- Не помню, - серьезно сказал Лаврик. - И даже лица не помню. Очень уж навострился из памяти выбрасывать и имена, и лица, и многое другое. У тебя разве не так? - Большей частью, - сказал Мазур - Ну вот... После теплого утреннего прощанья оказалось, что эта заразка в очередной стаканчик виски чего-то снотворно го сыпанула. Химия сейчас хорошая, не то, что в старые времена, никаких неприятных ощущений наутро - но я- го свой организм знаю от и до... Прошелся с детекторами - и точно. Напихала «клопиков», даже в ванную. Гальюн, правда, вниманием обошла. Хорошие «клопики», качественные --Ты их, конечно, изничтожил? - Конечно, нет, - сказал Лаврик. - Зачем? В номере я все равно никаких серьезных разговоров не веду, а они моментально догадались бы, что я девочку расшифровал. Зато теперь можно вести заранее отрепетированные беседы, главным образом, сам понимаешь, состоящие из дезы. Как раз сегодня одну такую откатали, когда ты звонил. Вот так и живем. Девочка вполне профессионально пытается из меня качать информацию. Хорошо работает, ничего не скажешь, но в рамках старого штампа: старый хрен, разнежившись на молодой красотке, язык распустит... Откуда дурешке знать, что мне на этом поприще вторая адмиральская звезда светила, когда ее папа с мамой только решали: мастерить дочку или в презике в мусорное ведро выкинуть? Ну, кое-какую дезу я ей скармливаю регулярно. Глотает, как при минете. Сущая семейная идиллия. если со стороны... - Интересно, =- сказал Мазур. - Они что же, против нас работают? - Ла вряд ли, - сказал Лаврик беззаботно. - Рутина. Я на их месте точно так же действовал бы. Азбука ремесла. Коли уж привалила и обитает такая орава русских, нужно же знать, что у них делается. Хотя, конечно, нельзя исключать, что добытая информация может и к другим упорхнуть - щуку американскую мы съесть не съели, но изрядно понадкусали А вот зубы остались в немалом количестве. Такие вот у меня дела. У тебя, очень похоже, состоит совсем иначе. Если бы хотели и тебе цыпочку подсунуть, неужели не нашли бы такую, что не станет моралью маяться? Будь уверен, у них таких навалом. - Тогда? - Вероятнее всего, как писали классики, гипертрофированное гостеприимство, - уверенно сказал Лаврик. - Ты, хоть об этом еще не знаешь, персона. Знаю я их начальника сектора, куда входит и отдел по связям с общественностью, и тот, где Белка состоит, болван редкостный и, как частенько с такими бывает, лижет начальству по самые гланды. Вот и решил тебе приятное сделать. Наверняка вызвал Белку и изрек что-нибудь вроде: дисциплина есть дисциплина, дело требует, контрразведка не монастырская школа для благородных девиц. А Белке оказалось поперек души. Знаешь что? Попробуй-ка ты с ней подружиться. Я тут о ней кое-что подсобрал. Не замужем, постоянного друга нет, образ жизни достаточно вольный. Никоим образом не «Б», просто современная раскованная девочка. И, между прочим, твой излюбленный типаж: голубоглазая блондинка. Нет, серьезно, займись. Мне сорока на хвосте принесла, что торчать тебе тут не меньше месяца, а здешние традиции ты знаешь: будешь спать один, начнут подозревать черт-те в чем, - он кивнул на телефон. - Конечно, всегда можно набрать ноль-шесть - и красоток тебе взвод пригонят, но это же не то... - Куда мне, старцу божьему... - сказал Мазур. - Не прибедняйся, старче божий, - фыркнул Лаврик. - Думаешь, я твоего «медицинского досье», перед командировкой составленного, не читал? Довели тебя до нужной кондиции, так что старца не лепи... Мазур сердито отвел глаза. Ну конечно, следовало от Лаврика ожидать. Значит, правильно угадал насчет ЧВК... за которой, к бабке не ходи, стоит кое-кто еще. И не бывает бывших чекистов... В самом деле, процедуры, которым его подвергли перед командировкой эскулапы, состояли из трех этапов. Скрупулезнейшее медицинское обследование. Сеанс прививок, необходимых тому, кто отправляется в Южную Америку. И параллельно - месячный курс, всерьез и надолго поднявший потенцию до уровня этак двадцатилетней давности. С помощью не общедоступной отравы, вроде той, что загнала в гроб знатного перестройщика Собчака, а снадобий гораздо более эффективных и безопасных, в аптеки не попадающих. «Торпедный аппарат» усмехнулся: - Как-никак в Южной Америке