Погрузившись в раздумья, эльф свернул к реке, где обоих видели в последний раз, и остановился возле раскидистой ивы, где виднелся отчетливый след конского копыта. Внимательно его осмотрев, темный нахмурился, потому что только сейчас подметил пару странностей, которые раньше упустил из виду: во-первых, гаррканец оказался не подкован, а такого быть не должно — копыта непременно сточит. Однако красовавшийся перед его глазами след был почти безупречен — отличный слепок крепкого и тяжелого копыта. А во-вторых, поперек копыта шла необычная полоса, будто кто-то разрубил его на две половины. Никаких признаков скола по краям, ни даже неровностей по идеально ровному полукружью. Такое редко встретишь даже у молоденьких жеребят, а тут — взрослый конь, не первый год ходящий под седлом. Очень странно… Таррэн присел, непонимающе проведя пальцами по необычному следу, и только поэтому заметил второй отпечаток, которого прежде не было видно — он был скрыт густыми ветвями старой ивы, спускающимися почти к самой воде. Точно такой же ровный, неестественно четкий и глубокий след правой передней ноги. Тоже — неподкованной. И у него так же, как у первого следа, имелась глубокая поперечная полоса. Эльф мысленно присвистнул: ничего себе! Но если с первым отпечатком он мог ошибиться, то второй наводил на мысль, что эти полосы не случайность, а гаррканец — какой-то неправильный. Даже если забыть о его поведении, подозрительной свободе, что даровал ему молодой хозяин, и том странном взгляде, которым накануне одарил раздраженных эльфов загадочный зверь. Таррэн озадаченно потер подбородок и без колебаний шагнул в воду, огибая роскошный куст. И куда только понесло дурную скотину? Купаться, что ли, надумал? Резвится? Сбежал? Теряясь в догадках, он прошел несколько сотен шагов, временами то упуская необычный след, то снова находя его в совершенно неожиданных местах, словно громадный гаррканец игриво скакал вдоль берега, уподобившись сумасшедшему коту. Один отпечаток виднелся в трех шагах от кромки воды, а следующий терялся в густой траве почти на грани видимости. Но вскоре следы вновь возвращались к берегу и были настолько сильно вдавлены во влажный песок, что даже спустя несколько часов отчетливо виднелись на мелководье, будто Карраш рухнул туда с огромной высоты, после чего помчался дальше, продолжая эти безумные кульбиты и совершенно умопомрачительные прыжки в длину и высоту. Таррэн пару раз приметил поломанные ветки на высоте почти в три человеческих роста от земли, но предположить, что громадный конь сумел до них дотянуться… пожалуй, на это были способны лишь гигантские белки. А конь, хоть и гаррканец… вряд ли. Потому что тогда пришлось бы примять за правду еще одну диковатую догадку: все эти внезапные скачки почти на середину мощной реки, далеко раскатившиеся брызги, широкие лизуны на песке и другие детали, которые постепенно вырисовывались перед взглядом опытного следопыта, были подозрительно похожи на манеру некоторых медведей глушить крупную рыбу. Звери любили сперва сильно разбежаться, а затем со всего маху рухнуть в прохладную воду, чтобы потом торопливо собирать оглушенную добычу прямо с поверхности. Всего за полчаса Таррэн осознал, что очень мало знает о родном мире, в котором, как оказалось, водятся такие странные существа. А еще понял, что может до самого утра искать пропавшего скакуна и его хозяина, поскольку скорость, с которой мчался лихой конь, была поистине запредельной. Временами казалось, он обязательно должен был во что-нибудь врезаться. К примеру, на крутом повороте, где самым неожиданным образом вырастало большое дерево, но следов удара не было. Только глубоко вспаханная земля, вырванная с невероятной силой трава, да отброшенные из-под мощных копыт камни. А вот это уже интересно… Эльф подметил смену направления движения гаррканца и свернул