– Вит заработает, он усидчивый и художник в душе, я сразу поняла. И рада, что он выбрал правильно. – Он тебе нравился? – Да. Мне вообще симпатичны хорошие люди. Но не так, как Дан. Может, ты сама лучше поспишь? А я поведу аржабль? – Да уже недолго, – отказалась княгиня, и я не стала настаивать. Может, никому нельзя знать, где находится их очередное убежище. Меньше чем через час мне оставалось лишь посмеяться над своими подозрениями. Седьмое убежище оказалось тем самым местом, где мы когда-то принимали Беса в шеоссы. И я бы догадалась об этом раньше, ведь не случайно Шейна подбросила подсказку про Хаттерса. Но в тот момент больше думала про Дана и про Беса, тоже воюющего где-то с мятежниками. Сойдя с аржабля, мы отправились в расположенные под временными навесами палаты для раненых жителей и уже на подходе поняли, как нужны тут целители. Отовсюду неслись стоны, плач и крики, как угорелые бегали с тележками санитары в светло-синих повязках. Этот цвет символизировал здесь целителей и лекарей всех рангов. – Зачем тут эти животные? – сердито рявкнул, пробегая мимо, замученный целитель, но ответила ему не я, а Шейна: – Они могут переносить раненых и работать сиделками. Пусть ваши помощники возьмут по три-четыре штуки и покажут, что делать. Сама я в этот момент мысленно выдавала мурашам и Коте указания. Пуля оставила себе, он отлично показал себя во время операции как ассистент. Сколько времени пришлось мне простоять у стола и просидеть у лежанок, как-то не запомнилось. Выдохнуть свободно смогла лишь после того, как рядом возник бледный Витерс и сообщил, что срочных пациентов больше нет и меня зовут ужинать. – Нет, – отказалась я, чувствуя, что усну прямо за столом, и попыталась улыбнуться. – Лучше покажи, где поспать. – Идем, – повернулся он и направился вперед, но я не пошла. А поехала в удобной люльке из щупалец Пуля… Из сна меня выдернуло странное тихое шипение и сосущее чувство голода. Но второе я осознала чуть позже, сначала насторожилась, прислушиваясь к происходящему. И лишь проснувшись окончательно и вспомнив, что теперь вижу в темноте, поспешила распахнуть глаза и оглядеться. Небольшая спаленка, лежанка и столик у изголовья да распахнутое настежь окно – вот и все, замеченное мною в первый момент. А во второй я смотрела только на темную массу, с шорохом вливающуюся в комнату через это самое окно. Машинально переходя на особое, тепловое зрение, обострившееся после дня работы лекарем, обнаружила живую цепочку теплых пятнышек. И уже начиная понимать, что происходит, создала неяркий светильник. Мураши на миг замерли, потом ускорились и полезли еще быстрее, и вот тогда я и ощутила острый голод. Сделав себе внушительный бутерброд из ломтя хлеба и толстой котлеты, откусила раз, другой – и вдруг догадалась по ожидающе уставившимся на меня непроницаемо черным глазкам, что голод был не мой. Вернее, не только мой. И лишь теперь мне припомнилось, что уснула я сразу, едва Пуль доставил меня сюда и сгрузил на постель. – Маленькие мои, – выдохнула с раскаянием, создавая привычные деревянные посудины с рыбой и подпорченными овощами, – забыла я про вас, уж простите, больше не буду! Пуль, ты ведь знаешь, когда они голодны? Так напоминай мне… Не успели мы доесть, как в дверь постучали. Сначала негромко, потом сильнее. «Наверное, новых пациентов привезли», – сообразила я. Поспешно дожевывая кусок, сменила пижаму на голубой камуфляж и велела Пулю открыть дверь. Возникшая на пороге Шейна всего секунду осматривала мою комнатку, потом отодвинулась, впуская в комнату того самого лекаря, который так неласково встретил нас по прибытии. – Митс, – в ее обманчиво мирном голосе слышалось приближение грозы, – ты уже четвертый раз игнорируешь мои указания. В такой обстановке, как сейчас, это называется саботажем. – Когда я… – оскорбленно начал он, и тут же махнув рукой, развернулся и направился прочь. И снова не успела я даже подумать, да что там – осознать вскипевшее в душе возмущение, а Пуль уже молниеносно протянул щупальце и вернул