будете работать, сами знаете тамошние нравы... - Денег я тебе подкину, - деловито продолжал Лаврик. - Свободного времени, не исключено, будет в избытке. Сводишь девочку в хороший кабак, который ей не по жалованью, еще что-нибудь придумаешь… Что мне тебя учить? Я, как старшой, должен заботиться о твоих удобствах всесторонне. В жизни не поверю, что Белка тебе не нравится. - Ты мне вот что скажи, старшой, - задумчиво произнес Мазур. - Почему она передо мной сразу засветилась? В качестве старшего лейтенанта военного флота? А ее питалась прикинуться простой офисной девочкой, как твоя рыженькая? - Не ребус, - тут же ответил Лаврик. - Когда согласовывали твой приезд, я пару раз заходил и к этому болвану - бюрократические формальности требовали, а он на соответствующем месте сидит. Кофе нам каждый раз Белка приносила, в форме, понятно. Между прочим. ей идет, особенно когда не в форменных брюках. а в форменной юбочке... В общем, этот тип - болван редкостный, но не законченный идиот. Должен был сообразить. если я с ней пересекусь, когда она будет с тобой и в цивильном, непременно расскажу тебе, кто такая. Вот он ее и засветил частично, отделом по связям с общественностью прикрыл - он же нас друг другу не представлял, откуда мне знать, в каком конкретно отделе? Не подозревал, бедолага, что у дяди Лаврика всегда была нездоровая тяга к знаниям, особенно специфическим, простому человеку ненужным. Да уж, конечно, подумал Мазур, зиявший Лаврика почти сорок лет. Если он здесь почти безвылазно сидит четыре года – давным-давно и сеть информаторов налажена. и есть «ребятки». Много всякого должен был наворотить Лаврик с его привычкой шмыгать вдоль стеночки незаметно мышкой норушкой... Мазур понял, что его не беспокоит, но чуточку напрягает: никак не походило, что Лаврик собирается заканчивать с беззаботным трепом на отвлеченные темы. Ему бы полагалось, как вещует многолетий опыт совместной службы, давно перейти к делу, к конкретике. Что ж, если гора не идет к Магомету... — Значит, ты у меня старшой... - с расстановкой произнес Мазур. - Как, бывало, не раз в прежние времена... -- Он самый, - сказал Лаврик. - Ради соблюдения формальностей - «Радуга-пять», «Солнечный ветер – четырнадцать». Подтверждаются мои полномочия? - В лучшем виде, - кивнул Мазур. - Нормальный пароль, - удовлетворенно сказал Лаврик. - А то порой такие хохмы случаются... Вот тебе реальный случай из жизни. Читал я как-то мемуары Федорова. Был в Отечественную, если ты подзабыл, такой крупный партизанский командир, в генералы вышел, Героя дали. Там вот, писал он: однажды разрабатывали пароли и отзывы для явочных квартир и местных явок. Вот в одной из подпольных организаций и отчебучили, уж не знаю, что им в голову пришло... Пароль, в общем, был нормальный: «Куда путь держите?» А вот отзыв... «Из праха былого в прекрасное будущее». Серьезно, сам читал. Ну, конечно, дали втык и все эти красивости похерили. Ляпни такое на улице при посторонних... Нет, полное впечатление, что он не намерен говорить о деле. А это довольно странно... Он решился. И сказал твердо: - Лаврик, ты, конечно, старшой, кто бы спорил и обсуждал приказы. Но... Я тебя сто лег знаю как облупленного. И под погонами прошагал сорок с лишним лет. Есть в происходящем некая странность, уж это-то я просекаю. Тебе бы следовало инструкции мне давать, задачи ставить, в курс дела вводить... Эго азбука. А ты болтаешь о чем угодно, только не о деле. Скажи хотя бы, с какого перепугу у меня в шкафу -- здешний адмиральский мундир, явно на меня пошитый? И с какой такой радости я удостоился послезавтра неофициального приема у президента? Что тут вообще творится? На лице Лаврика появилось странное выражение... нет, так будет не совсем точно. Правильнее сказать - выражение, совершенно Лаврику несвойственное. Мазур его видел всяким - злым, смертельно уставшим, мучительно ломавшим голову над непонятной загадкой, которую требовалось разгадать в кратчайшие сроки. Но припомнить не мог, когда видел на лице Самарина растерянность. А сейчас, никаких сомнений, это была именно она. - Проше всего с мундиром, - сказал Лаврик, словно бы избегая встречаться с ним взглядом. - Ты ведь уже был самым официальным образом африканским генералом. А теперь