о том, что наконец-то выспался. Даже не знаю, от чего было плохо, от ранения или усталости, скорее всего, одно наложилось на другое. – Ну что, парень, готов к осмотру? – через час примерно ко мне подошел врач. – Наверное, – неопределенно ответил я. – Сам идти сможешь? Я привстал с топчана, исполнявшего роль кровати, и утвердительно кивнул врачу. Силы были, спина вроде не беспокоит, хотя и зудит, так что сам доберусь. Врач объяснял, что рана пустяковая, просто фельдшер, который чистил в первый раз, не доделал свою работу. Ну и поздравил заодно с тем, что я еще ребенок, дескать, у взрослого уже бы все загноилось, а у меня так, небольшое воспаление. А его, похоже, снимали уколами, чую, как «булки» болят, что-то болючее вкололи. Ноги немного подрагивали, но, как мне кажется, это от голода больше. Врач рассказал, что я спал почти двое суток, нехило так, а вот ел-то я в последний раз давно. В этот раз больно не было, так, пощекотали чуток, меняя повязку, да и закончили. Хотел уж было обрадоваться, что теперь отдохну, но обстоятельства вскоре изменились. – Рядовой Горчак?! – я поднял голову (совсем недавно вернувшись с обеда, я спокойно отдыхал, лежа на топчане, даже крики раненых не мешали). Окликнувший меня был в звании фельдфебеля, но вот род войск заставил мгновенно напрячься. – Да, – ответил я не вставая. – Иди за мной, мне сообщили, что ты ходячий! – Приказ был недвусмысленным, пришлось подниматься, в процессе немного покряхтев. Из госпиталя мы не выходили, а пройдя по длинному и извилистому коридору, оказались в одной из комнат здания. Внутри, в довольно большом и просторном помещении, находился еще один немец, сидевший за самым обыкновенным столом. Темно-коричневый, с потемневшим лаком он выглядел инородным предметом в этом месте, просто до этого дня я мебель чаще вижу в виде дров. – Садись! – приказали твердым, не терпящем возражений голосом, и я послушно плюхнулся на стул возле стены. Лейтенант фельджандармерии пристально наблюдал за мной, а когда я уселся и взглянул ему в глаза, нахмурился. Да, и фельдфебель, отконвоировавший меня сюда, и сам лейтенант были из фельджандармов. Интересно, чего это им от меня потребовалось? Это вроде не их дело, разбираться с такими, как я. Если в чем-то уличили, скорее бы нарисовалось гестапо, вот там да, жопа. – Рядовой Горчак… – решил я представиться, чтобы ускорить действие. Этот гад внимательно разглядывает меня, паузу держит.