лекаря на место. – Что ты себе позволя… – вскрикнул тот, но разглядел, кто его держит, и обиженно поджал губы. – Варья, – устало выдохнула наставница, сделала пару шагов и присела на край лежанки, разглядывая торопливо поглощающих еду питомцев, – отпусти Митса. Он неплохой лекарь, но справиться с целым госпиталем ему оказалось не по силам. И вроде мелкие промашки, но недопустимые. Тяжелых пациентов после лечения размещали вперемешку с легкоранеными, еду сварили одинаковую для всех, тебе я лично попросила выделить комнату побольше… Придется искать другого. Немного отдохну и что-нибудь придумаю. – Откуда я знал! – слабо трепыхнулся в объятиях Пуля лекарь, но Шейна властно его перебила: – Никто не в силах знать ВСЁ! И от тебя этого не требовалось, я лишь попросила точно выполнять мои указания. Но ты счел себя умнее всех или других – глупее себя, что одно и то же. И вот это опасное заблуждение. Именно из-за него сейчас наши собратья стоят на стенах осажденных городов, пытаются сдержать толпы обманутых и обезумевших мятежников на дорогах и площадях восставших городов. Иди и займись легкоранеными. Пуль мгновенно разжал щупальце, почуяв мое внутреннее согласие с этим приказом, и Митс ушел, обиженно поджав губы. – Эйна Шейнассия, – выступила из тени коридора немолодая женщина в синей повязке, соответствующей рангу медсестры, – а нам что делать? Эти… животные ушли, а сиделки отдыхают. – Мураши просто проголодались, – мягко объяснила я целительнице, на этот раз опередив наставницу. – Они такие же живые, как мы с вами. Сейчас доедят и вернутся на свои места. – А чем ты их кормишь? – робко поинтересовалась женщина. – Прости, я не из простого любопытства. Мы заметили, как они что-то ели, но покормить не удалось. – Они едят все подпорченное. Фрукты, овощи и объедки. На них можно проверять еду, если едят – значит, уже несвежая. – Как хорошо! – обрадовалась она и, осмелев, спросила: – А как ими управлять? – Сказать, что нужно делать. Только попроще, как детям. Они еще учатся. Медсестра исчезла, потом убежали и мураши. Последним ушел Котя, на котором, как мне пояснили еще вечером, катаются детишки, оставшиеся без родителей. Некоторые временно, пока отцы воюют, а матери заняты делом или лежат в палатах. Но есть и сироты. И вот за это я еще больше ненавидела князей, пожелавших пожизненной власти для себя и собственных отпрысков, независимо от их способностей и человеческих качеств. – Теперь я начинаю бояться всех созданных существ, – тихо сказала Шейна, когда я отправила Пуля помогать мыть и переодевать раненых. – Если все они развиваются, то не станут ли в один прекрасный день опасны, как денгулы? – Нужно изначально закладывать в них главные законы роботехники, – деликатно подсказала я. – И тогда ничего подобного не случится. – Расскажи, – заинтересовалась Шейна. – Их придумал Айзек Азимов, был в том мире мудрый и знаменитый ученый и писатель. Он тоже боялся, что созданные существа с развитым интеллектом восстанут когда-нибудь против своих творцов, и потому предложил еще в процессе вкладывать в разум каждого непреложный закон из трех пунктов. Первый: искусственно изготовленное или выращенное создание не может ничем навредить человеку или позволить это сделать другим. Второй: оно должно беспрекословно слушать все приказы, если они не направлены против первого пункта. И третий: оно должно заботиться о себе, если при этом не нарушает первый и второй пункт. – Мне нужно это обдумать, – помолчав, кивнула княгиня. – А теперь я иду отдыхать. – Шейна, а можно задать вопрос? – Разумеется. О чем ты хочешь знать? – Как там твои дубы? Ты же не можешь оставить их надолго? – А я не оставляю, – мягко улыбнулась она. – Каждый день или ночь хожу проведать. А когда ухожу – оставляю в лесу за себя двух-трех двойников. Больше сейчас не могу, тут работы много. Но сосед помогает – с одной стороны у меня дубы молодого шеосса. Работать там и здесь ему не под силу, а присмотреть за тремя-четырьмя моими дубами он успевает. Хотя тоже устает. А вот с другой