за следами, которые теперь стали гораздо менее заметными. Ага, он явно перешел на шаг, а вот тут вообще остановился, ожидая… кого? Есть! Таррэн торжествующе усмехнулся, отыскав легкие, почти невидимые следы изящных сапожек, принадлежащие исчезнувшему пацану. Какое-то время они шли бок о бок с конскими, потом свернули в заросли храмовника… кол-лючий, зараза!.. затем валялись на мягкой травке возле реки. Позже они поспешно ушли с этого места, а потом… Эльф от души посмеялся, проследив всю эпопею с девчонками и их порванными в зарослях храмовника платьями. С улыбкой снял с одной из веток обрывок голубого сарафана, коснулся пальцами влажного пня, где стояла вторая девчонка. Убедился, что здоровенный гаррканец потащил обеих в сторону лагеря, а затем с растущим интересом пошел по следу Белика, уходящему в противоположную сторону. Что ж, правильное решение: хорош бы он был, если бы собственноручно привел к отцу исцарапанных, нещадно потрепанных красоток, у одной из которых от подола осталась только половина, а вторая оставила среди коварных колючек свой левый рукав. Таррэн буквально впился глазами в отпечатки сапог. Они были почти невесомы, и он отчего-то побоялся их потерять, хотя наверняка знал, что с пацаном все в порядке. Казалось бы, можно не беспокоиться и с чувством выполненного долга возвращаться. Но гордость охотника не позволила оставить это дело, и он упорно преследовал юнца, уже предвкушая, каких подзатыльников надает, когда поймает. За Танариса, как просили. За выразительные взгляды обозленных караванщиков. За собственное, неподобающее ситуации беспокойство. За бессонную ночь, наконец, и эту странную погоню, которая совершенно неожиданно захватила его как мальчишку. Темный эльф бесшумно вынырнул на очередную полянку и с нескрываемой досадой уткнулся в прозрачную водную гладь, перед которой обрывался загадочный след. Слева возвышалась скала, справа щетинились непролазные дебри все того же храмовника. На единственной тропке они с мальчишкой ни за что бы не разминулись. Да и следы вели только в одну сторону. Получается… с’сош! Неужели переплыл?! Таррэн укоризненно покачал головой, искренне сожалея о незаконченном деле, но бросаться очертя голову в бурный поток было неразумно. Что ж, похоже, придется надавать ему по шее утром. А заодно выяснить, где его так долго носило. Эльф снова вздохнул и уже повернулся, чтобы уйти, но чуть ли не нос к носу столкнулся с бешено горящими желтыми огнями и инстинктивно отшатнулся, машинально выхватывая мечи. В ответ донеслись гневный всхрап и тяжелый удар копыта о твердую землю. — Иррадэ! — глухо ругнулся эльф, запоздало сообразив, что угольно-черный гаррканец, совершенно незаметный в темноте, каким-то образом сумел подкрасться со спины. И теперь стоит всего в двух шагах, сверля его подозрительно разумными глазами, в которых светится искренняя неприязнь. — Тихо, тихо… я тебе не враг. Карраш снова всхрапнул, одновременно опустив голову к земле и прижав уши, будто хищник перед прыжком. Похоже, он ничуть не поверил мягкому, обволакивающему голосу, способному убаюкать даже демона. Конь чуть присел, неистово хлестнул воздух пышным хвостом и выразительно приподнял верхнюю губу, показав крупные, совсем не лошадиные зубы. До медленно отступающего эльфа донеслось отчетливое рычание. — Ша, Карраш. Не тронь, — властно потребовали откуда-то сверху. Гаррканец заворчал громче, но послушно отступил на шаг, после чего напряженный до предела эльф смог наконец кинуть взгляд на верхушку скалы и убедиться: Белик тоже был здесь. Стоял, невозмутимо скрестив руки на груди, смотрел на него с высоты в полтора человеческих роста и нехорошо улыбался. — Чего надо, ушастый? Что вынюхиваешь? Таррэн отошел еще на шаг, краем глаза стараясь удерживать в поле зрения и гневно раздувающего ноздри гаррканца, и его хозяина, упруго