— Совпали, Ливон Ратмирович, совпали… — Середин полувытащил саблю, вогнал ее обратно и присел на край стола. — Ты же знаешь, пророчества всегда исполняются. Просто их смысл становится понятен только после исполнения… Ты вот что… Скажи, Ливон Ратмирович, а как там братья? Что с ними после моего исчезновения случилось? — А я откуда знаю? — Я думал, ты знаешь все… учитель. — Я выгляжу таким многомудрым? — довольно ухмыльнулся старик, потянулся к холодильнику и достал еще бутылку. — Увы, бродяга, я много чего не знаю. Не знаю, сколько зубов у нильского крокодила, сколько букв «Л» пишется в слове «Тал-л-л-лин», сколько игроков в команде «Зенита». Никто не знает всего, бродяга. И уж тем более не знает того, чем никогда не интересовался. Сам подумай, Олежка, зачем мне эти каимовцы сдались? Ну, жили два брата… И леший с ними! — Хорошее, похоже, заклинание Олег испробовал, — оглянулся на Костю Стас. — Вон сколько впечатлений. Может, и нам попробовать? — Пулемет с собой возьмите, — не удержался от совета Середин. — А ты брал? — Нет. И горько потом раскаивался. — Перестань их пугать, бродяга! Не то так по эту сторону и останутся. — И правильно сделают. Поеду-ка я домой, Ливон Ратмирович. У меня там новоявленное сокровище на пару с мамочкой целый день взаперти сидят. Боюсь, всю посуду уже перебили. Сам знаешь, каково двум женщинам в одной берлоге. Я ведь поздороваться просто хотел, на тебя посмотреть. Ты это или не ты? — Ну, и что решил, бродяга? — Как ты мог узнать меня, Ратмирович? Не сейчас. Там, у Мурома… Ведь ты тогда увидел меня в первый раз! — Тебе сказать правду, бродяга? — прищурился Ворон. — Быть посему, скажу. Все дело в том, что ты все еще ученик, а я учитель. Вскоре ты узнаешь немало нового и сам сможешь на все ответить. К тому же, мы ведь еще увидимся. И не раз. А покамест деньков пять тебе можно отдохнуть. Заслужил. * * * Что больше всего удивило Олега, когда он открыл дверь — так это тишина в доме. Тихонько мурмулил на кухне холодильник, приглушенно бормотал телевизор, прерываемый редкими смешками. Стараясь двигаться бесшумно, Середин снял ботинки, скользнул к себе в комнату. Положил шлем на стол, расстегнул ремень, спрятал саблю под постель, потом прокрался к большой комнате, осторожно толкнул дверь. Ну да, само собой! Мамочка перелистывала альбом, отпуская слышные только Урсуле замечания, невольница сидела рядом, поджав ноги, все еще одетая только в легкий халатик. — Господин! — первой заметила его рабыня, спрыгнула с дивана и кинулась на шею. — Тебя так долго не было, господин! — Я и не заметила, как ты вернулся, сынок. — Мама захлопнула альбом, поднялась: — Постой, Олег, да что с тобой такое? Ты чего, устал? Усы откуда-то взялись… Утром же еще не было! Приклеил, что ли? — Как же не было? Я уже две недели их ношу! — не моргнув глазом, соврал Середин. Что еще оставалось делать? — Перестань паясничать! Я же твердо помню, что еще утром их у тебя не было! — Сама подумай, мама. Не могли же они у меня за один день вырасти? — И вообще вид у тебя какой-то усталый. Славно на пять лет разом старше стал. Небось, опять в клубе три часа со своими игрушками прыгал? И это после целого дня в кузне! Отдыхать тебе надо больше, а то сгоришь у меня, как свеча. Знаешь, во сколько лет балерины на пенсию выходят? А они куда меньше твоего трудятся. — Ерунда. Высплюсь — утром буду, как огурчик. — Знаю я, как ты выспишься, — стрельнула глазами в сторону Урсулы женщина. — Девочка, ты посиди пока, «Убойный отдел» посмотри. Мне с сыном нужно поговорить. — Слушаю, госпожа, — склонила голову невольница и юркнула обратно на диван. — Я же просила, Урсула. Не надо никакой госпожи. Просто мама. — Мама?! — передернуло Олега. — Почему «мама»? — У нее с именем-отчеством никак не получается. — Женщина увлекла сына в коридор. — И