стороны уже я приглядываю через день за подопечными Винка. Он сейчас в самом горячем месте – во владениях князя Унгреда. – Бес тоже там? – как-то сразу поняла я. – Там многие из наших, – кивнула Шейна. – Большая часть пропавших артефактов обнаружена именно у князя Унгреда. Жетмос брал их у Чезена под роспись, но под личиной Клаурта и от его имени. – Понятно… – представила я размах этой аферы и количество работы, проделанной дознавателями совета за последние дни. Наверняка они почти не спят и едят урывками, а Дан еще на площадях успевает выступать и ко мне прибегать. Отправить ему, что ли, послание, чтобы лучше потратил это время на сон, или не стоит? Еще обидится или начнет сомневаться во мне, с него станется. Нет, не буду. Авторитарные тетки, в открытую командующие в магазине своими зашуганными мужьями, всегда вызывали у меня оскомину, как незрелые яблоки. И стыдно за них было, и жалко. Ведь если вдуматься, не всегда же они были такими фельдфебельшами? Что-то да довело до такой жизни? Утро предсказуемо началось со стука в дверь и торопливой просьбы как можно быстрее прийти в операционный зал. Привезли новых раненых. Я примчалась следом за позвавшей меня медсестрой. На ходу завязывая косынку, создала чашку кофе и отставила, сделав всего один глоток. Вид юной девчонки, замотанной в свежую, но уже красневшую пятнами ткань, убил всякий аппетит. Возникший рядом Пуль мгновенно сплел из щупалец удобное кресло, приподнял меня так, чтобы можно было доставать руками до любой точки тела пациента, и застыл, готовясь по мысленному намеку поддержать, перехватить, прикрыть. И работа началась. Первых, самых тяжелых пациентов мы вытаскивали, не замечая никого и ничего из происходящего вокруг. А когда унесли селянина, которого мятежники бросили в горящий дом за то, что защищал последнюю корову, я почувствовала холодок в накопителе и резь в желудке. Пуль немедленно развернул меня к столу, где сиротливо стояла чашка с давно остывшим кофе и лежал ненадкусанный пирожок. – Спасибо, – выдохнула, с наслаждением глотая холодный напиток, и вцепилась зубами в подсохшую выпечку. – Сейчас принесу тебе обед, – словно ниоткуда возник Витерс. – Будет быстрее, если ты покажешь, где его можно получить, – мгновенно сообразила я. Пуль тут же усадил ученика себе на спину, и мы помчались с сумасшедшей скоростью, обгоняя санитаров и лекарей и увиливая от мчащихся навстречу тележек. – Замечательный у тебя помощник, – уважительно пробормотал Вит после одного, поистине циркового, трюка, когда мы несколько секунд ехали вниз головой, чтобы не раздавить толпу мурашей, важно несущих в передних лапках мисочки с супом. – Он вообще-то охранник, – гордо похвалила своего питомца и вспомнила, о чем хотела спросить Вита. – А ты тут чем занимаешься? – Бегаю по разным поручениям и пополняю накопители, – парень показал висевший на шее амулет, похожий на старинные часы с крышечкой. В этот момент мы въехали в установленный на полянке походный шатер синего цвета с желтой поперечной полосой. – Сюда! – окликнула нас княгиня, что-то объяснявшая недовольной кухарке. – Налей ей супу, и мяса побольше. – Сама за всех? – догадалась я, когда кухарка поставила передо мной миску, положила кусок рыжеватого хлеба и удалилась. – Некого поставить, – вздохнула Шейна. – Все, кто покрепче, охраняют город, к нам с двух сторон подходят мятежники, но одну толпу уже успели миражами завернуть в поля. Урожай, конечно, потопчут, зато люди останутся целы. Ну а остальные заняты важными делами. Кухарок удалось найти всего трех, и то селянок. Супы и жаркое они отлично варят, а для тяжелых пациентов приготовить еду полегче никак не успевают. – Не хотят, – тихо буркнул Вит. – И боятся. Мало ли, сготовишь не так. А тут еще мураши Варьяны нашкодили. Кухарки хотели оставшуюся с вечера кашу положить в запеканку, а те всю съели. – И правильно сделали, – уверенно заявила я, дочерпав суп. – Значит, она начала закисать. Не хватало нам еще и желудки пациентам лечить. Шейна, мне взять накопитель или к дубу?