столь же официальным образом стал адмиралом здешнего военно-морского флота. Президенту о твоем приезде доложили неделю назад - о прибытии таких персон, как генералы и адмиралы, пусть отставленные, его полагается обязательно ставить в известность. Он меня принял, тоже совершенно неофициальным образом, немного порасспросил о тебе: кто таков, где служил, за что получил адмирала. Судя по некоторым вопросам, у него имеется на тебя небольшое досье, составленное в первый твой приезд. Еще через два дня снова вызвал и сунул мне бумагу. Она у меня с собой, но тебе нет смысла читать - все равно не поймешь ни слова, она ж на испанском. В общем, он тебе присвоил звание примо-адмирала. Верховный главнокомандующий, имеет право... Без зачисления на службу. Вообще-то это у них старая традиция, еще в начале века родившаяся: за некие заслуги присваивают человеку полковника, генерала, адмирала - без зачисления на службу. Даже термин специальный есть. В твоем случае его можно перевести как «почетный адмирал». Право ношения формы, прочие привилегии, адмиралам положенные. Даже если на флоте узнают, отнесутся совершенно спокойно: флот, как и десантура, горой за президента. Это в армии и чуточку в ВВС есть немного... оппозиционных настроений. - Зачем? - спросил Мазур. Лаврик наконец-то встретился с ним взглядом: . -Я не знаю, зачем. И Москва ничего не прояснила, просто приняла к сведению, никак не прокомментировав. Я несколько дней ломал голову, искал какие- то точки соприкосновения между тобой и здешними вооруженными силами. Одну-единственную накопал: вот уж полгода по личному указанию президента интенсивно тренируется группа боевых пловцов. Тренируют наши. Наши - не в смысле флот, тут работают другие ребята, не армейские. Подмосковные шустрые ребята. Догадываешься, о ком я? - Пожалуй, - сказал Мазур. - Ну да, у них тоже есть боевые пловцы... Только как это со мной связано? - Понятия не имею, - сказал Лаврик. - И не знаю, связано ли вообще. Просто это единственная точка соприкосновения, которую мне удалось найти: боевой пловец и боевые пловцы... Послезавтра что-то определенно прояснится: не устроил же он все это исключительно для того, чтобы еще раз отметить твои подвиги двадцатилетней давности? Это все быльем поросло, все в прошлом, забыто и практического значения не имеет. Наберемся терпения и подождем. Всего-то пара суток... А инструкций я тебе не даю и в дела не посвящаю по очень простой причине: никаких инструкций для тебя у меня нет, и чем тебе здесь предстоит заниматься, понятия не имею. Пока мне об этом ничего не сообщали. Не скажу, что это нечто из ряда вон выходящее - в прошлые времена случалось похожее, взять хотя бы операцию «Закат» или «Венский вальс». Дело знакомое: сидим и ждем у моря погоды... Вот кстати. Эскулапы наши не все писали подробно. Что означает заключение комиссии «ограниченно годен»? Там так и написано, без всяких уточнений. Они тебе что-нибудь говорили? - Конечно, - сказал Мазур. - Что это означает... Что с аквалангом я вполне могу проплыть под водой пару километров - но к подводным боям уже не годен. Долгой рукопашки с кем-то помоложе я уже не вытяну, способен только на быстрые акции. Участие в каких-то бросках, скажем, налете на какой-нибудь объект могу - лишь бы это не было затяжным. В остальном со здоровьем - порядок. Сердце в норме, дыхалка не сбита. - Понятно, - кивнул Лаврик. - У меня примерно то же самое, касаемо «ограниченной годности» Ну, разве что еще атеросклеротические бляшки завелись, но пока не в таком количестве и качестве, чтобы внушать тревогу. - Он засмеялся, махнул рукой. - Ну, об этом не стоит. Если начнем и о хворях толковать, и в самом деле стариками будем смотреться. Итак... Пока что нет никаких причин впадать в уныние. Спокойно сидим и ждем, что там у тебя выйдет с президентом. Он, безусловно, что-то задумал, адмиральскую шкурку тебе напялили не просто так. Умеет он находить эффективные и нестандартные решения серьезных проблем. Так что нельзя исключать: тебя сюда для того и бросили, чтобы ты поработал по его лекалам. Ну, с тобой такое не первый раз, да и со мной тоже... И еще о деле. Папочка инструкций у меня для тебя все же есть, хотя, я бы так выразился, третьестепенных. Те ребятки из