спрыгнувшего со скалы. В левой руке пацан держал свой дурацкий сверток, но пальцами правой недвусмысленно поглаживал рукояти метательных ножей. — Люди беспокоятся. Особенно твой дядька, потому что не знает, куда ты делся, — спокойно сообщил эльф, нутром ощутив, что у сопляка хватит умения ими воспользоваться. — Тебе стоило предупредить его об уходе. — Ого! А ты, значит, тоже волновался? Таррэн пропустил откровенную издевку мимо ушей: все еще помнил предостережение короля Мирдаиса — быть терпеливым. — Нет. Просто в лагере тревожатся. Вернись. — Потрясающе! — вдруг в голос расхохотался мальчишка. — Вежливый эльф! Да еще и темный! Мама, роди меня обратно! Нет, малыш, ты слышал? Он до меня сни-зо-шел! Куда бы записать, а то никто не поверит?! Второго оскорбления перворожденный не стерпел: быстрее молнии метнулся вперед, намереваясь ухватить дерзкого сопляка за ворот, а затем хорошенько встряхнуть, чтобы впредь следил за языком. Уже почти схватил и… едва успел отдернуть пальцы. Клац! Сухо щелкнули острые зубы, а Карраш разочарованно фыркнул. Он низко пригнул голову и уже почти прыгнул на ощетинившегося эльфа, как в тот же миг маленькая рука властно дернула его за ухо и стальной голос сухо произнес: — Я сказал: нет. Не сейчас. Гаррканец досадливо дернул хвостом, но перечить не посмел: хозяин, хоть и молодой, умел быть жестким, поэтому Карраш лишь многообещающе покосился на ушастого урода, от которого было столько беспокойства, а почувствовав твердую ладонь на холке, послушно пригнулся. Мальчишка ловко взлетел ему на спину и без единого звука развернул коня в сторону лагеря, оставив раздраженного эльфа одного. Тот секунду колебался между страстным желанием выбить из сопляка всю дурь и разумным решением обождать с этим хотя бы до утра, но потом все-таки решил не торопить события. — Ничего, малыш, — вдруг донесся из темноты преувеличенно ласковый голос Белика. — Вот вернемся домой, тогда и цапнешь его от всей души. Куда понравится, я тебе обещаю. Знаю, что он мерзкий, чернявый и отвратительно пахнет, но, боюсь, Дядько нам обоим уши оборвет, если сцепимся с этим темным. Шансов у него, конечно, не будет, но все равно обидно пристукнуть его тут по-тихому, когда никто не видит. Понимаешь? Умница ты моя. Тогда пойдем обратно, а то наши уже наверняка решили, что он нас сожрал… Столько слухов про этих ушастых монстров ходит, что прямо сам начинаешь верить. И откуда только берутся? Гм, пожалуй, мне стоит придумать парочку новых! После чего послышался тихий свист, незаметно сложившийся в мотив «Откровений лесной нимфы», при первых звуках этой песни любого эльфа перекашивало от бешенства. Надо сказать, песня была на редкость пошлой. Рассказ в ней шел от лица юной прелестницы, которая весьма откровенно сравнивала впечатления от общения с мужчинами разных рас. Причем ушастым доставалось по полной программе: острый язычок маленькой нечисти не раз проходился по поводу длины их… ушей, неоднократно намекал на нетрадиционные вкусы, а в довершение всего славил, как самых нудных, нерасторопных и весьма посредственных партнеров. Заслышав знакомую мелодию, Таррэн зарычал, едва не ринувшись следом. Но тягаться в скорости с гаррканцем было глупо, убивать агрессивную скотину, чтобы добраться до его поганца-хозяина, — нелепо, а бежать следом и выкрикивать ответные оскорбления — недостойно потомка древнего рода. Лишь поэтому взбешенный эльф сдержался. Но мысленно поклялся, что вскоре найдет способ надрать наглому сопляку тощую задницу так, чтобы тот навсегда зарекся дерзить. Видит владыка, Таррэн не хотел этого, старательно игнорировал, милосердно молчал и пропускал мимо ушей грязные намеки, потому что его родичи в свое время действительно попортили смертным немало крови. Но всякому терпению есть предел. Всякому пониманию когда-то приходит конец, а мальчишка давно