— Но причем тут… Ты, что ли, ее одевать собираешься? — Ты же сама сказала, что она тебя устраивает. Вот я ее и оставляю. — Ничего не понимаю… — прикусила губу женщина. — Ты можешь мне внятно объяснить, что происходит? — Она будет жить с нами. — В качестве кого? — Мама, не вдавайся ты в эти дебри, — небрежно отмахнувшись, предложил ведун. — Ты же знаешь нынешнюю молодежь. У нее свои странные игры, отношения, новые нравы. — Это ты про кого? — Про нас с Урсулой. Коли боги захотят, что-нибудь и получится. Главное, чтобы она тебе понравилась. — Ладно, Бог с вами, — сломалась женщина. — Она и вправду хорошая девочка. — Тогда пиши. — Почему я? Ты у нее самой спроси, чего она предпочитает. — Кого спросить? Забыла, как ты ее напоила? Она, дурочка, еще и завтра целый день похмельем маяться будет. — Я-а напоила?! А кто ей тут подливал? — Какая разница, кто? Главное, что спрашивать некого и незачем. Пиши, мама, пиши. И, если можешь, добавляй, сколько это стоить будет. — Ладно. Матушка приступила к работе, а ведун облегченно перевел дух: слава Сварогу, с пребыванием Урсулы у них дома проблем не будет. По крайней мере, первое время. Но радость его длилась недолго — до тех пор, пока женщина, пробежавшись пером по списку, не подвела снизу жирную черту: — Вот, пожалуй, первое время этим можно обойтись. Если без верхней одежды, то тысяч в десять уложится. — Сколько?! — выхватил у нее бумажку Олег. — Откуда столько? Ничего себе… Зачем ей столько трусов? — Женщины, в отличие от тебя, охламона, каждый вечер моются и потом чистое белье надевают. — Японский городовой! Фланелевый костюм, халат… — Ей нужно в чем-то дома ходить? — Джинсы, три юбки, столько же колготок… — В джинсах делами заниматься, юбки — чтобы выходить. Не одну же ей все время таскать? А колготки вообще чуть не каждый день рвутся. — Пять блузок… — Какие-то в стирке будут, какие-то для смены. Красивые, повседневные. Разные. — Спасибо, хоть туфли одни. — И кроссовки. — Японский городовой! — А этого в списке не было. — И без него неплохо… Даже если половину выкинуть — и то не меньше ста долларов получается. — Чего ты так беспокоишься? Наверняка, у нее и из своей одежды что-то было. — Было, да сплыло. — Это как? — Ну, утонуло. — Где, когда? — Нигде. Это я образно выразился. — Ведун спохватился, что сболтнул лишнее. — Что, так серьезно? Ну, хочешь, я тебе тысячу рублей одолжу? Больше до пенсии не получится. — Не нужно, мама, — отмахнулся Олег. — Я чего-нибудь придумаю. Не держать же ее взаперти, в самом деле? Что-нибудь соображу. Спокойной ночи, мама. Спасибо тебе за все. — Ох, сынок… — Женщина жестом подозвала его к себе, обняла, прижала голову к груди. — Чудо ты мое… Ладно, беги к своей красавице. Как-нибудь разберемся. Урсула, замотавшаяся во сне в покрывало — как сосиска в тесте, — вытянулась вдоль стены. Середин посмотрел на ее розовые пятки, на уткнувшиеся в стенку, неровно подрезанные ноготки, вздохнул, подобрал со стула ремень и открыл сумку. Денег в документах осталась какая-то мелочь. Плюс — доисторические монетки, что так и болтались на самом дне, под хрустальными подвесками от люстры. Олег выложил стекляшки на стол, осмотрел, потом наклонился и вытащил из-под стола фанерный ящик со всяким хозяйственным мусором, который держал на всякий случай. Обрезок капроновой веревки для белья лежал сверху. Середин аккуратно разделил его на пять волокон толщиной миллиметра в два, протиснул одну из получившихся нитей в отверстие на «капельке», сложил вдвое, затянул узел у самого грузила, потом — на локоть выше, и еще один — выше примерно на полторы ладони. Отрезал лишнее, просунул руку в петлю, взмахнул получившимся оружием. Вид у кистеня вышел донельзя праздничный, но ощущение он оставлял точно такое же, как и потерянный серебряный. А тем, серебряным ведуну доводилось кирасы рыцарские до ребер проминать. — Интересно, расколется, коли в железный лист ударить или выдержит? Проверить было не на чем, а потому оружие Олег отправил в сумку, оставив снаружи