президентских, с которыми у меня постоянная связь, когда выдавали твой адмиральский мандат, высказали просьбу... Я бы сказал, категорическую просьбу... Завтра вечером тебе крайне желательно засветиться при полной форме в каком-нибудь из люксовых столичных кабаков и просидеть там достаточно долго. Мотивы объяснить не пожелали, так что не задавай вопросов, я сам не в курсе. И непременно с дамой - когда это здешние адмиралы поступали иначе? Вот возьми Белку, вряд ли она будет артачиться. Ей такие кабаки не по карману, а семейка небогатая, всего и есть, что небольшое имение на юго-востоке, даже не асиенда, а финка. Как говорили у нас в старые времена, мелкопоместные. - Упорно сводничаешь? - ухмыльнулся Мазур. - Самое занятное, нет, - серьезно сказал Лаврик. — Это президентские так посоветовали: мол, пусть возьмет ту переводчицу, гида, что к нему приставят. Тогда еще никто не знал, что это будет Белка, но знали уже, что переводчицу к тебе приставлять будут. - Он усмехнулся. — Это была еще одна категорическая просьба. Так что речь идет исключительно о деле. А сейчас я тебя экипирую должным образом... Он положил на колени черный кейс с наборными замками, распахнул и, словно фокусник с кроликами в цилиндре, принялся выкладывать перед Мазуром знакомые донельзя предметы: темно-коричневую подмышечную кобуру с ремнями, откуда торчала черная рукоятка солидного пистолета («Глок», моментально определил Мазур, хорошая машинка), другую, уже поясную, черную. Ага, запасная обойма в кармашке. Тридцать четыре патрона - неплохо, опытному человеку хватит, чтобы всерьез поокаянствовать... Рядом с кобурами легла закатанная в пластик карточка - фотография Мазура, в правом верхнем углу наискосок - ленточка цветов флага республики, непонятный текст на испанском и две круглые печати. - Разрешение на оружие, - пояснил Лаврик. - В ресторан пойдешь с подмышечной, а когда надевать при форме поясную, я тебе скажу. - Что, в ресторане можно ожидать... - А черт его знает, - сказал Лаврик зло. - Обстановка такова, в том числе и в столице, ожидать следует всего и везде. Две недели назад вышло распоряжение для господ офицеров: даже будучи вне строя, непременно носить пушку под мышкой. И если объявятся какие-нибудь махновцы - бить на поражение. Тебя, кстати, это тоже касается, учитывай. Береженого бог бережет. Конечно, в ресторанах высшего класса есть наряженная прислугой охрана, но с пушкой, согласись, спокойнее. Всего-то неделю назад был случай. В ресторан - правда, не высшего класса, но тоже респектабельный - вломились трое декадентов и с ходу принялись палить из «узиков» куда попало. Охрана подключилась, в зале были офицеры с оружием, махновцев положили быстро, но все же они успели сделать парочку «двухсотых» и с дюжину «трехсотых». В общем, всегда и везде можно напороться... Вот это тебе - банковская карточка, денег хватит, чтобы сводить девушку в роскошный кабак, и еще останется, так что не жмись. Бумажник для всей мелочевки - кожа анаконды, натуральная, прибамбасики золотые, в самый раз для адмирала. Что еще... - он глянул на часы. - Примерно через час к тебе подойдет мой парень, щелкнет тебя в адмиральской форме, так что к тому времени будь при параде. Я так полагаю, они тебе собираются ксиву выписать, так что нужна фотка в мундире. И последнее. Завтра тебе ехать чуток поболтать с начальником «Руслана». Тебе не говорили, кто это? - Нет. — Вот и отлично, - ухмыльнулся Лаврик. - Будет сюрприз, еще одного старого знакомого увидишь... Мазур тоже ухмыльнулся: - Учитывая страну, не удивлюсь, если это будет Мишка Кацуба. Сто лет его не видел. А в здешних делах он спец. Помню... Он осекся. И все понял. Прекрасно знал, что такими глаза и лица людей их окаянного ремесла становятся в одном-единственном случае... тихо спросил: - Когда? - Еще в седьмом году, - негромко ответил Лаврик. - Подробностей не знаю, все же другая контора, но кое-какие деталюшки доходили. Где-то южнее Панамского канала, но севернее Амазонки. Петровичу с его погонами вовсе не было нужды лезть туда самому, но он, видимо, как и любой из нас на его месте, кабинетом тяготился. Стал упирать на то, что в тех местах бывал и тамошнюю обстановку знает в сто раз лучше любого первоходка. Ну, послали. И что-то