– Не одна ли малина, будет, не будет, – сказал я решительно. – Другое фигово… – Что нам Героев не дадут? – спросил Олег самым глумливым голосом. – С фига ли это? – У них тут, вишь, капитализм, президент, как в Америке, полиция. Советского Союза нет. Значит, и героев нет. – С фига ли это? – повторил я уже громче, спохватился и пробурчал: – Врешь ты все, и спишь ты в тумбочке. Денис засмеялся и сказал: – Вот теперь точно слышу, что вы из прошлого тысячелетия. У меня батя так говорил. – Смотри и учись, сынок, – пробормотал я. Денис, собака такая, услышал. – Хорошо, папаша. Я думал, вы крупнее. – Мы думали, нас ждут, – вдруг сказал Олег. Денис смотрел на него так долго, что я чуть не рявкнул: «На чай свой смотри!» Не рявкнул только потому, что рявкать Обухову в лицо – ну в профиль – не умел и не захотел бы учиться. А у Дениса было лицо деда, один в один, только моложе лет на пятнадцать. Голос вот был другим, повыше, фигура тоже – и повыше, и поуже. Это позволяло расслабиться – и заставляло тосковать. Денис сказал наконец: – Так ждали. Знаешь, как ждали. – Мы поняли, – сказала вдруг Инна. Обухов ждал нас до последнего, а когда понял, что не дождется, рассказал все внуку – с сыном у него отношения как-то не ладились – и взял обещание, что тот все запомнит и сделает, как только узнает о нашем прибытии – то есть получит сигнал о том, что кто-то вошел в квартиру, которую Обухов купил и оформил на имя Олега сто лет назад, а потом на всякий случай прописал здесь внука Дениса. А Денис жил то в Москве, то в Германии… «Служил?» – уточнил Олег понимающе. Денис поморгал, глядя на него, неуверенно кивнул и продолжил: и под Волгоградом, откуда и примчался, получив сигнал. Схватил каршеринг – и через час здесь. Я уже понимал, что любое иностранное слово тут означает не флип или флаер из фантастики, а очередной товар из яркого фээрговского журнала. Поэтому даже не стал спрашивать, что такое каршеринг. Слушал дальше. Обухов много чего купил, открыл, накопил и оформил для нас: одежду, запас непортящейся еды, банковские счета, почему-то в долларах, со специальными банковскими карточками и главное – комплекты документов. Огромные комплекты, как в кино про шпионов. Из стоящего в углу комнаты сейфа Денис вытащил три пачки паспортов, похожих на советские, как у Фаи и бабушки, для каждого из нас. Весь кухонный стол завалили. Паспорта отличались только датой выдачи: двухтысячный год, две тысячи третий, две тысячи пятый и так далее, с шагом в два-три года. А фотографии и ФИО там были одинаковыми, нашими, прописка у нас с Инной по незнакомым адресам, почему-то в Волгограде. – Потому что там возможность была, – объяснил Денис. – Дед сперва советские вам делал, попроще было, по официальной линии, а потом сжег, когда новые документы ввели, ну и закрыли всё, а его на пенсию выперли. Он поэтому, как нашел канал, сразу оптом кучу всего оформил. Чтобы не получилось, что паспорт десять лет назад выписан, а тебе на вид все еще четырнадцать. – Паспорта с шестнадцати же выдают, – напомнила Инна. – Теперь с четырнадцати. – Прикол, – сказал Олег, совсем не улыбаясь. – У Алисы из «Сто лет тому вперед» тоже, значит, паспорт был. И банковский счет. В дойчмарках. – И СНИЛС с медстраховкой, а у тебя еще и права, – подтвердил Денис, подталкивая к нам куда более тощие стопки пластмассовых прямоугольников, похожих на уменьшенные игральные карты. – Сейчас, кстати, не дойчмарки, а евро, единая валюта Евросоюза. – Союз остался, просто переехал отсюда в Европу, – грустно подытожила Инна. – Я, когда Булычева читал, всю дорогу в будущее хотел, – сказал Олег. – А это что? – спросил Денис. – Это фигня какая-то. – Ну так вы ее, если я правильно понял, и создали, – сказал Денис весело. – Я – нет, – отрезал Олег. – Спас разве что. Ладно хоть не добавил: «И зря». Некрасиво получилось бы. Ладно хоть не я это говорил. Я бы обязательно добавил. Вечно сначала говорю, потом думаю. Хотя тут неделю думай, ничего умнее не придумаешь. Что сказать-то? «Спас раз, и другой раз спасу?» Так я не умею и не знаю как. С другой стороны, какая разница, умею ли и знаю ли. С кометой тоже не знал и не умел – а вот поди ж ты. Но толку-то. Я всмотрелся в свою мрачную физию на фотке, пытаясь вспомнить, а такую-то официальную съемку когда успел пережить, и спохватился: – А паспорта за деньги выдают, что ли? – Нет, – отрезал Денис. – И уж не комплектами раз в два года, – подсказала Инна. – А как же… – начал я и сообразил: – За взятку, что ли? Денис посмотрел на вынутый из кармана прибор