напрашивается на увесистый тумак. Что ж, пусть будет так, если хорошего отношения не понимает. Пусть… И да поможет ему неведомый человеческий бог. Весь следующий день в караване с тревогой ждали бури. Седовласый, накануне отвесивший дорогому племянничку звучный подзатыльник, сегодня держался к нему подозрительно близко. Внимательные глаза Гаррона тоже то и дело поворачивались в сторону невозмутимых эльфов, но там было тихо: ни один из перворожденных ни словом, ни делом не намекнул на вчерашнее, хотя взгляды, которыми они одарили вернувшегося сорванца, были весьма далеки от благодушных. А вот на темного было страшно смотреть — он появился в лагере лишь к утру, злой как демон, с бешено горящими глазами. Только раз взглянул на дерзко помахавшего ему ручкой сопляка, и бывалые воины мгновенно сообразили: что-то случилось. Причем такое, что теперь придется караулить юнца день и ночь, ни на минуту не оставляя рядом с эльфом, которого пацан всего за пару дней успел достать до самых печенок. Через несколько часов после рассвета Гаррона на посту сменил Весельчак, к полудню на место наблюдателя заступил Аркан, которому бойкий на язык мальчишка тоже неожиданно понравился. За обедом молчаливую вахту от соратников принял Молот. После обеда — Ирбис, который после сокрушительного поражения от Урантара считал себя обязанным суровому Стражу… да что там говорить! Участвовали почти все. Герр Хатор постоянно хмурился, гадая про себя, как бы поделикатнее выкрутиться из щекотливой ситуации. Даже купеческие дочки подметили неладное и за весь день хорошо, если пару раз рискнули высунуть наружу нос, боясь послужить причиной нового конфликта. Один Белик оставался беззаботен и неизменно весел, словно сгустившееся над караваном напряжение его нисколько не затронуло. Ближе к вечеру он вдруг сорвался в галоп. Карраш, проигнорировав сердитый окрик Дядько, в несколько огромных прыжков скрылся из виду. А когда вернулся — слегка запыхавшийся, но ужасно довольный, то с гордым видом прогарцевал перед строем скрипучих повозок и остановился перед испуганными Илимой и Лилькой, не обращая внимания на ворчание суровой поварихи и крайне недовольную физиономию купца. Белик шутливо поклонился дамам, а затем с преувеличенным почтением передал им крупного зайца — толстого, упитанного, ушастого. Только почему-то черного цвета. — Это вам, красавицы. В знак моего искреннего расположения. — Какой он славный! — умилилась Лилька, принимая подарок. — Ушастый! — буркнула Ивет, демонстративно отвернувшись. — И вонючий к тому же. Фу! — Вы обе правы, — елейным голоском согласился пацан. — Но в вареном виде, можете мне поверить, он будет очень даже ничего. Тихий, смирный, молчаливый… В этот момент грызун, оказавшийся не мертвым, а всего лишь оглушенным, истошно заверешал, дернулся и под слаженный визг перепугавшихся от неожиданности девушек сиганул с повозки. Да так шустро, что даже настороженных с самого утра «караульных» поневоле разобрал смех. Караванщики хохотнули, а кто-то даже засвистел вслед отчаянно петляющему зверьку, который с невероятной скоростью ринулся к спасительным зарослям. Совершив поистине сумасшедший зигзаг и заложив крутой вираж на повороте, он почти добрался до обочины, но тут один из эльфов обернулся, неуловимым движением вскинув лук. Никто и ахнуть не успел, как пронзенный насквозь грызун упал на густую траву и, дрыгнув лапками, испустил дух. В воцарившейся неловкой тишине Элиар неторопливо подъехал и прямо с седла подцепил упитанную тушку. — Отличный выстрел, прямо в сердце! — громко похвалил его Белик. — Туда ему и дорога, ушастому. Светлый пренебрежительно фыркнул, но ответить не соизволил — подвесил добычу к седлу, после чего развернулся и снова присоединился к сородичам. — Ой… ну, зачем он?! Пусть бы себе бежал, — расстроилась Лилька. — У нас же хватает припасов. — Не