про себя ничего не говорит. А что говорит, того я не понимаю. Ханство, дворец, купцы, война. Ерунда какая-то. Но на тебя чуть не молится! — Матушка понизила голос. — Тебе повезло, обормот, ох, повезло. Держи ее крепко. Любит, видно, до безумия. Как о тебе речь заходит, так у нее аж голос меняется. Не сварлива, не упряма, не белоручка. И посуду помыла, и пол весь вытерла, и пыль убрала. Только и спрашивает, чем еще помочь. Правда, картошку чистить, сразу видно, не умеет. Но старательна. И ведет себя уважительно, не то что твои предыдущие, не корчится… Умница девка! Хозяйка из нее выйдет — загляденье. И собой хороша. Бери ее, и не думай! Сбежит — локти себе кусать будешь… — Эк она тебя проняла-то за день! — изумился Середин. — Однако, умели раньше баб в гаремах воспитывать. Не характер — чистый шелк. Первый раз слышу, чтобы ты кого-то из моих знакомых хвалила. — А ты тоже гусь лапчатый, так и норовишь на шею девочке усесться! Зачем заставляешь себя господином называть? Почто над ней издеваешься? Тоже мне, султан-паша нашелся… Погоди, какой гарем? Она мне тоже про гарем что-то рассказывала. — Поселок такой. В Астраханской области. Она там все детство провела, до совершеннолетия, — почти чистую правду сказал ведун. Не стал уточнять только, в каком веке Урсулу воспитывали в таком исключительном послушании и уважении к старшим. — А-а. Тогда понятно, почему она многим вещам удивляется, словно первый раз видит. Ты поверишь — спичку сама не смогла зажечь! И микроволновки боится. Я ей чай там согрела, так она пить поначалу отказывалась. И все кланялась… Постой, Олег, а почему она у тебя голая совсем в комнате оказалась? Где ее одежда? — Разорвал в мелкие клочки в порыве страсти, — потупил взор Олег. — Нет, ты у меня все-таки обормот, — всплеснула руками женщина и постучала костяшками ему по лбу: — А ты подумал, как ей потом из дому выходить? Как она теперь выбираться будет? Твое счастье, горе луковое, что она, видать, души в тебе не чает и про все на свете забыла. Ведь дела у нее какие-то, наверное, есть, учится она где-то. Ох, везунчик ты незаслуженный. Держи девку крепче! С такой женой будешь как сыр в масле кататься. — Ж-жено-ой? — У Середина от такого предположения даже губы пересохли. Нет, Урсула отличная девица — и послушная, и ласковая, и пережила вместе с ним немало. Но тем не менее… Щедрость ратников, сделавших удачный подарок, — еще не повод превращать невольницу в хозяйку. И даже то, что на улице двадцать первый век, а рабство давно отменили — все равно не повод. — А ты что хотел — поматросить и бросить? — тут же возмутилась матушка. — И в кого ты такой уродился, дурной и бессовестный? Хоть бы с Урсулы пример брал. И умная, и воспитанная, и работящая. Толковая, сообразительная девочка — не тебе чета. И чего она в тебе нашла, тупом молотобойце? — Мама, ты ничего не перепутала? — поднял брови Олег. — Это я, между прочим, твой сын, а не она. Чего ты ее так защищаешь? — Вот потому и защищаю, что о тебе забочусь. Смотри, найдет она у себя в институте симпатичного паренька, да и махнет тебе хвостом — будешь знать. — Где найдет? — не понял Середин. — У себя в институте. Чего, думаешь, она сюда из Астрахани приехала? Толковая ведь девочка, не могла не поступить. На первом курсе, наверное. — Само собой. — Ведун даже спорить не стал. Институт так институт. Женщинам, которые не из гаремов, возражать бесполезно. — Да ты, наверное, голодный? Иди руки мыть. Урсула! — повернула мама голову к двери. — Помоги накрыть на стол. — Бегу, госпожа! Уже через минуту Середин понял, что попал. Попал жестоко и бесповоротно. Невольница молниеносно и беспрекословно исполняла все мамины поручения и старалась угадать намеки. Сказано поставить тарелки — тут же расставляла. Сказано разложить салфетки — раскладывала. Если хозяйка