и пробормотал: – Где доставка-то уже… А, две минуты. Ща жрать будем, молодежь. Пиццу любите? Я намек понял, но не смирился: – Не знаем такой. А… Владислав Георгиевич богатым был, что ли? Это же сколько денег надо было… Денис невесело засмеялся. – Богатым он точно не был. Возможность была, конечно, но я это потом уже узнал. Это на ваши деньги в основном. Он же и для вас, и для вашей родни пенсии выбил, и там даже после развала что-то капало. Вот на эти. Он грустно ухмыльнулся, явно колеблясь, но все-таки добавил: – Еще и свою пенсию зажимал постоянно. Мать у него разок попросила на что-то – не дал. Она сперва обиделась, потом задумалась, куда тратит. Видно же, что не на себя, сам-то на хлебе и воде, одежду вообще не покупал. Придумала, короче, что у него любовница молодая или там ребенок на стороне. Для него типа старается. Отцу мозг ела, тот отмахивался, говорит, дедушка старый, чокнутый, не парься. А он, оказывается, для вас все копил и конвертировал, чтобы не пропало, каждый месяц, хоть по пять-десять баксов. О, принесли. Он поспешно пошел к двери, странно помаргивая, словно в глазу застряла соринка. Я хотел спросить, что такое баксов и что значит конвертировать, но передумал. Опять капитализм какой-нибудь тоскливый. Да и Денис тут же вернулся с кипой плоских картонных коробок и сказал: – С пепперони, морепродуктами… тебе, Линар, с курицей, наверное. Ну и три сыра на всякий случай. Я не понял, почему мне с курицей. Я вообще проголодаться не успел. Экипаж, полагаю, тоже. Но попробовать, конечно, захотелось, хотя казалось – лепешка и лепешка, только начинка снаружи, а не внутри. В общем, мы сожрали почти всё. И два чайника выхлестали. И опять ужрались до полусмерти. Как-то злобно, отчаянно и весело. А чтобы злостью не подавиться, разговаривали – так было легче. Денис многого, к сожалению, не знал, а многого просто не понимал – например, зачем дед вошел в градостроительный совет Южинска и из своих денег платил художнику за эскиз панно, а потом пробивал через горисполком создание этого панно на новостройке. Пробил в первоначальном виде, хотя со всех сторон ругались и требовали поменять корабль, исправить лозунг или убрать непонятные надписи. Денис совсем ничего не знал про космонавтику, не слишком интересовался историей, а к политике относился иронически. Ему было двадцать девять, он не был женат – зачем-то сказал «все сложно» и улыбнулся, – выучился на экономиста, но работал на дому какой-то смесью программиста и редактора, составляющего рекламные объявления, – я это так понял, по крайней мере. Почему мы вернулись вот так, в подвал, в этот день и в этом году, минуя снижение и все прочее, Денис сказать не мог. Просто отметил, что дед не исключал любого варианта возвращения, даже того, что мы просто окажемся посреди космодрома или на какой-то неизвестной Денису «Дальней даче». Про проект «Пионер» и про нас Денис знал в самых общих чертах. Дед рассказывал, конечно, и не раз, но он совсем плохой был уже, а я не то чтобы особо слушал и тем более верил, признался Денис, смущенно дожевывая хрустящую корочку. Но дед, оказывается, не только говорил правду, но и верил, что вы вернетесь, – и, видите, сделал так, чтобы было куда. Это было приятно. И совершенно безнадежно. Никто нас не ждал, не ценил и не собирался искать. Не было никакой оккупации, нападения Америки и бомбежки космодрома. И выплеска из Галлеевой комы не было. То ли мы с кометой справились, то ли она и не собиралась выбрасывать вечное ядовитое облако в нашу орбиту – в любом случае Земля обошлась без космического влияния, сломав и опустошив все, что для нас было важным, и надев маски на тех, кого мы вроде бы уже спасли. Они – или мы, или наши родители, братья и племянники, короче говоря наши, – сами всё разгромили. И программу, и память. И страну. И мир. – И мороженое по десять копеек, – подсказал Денис, подливая нам чай. – По десять фиговое, молочное, пломбир вкуснее, – возразил я. – Теперь давай про Сталина, – предложил Денис. Мы переглянулись. – А при чем тут Сталин? – Ну как же. Мороженое, натуральные продукты, бесплатные путевки, квартиры и великий Сталин. Ни один срач про совок без этого не обходится. Слова «срач» и «совок» мне не слишком понравились, хотя я, может, и неправильно их понял. Но переспрашивать не стал – сильнее удивился другому. – Великий Сталин, – пробормотал я. – Дурдом на выезде. Кто его помнил, кроме анекдотов про грузинского гаишника. Они бы еще этих, Ворошилова или Фрунзе вспомнили. Или там, я не знаю, Петра Первого.