там не срослось... Мазур налил, и они выпили, не чокаясь. Лаврик встал: - Ну, все, что мог в этой ситуации, сделал, пойду работать дальше. Ты спать собираешься? - Нет. Перетерплю, чтобы побыстрее в здешний ритм войти. - Ну, правильно... Через полчаса по одиннадцатому каналу будет выступать президент. Ты его по ящику видел? - Только фотографию. - Ну вот и посмотри. Может, составишь некоторое представление личного плана, помимо досье. Я пошел. Приготовиться к визиту фотографа не забудь. Попивай, но в меру - таковая, я помню, тебе свойственна, так что не беспокоюсь... Да, вот что еще... Ресторан я тебе уже подобрал - «Лос Эсианидос», подходящее заведение. Столик заказал, так что не заморачивайся. А в «Руслане» завтра я тебе совершенно не нужен, можешь ехать с Белкой. Там у них навалом ребят с испанским, пока ты будешь сидеть у начальника, и кофейку нальют и комплиментами обеспечат. И Белке польза, — он ухмыльнулся не без цинизма. — Она, сам понимаешь, на тебя будет легонько постукивать, служба такая, так что сможет написать пару-тройку строчек. Все лучше, чем ничего. Пока! Когда за ним захлопнулась дверь, Мазур налил себе — так, не много и не мало, в самый раз — выпил без закуски. Такие дела. Франсуа давно тому сгинул где-то в Африке во время самой крупной тогдашней заварушки, теперь, как выяснилось, и Кацуба... Из троицы, лихо окаянствовавшей здесь двадцать один год назад, остался он один. Но это — если считать только российских засланцев. Вообще-то было не трое, а четверо, и оставалась еще одна... Как и Лаврик, как практически все из их братии, он неплохо научился начисто выбрасывать из памяти лица, имена и города (ну, или не тронутые цивилизацией места, где тоже немало пришлось поработать). Но что касается Санта-Кроче — он многое точно так же стер из памяти — кроме Ольги Карреас... За двадцать один год все, что тогда произошло, отодвинулось далеко, унялось, утихло, стало даже не тлеющими под толстым серым пеплом угольками — просто-напросто вызывавшей порой лишь легонькую мимолетную грусть частицей памяти. Одним из тех воспоминаний, что умирают только вместе с тобой. Теперь он вновь был в Санта-Кроче, в столице, если прикинуть, всего-то километрах в двух от родительского дома Ольги. И что? Вряд ли будет трудно ее разыскать, возникни такое дурное желание, в два счета помогут либо Лаврик, либо та же Белка. А смысл? Ей, конечно, было тогда тяжело и больно, но за двадцать один год и у нее эти воспоминания и чувства должны были превратиться в частицу памяти — но может, и потускнели вовсе, забылись. Без сомнения, в монастырь она не пошла и не запила — не та была девочка: с твердым характером, целеустремленная, даже безжалостная, если того требовали обстоятельства. Должна была и дальше делать карьеру. Предположим, уже лет десять как не существует ДНГ, а «эскадроны смерти» отменены в рамках тогдашней некоторой либерализации. Но ведь не разогнаны — ДНГ влился на правах управления в Стратегический центр, одну из здешних контрразведок, а «эскадроны» после легонького сеанса косметических процедур приданы только что созданному тогда Антитеррористическому центру. И вряд ли Ольгу с ее отличным послужным списком выставили на улицу. Мазур прекрасно помнил, что она всерьез мечтала стать первой в Латинской Америке женщиной, возглавившей секретную службу. Вряд ли это ей удалось, но летает, надо полагать, высоко — чем черт не шутит, может, и с генеральской звездой на погонах. И фамилию носит другую, замужем наверняка давным-давно, и дети... Так что какой смысл ее искать? И тем более встречаться? Даже если она на встречу согласится. Ему катит к семидесяти, Ей к пятидесяти, другие люди, совсем не те, тогдашние. С пожилой умиротворенностью, попивая коньячок, ностальгически вспоминать прежние времена. А смысл и толк? И сказано не самым плохим поэтом: не возвращайтесь к былым возлюбленным, былых возлюбленных на свете нет. Пусть уж она останется в памяти такой, какой была тогда, не стоит ворошить прошлое и воскрешать призраков, сны, самые прекрасные, должны оставаться снами. Быть может, она, довелись ей узнать о появлении в Санта-Кроче Мазура, будет рассуждать точно так же. Поэтому — никаких поисков... Он заранее включил одиннадцатый канал. Президент