что-то поправляла — она извинялась и старалась все остальное сделать так же. Просили принести — несла. Просили подождать — стояла и ждала. Ни в чем не сомневалась, ничего по-своему сделать не пыталась, ни в единой мелочи не перечила. Найти в двадцать первом веке на всей планете еще хоть одну такую «умную и воспитанную» девицу было просто нереально. Но самое страшное: если с обычной подругой он всегда мог «поссориться» и расстаться, то выставить за дверь Урсулу для Олега было весьма проблематично. Куда он ее денет? Жить же постоянно с девушкой в одной комнате, спать в одной постели… Тут мама вопрос о бракосочетании поднимет обязательно. Никаких шансов. — А ведь у нее еще и паспорта нет… — пробормотал Олег и схватился за голову. «Ну, Ворон, удружил! Экзамен, видите ли, нужно пройти. Уж лучше с десятком упырей или сотней анчуток сразиться, чем такой приз по результатам зачета получить… Квартиру, что ли, снять? Так на какие шиши? На зарплату слесаря особо не разгуляешься. Да еще одежду покупать. Ой, мама, роди меня обратно!» Совершенно неожиданно для Середина его матушка, решив превратить ужин в маленький праздник, выставила на стол из морозильника бутылку водки. Урсула такого напитка, естественно, не знала и уже после двух рюмок заметно опьянела. Язык у нее развязался, и невольница разразилась длинным монологом: о том, сколь великим счастьем было оказаться пленницей такого прекрасного господина, как Олег, великого душой и деяниями, как она ему предана и как его обожает, а также о том, насколько мудра, великодушна и достойна хозяйка этого богатого дома, какой преданностью и любовью Урсула успела проникнуться к госпоже, и какое для нее счастье созерцать, служить, повиноваться… И так далее. У ведуна от услышанного быстро завяли уши, однако его матушка речью осталась довольна и даже пару раз подмигнула сыну. Дескать, глянь, как девица на тебя запала. Сама не своя. И не изменит никогда, и скупостью в трудный день не попрекнет, и уют обеспечит, и характером сошлась. Чего еще от будущей жены нужно? Не дожидаясь, когда рабыня перейдет к воспоминаниям о детстве, а также их общих приключениях, ведун снова налил ей рюмочку, потом еще. Девушка вместо тостов восхитилась текущей из кранов водой, «ящиком с зимой», «самомоющимся» туалетом, после чего резко сомлела и заснула, привалившись к плечу господина. — Алкоголичка! — недовольно фыркнул Олег. — Сам ты алкоголик! — вскинулась женщина. — Она весь день на ногах. То готовит, то убирает. Твой свинарник наконец-то вычистила. Устала за день. Ты бы хоть небольшое уважение к ее чувствам проявил, чурбан стоеросовый! Я, может, сегодня впервые в жизни отдохнуть за день смогла. На диване посидеть, а не крутиться с утра до вечера, как белка в колесе. — Ну, если она тебе так нравится, тогда я ее к себе поселяю. — То есть как это «поселяю»? — насторожилась матушка. — Как свою пленницу. Будет здесь жить, ночью у меня спать, днем за тобой ухаживать. — Подожди, Олег! Я вовсе не это имела в виду… Я же ее не знаю совсем! А вдруг… И потом… У нее же свой дом есть, родители… — Не бери в голову. — Середин поднял Урсулу на руки и понес в соседнюю комнату. — Подожди, Олег! — поспешила следом мама. — Ты ведь шутишь, да? — Разве такими вещами шутят? — оглянулся ведун через плечо. — Она тебе понравилась? Значит, берем. Отнеся невольницу на постель, Середин вернулся и положил на стол перед матерью лист бумаги и ручку: — Вот, пиши. Что девушке нужно из одежды и обуви, какие размеры, чтобы на Урсулу подошло, сколько, как выбирать? — Это какой-то бред, Олег, — мотнула она головой. — Ты можешь объяснить, что происходит? — Почему бред? Издержки рабовладения. Пленницу нужно кормить, поить, одевать… — Вы с ума посходили, малолетки? — Почему «посходили»? Ты же сама видела, у нее из одежды даже носка нету!