только верхний узелок — чтобы выдернуть можно было одним движением. Опять поворошил пальцем старые потертые монеты. «А ведь это все же деньги… — неожиданно пришло ему в голову. — В кассе ими не расплатиться, но вот нумизматы… Нумизматы могут и купить. Вот оно! А я мучаюсь. Продам — глядишь, Урсуле на тряпье хватит. Нафиг они мне в этом времени?» * * * Первую половину вторника Середин потратил на выгибание кронштейнов — к обеду от кучи заготовок осталось всего полсотни штук. Бросив кузню открытой, Олег переоделся, оседлал мотоцикл и помчался в центр, к любимым туристами проулкам с якобы старинной мостовой, украшенным фонтанами и новомодными памятниками, с домами восемнадцатого века и множеством магазинчиков, торгующих тем, что не нужно никому из нормальных горожан: сувенирами, картинами, буклетами и всякого рода старьем. — Ах, простите, древностями, — поправился ведун, протискиваясь к тротуару между сверкающим аэрографией «Мерседесом» и допотопной «Победой», что стоила на сегодня примерно в три раза дороже «немца». — Извините, ребята, я ненадолго. Пройдя метров триста вглубь пешеходной зоны, Середин толкнул украшенную четырьмя окошками, тяжелую железную дверь, плохо замаскированную под мореный дуб, спустился по ступеням в прохладный подвальчик небольшого, в три комнаты, антикварного магазина и медленно двинулся вдоль прилавков, разглядывая медальончики, янтарные четки, рубиновые кулоны, яхонтовые браслеты и прочие безделушки. — Вам помочь? — моментально ринулась навстречу миловидная девушка в синей юбке и такой же жилетке, надетой поверх белоснежной мужской рубашки. — Вы продаете старинные монеты? — Разумеется. Какой именно век и какие страны вас интересуют? — Русь и Средняя Азия, примерно девятый век. — Да, это здесь, в большом зале, — обрадовалась продавщица и заторопилась в соседнюю комнатку. — И я хочу не купить, а продать, — добавил Олег. — А-а… — тут же обмякла девушка, словно из нее воздух выпустили. — Это к Вячеславу Григорьевичу надо, он у нас ассортимент отслеживает. — И где его найти? — В конце оружейного зала крашеная дверь, за ней коридор и первая дверь направо. — Спасибо на добром слове, юная леди… Оружейный зал оказался комнаткой метра четыре на четыре. В углу за прилавками имелась низкая, метра в полтора, дверца, покрашенная под цвет стены, внешне более похожая на дверцу стенного шкафа или пожарного крана. Однако за ней обнаружились еще четыре ступени, ведущие в узкий коридорчик — чуть больше полуметра шириной. В двух шагах далее и была дверь из кровельного железа, но с медной ручкой и замочной скважиной. Ведун постучал. — Да, я здесь! — отозвались изнутри. Олег толкнул створку и с облегчением оказался внутри конурки где-то метра два на два. Во времена Екатерины Великой здесь, наверное, держали ведра и метлы местные дворники. Теперь, учитывая стоимость площадей в «исторической застройке», подобный кабинет стоил очень много. Солидный, в общем, был «офис»: со столом, плоским стеллажом для бумаг, креслом для хозяина и маленьким окошком у него над головой, под самым потолком. За окошком то и дело мелькали ноги, но разглядеть что-либо выше колен было невозможно. — Вячеслав Григорьевич? — на всякий случай уточнил ведун у сладко пахнущего мачо средних лет и средней же упитанности, но с тонкими усиками, тонкой бородкой и черными, как каменный уголь, волосами, гладко прилизанными к затылку. — Чем могу быть полезен, уважаемый… уважаемый?.. — Можно называть меня просто Олегом, — разрешил Середин. — Я привык. А полезен… Я могу быть полезен вам тем, что готов расстаться со старыми монетами, что завалялись у меня дома. — Копейки, полтинники, гроши? — презрительно дернулась верхняя губа мужчины. — Не уверен. По-моему, в девятом веке их называли немного иначе… — Ведун раскрыл сумку, нащупал в ней несколько монет и выложил на стол. — Чешуя? — встрепенулся мачо. — Ну, хоть что-то! А то тут иные даже пятаки брежневские впарить пытаются… Ну, могу взять по рублю за штуку. У вас их много?