выступал, судя по всему, перед светской аудиторией, заполнившей какой-то большой зал с колоннами по бокам и немаленьких размеров подиумом, к краю которого президент и подошел. Совершенно такой, как на фотографиях в газетах — ну, последний раз он эти газеты видел дома всего-то пару недель назад. Невысокий, крепко сбитый, несмотря на его пятьдесят восемь, ни намека на седину в темных с курчавинкой волосах. Лицо откровенно мужицкое, чуточку продубленное, так что кожа похожа на кору сосны — ну да, до того, как удариться в политику, он чуть ли не двадцать лет проплавал капитаном рыболовецкого траулера. Хороший костюм, галстука нет, верхняя пуговица белой рубашки в синюю полоску расстегнута. Обличий у него несколько, в зависимости от аудитории: камуфляж без погон, безукоризненный смокинг с черной бабочкой, костюм с галстуком, костюм без галстука, джинсы и футболка. И ораторских манер у него несколько, опять-таки в зависимости от аудитории, под стать наряду: когда кричит, выбрасывая руку с сжатым кулаком, когда говорит не без эмоций, но спокойно (вот как сейчас), когда и вовсе кажется профессором, чинно читающим лекцию по какой-нибудь палеонтологии. Одним словом, лицедей и, что уж там, порой демагог — но в его профессии без этого нельзя. Главное, в отличие от многих своих предшественников, совершенно точно известно, не казнокрад — а это многое искупает. Жители республики четко делятся на гачупино (потомков чистокровных испанцев), юропо (потомков выходцев из Европы и других континентов), чоло (метисы с индейской кровью), кахо (метисы с кровью негритянской). Президент — как раз чоло. Отец у него — гачупино, мать — индеанка. А потому он порой выступает в одном из двух лиц: сейчас наверняка гачупино, а вот перед индейцами, вообще простонародьем — чоло, потомок индейских пролетариев от сохи. По этой причине индейские организации (по здешней традиции тоже располагающие собственными вооруженными отрядами) давно и прочно на его стороне, что для президента Санта-Кроче немаловажно. И как-то уже давно забылось, что его покойная матушка — ника кая не пролетарка от сохи, а из семьи тех крайне немногочисленных «индиос», которым нешуточно свезло. Очень мало таких, но они есть. Еще ее дедушка обосновался в столице и пошел по торговой части — так что у ее отца было четыре немаленьких магазина и сеть лавок в провинции, а сама она закончила весьма престижный монастырский лицей (если сравнивать с вузами — нечто вроде Гарварда или Сорбонны), а потом на ней, редкостной красавице, женился молодой идальго из семьи крупных судовладельцев. И, между прочим, тот траулер, на котором будущий президент капитанствовал, принадлежал сначала его отцу (помимо еще трех десятков), а потом и ему самому (отцовское наследство они с младшим братом поделили полюбовно, половина на половину). Но кого это интересует, если президент в совершенстве владеет главным здешним нищенским языком, кабири, и неплохо знает еще парочку диалектов, с большим запасом шуточек и соленых словечек, так что его выступления перед индейцами и простым народом (в значительной степени состоящим из чоло и кахо) проходят под восторженный рев толпы? В конце концов, подобное — не такая уж редкость и в тех странах. что принято называть «более цивилизованными». Это английские политики из потомственных джентльмен нов простолюдинами не рядятся — там свои традиции. В других странах случалось и по-другому. Олин из американских президентов, родившийся в весьма респектабельном особняке, любил вкручивать избирателям, что появился на свет в бревенчатой хижине, стоявшей посреди глухой чащобы, кормился, бывало, жареными опоссумами, а волосы расчесывал сосновым сучком. При том, что его родители были тогда живы, и особняк стоял на своем месте. И ничего, электорат сглотал. И не он один среди американских президентов был такой. Да и в Европе бывали свои «пролетарии от сохи». Политики — народ специфический, у них свои игрушки и свои забавы... Мазур не понимал ни слова, но примерно полу часовую речь президента старательно прослушал до конца — точнее, все это время присматривался к человеку, с которым предстояло послезавтра встречаться насквозь неофициальным порядком, пытался составить о нем некоторое представление...