переживай, — донесся до бессмертных успокаивающий голос Белика. — Все равно он был старым и некрасивым… ну, где ты видела такую шкуру у зайца посреди лета? Наверняка больной. Зато теперь он уже не черный, а красный… кровь ведь у всех одинакова. И она смывает различия в поле, возрасте, форме ушей и даже цвете глаз. К тому же наш уважаемый посол избавил зайчика от позора и позволил сохранить чистоту породы, потому что он сейчас совсем не темный, а очень даже ничего. А длинные уши можно просто обрезать, чтобы не мешали в котле, хотя с ними как-то привычнее… Гаррон неверяще обернулся. Торк, да что же творит этот ненормальный пацан?! На что он намекал, когда упомянул про длинные уши?! Да еще обозвал забитого зайца во всеуслышание темным. Он не может быть настолько сумасшедшим!! Таррэн как-то очень спокойно посмотрев на умничающего юнца, на мгновение пересекся с ним взглядом, потом чуть кивнул, показывая, что все правильно понял, и так же спокойно отвернулся. А вот Дядько внезапно помрачнел. Затем придержал своего флегматичного скакуна, дождался мальчишки и коротким знаком велел ему спешиться. Белик, пожав плечами, так же молча повиновался. Никто не слышал, о чем они говорили, пока тяжело катящиеся повозки грохотали мимо. Ни один из настороженно озирающихся караванщиков не сумел разглядеть лица сурового дядьки, но им с лихвой хватило и того выражения, что на мгновение проступило на всегда веселой физиономии маленького сорванца, — это была такая жгучая ненависть, что от нее замирало сердце. Было в неподвижном взгляде пацана что-то действительно страшное. Какая-то мертвая злоба, иссушающая душу. Однако вместе с тем в голубых глазах, неотрывно следящих за удаляющимися спинами бессмертных, стояла боль. А еще — холодное презрение к собственной судьбе, какое бывает только у приговоренных к смерти. Белик с трудом оторвал горящий взгляд от спины темного эльфа и хищно улыбнулся. После чего пристально наблюдающий за ним Гаррон с холодком осознал, что пацан, несмотря ни на что, от своего не отступится. И это будет война — настоящая кровавая война, в которой очень скоро появятся первые трупы. ГЛАВА 6 Деревня показалась внезапно. Сперва повеяло дымком, откуда-то издалека донесся собачий лай, которому ответил глухой волчий вой из глубины леса. Затем оживились усталые кони. Еще через полчаса деревья подались в стороны, а вдоль дороги потянулась вереница вспаханных полей, на которых колосились пышные хлеба. — Ну наконец-то… — проворчал Аркан, поправляя сползший набок плащ. — Я уж думал, опять придется ночевать на земле. Ан нет, вот они — Малые Овражки… рыжий, не спи! — Пива хочу — сил нет, — мечтательно прикрыл глаза Весельчак, мерно покачиваясь в седле. За его спиной раздалось одобрительное причмокивание — это Молот подтвердил неоспоримую правоту высказанной другом глубокой мысли. — И девок… девок побольше. Помоложе, покрасивше да поуслужливее. — Дурень ты рыжий, — беззлобно фыркнул Ирбис. — Где ж тебе в деревне возьмутся услужливые? Ты ее на сеновал позовешь, а она тебя потом — под венец. А то еще и батю кликнет, чтобы свидетелем был. Здесь тебе не город — «веселых домов» нет, а девки по первому зову не прыгают в койку. Так что терпи, бедняга, до са-а-амого Бекровеля. Весельчак мрачно покосился на приятеля: — Обязательно надо было все испортить? Я, может, со всей душой, обходительно, нежно. А вдруг и в самом деле остепенюсь? Чего лыбишься, морда? Я серьезно! — Ага. Зарекалась ворона… то-то в прошлый раз тебя с вилами искали по всему селу, чтобы «остепенить». А позапрошлый и вовсе едва не подвесили за ребра. Слава твоим ланнийским богам, что в деревнях пока не завелось развратных девок. Не то нам пришлось бы за уши вытаскивать тебя из чужих постелей, а поход продлился бы гораздо больше, чем три несчастных недели. — Я совершенно не уверен, что этого не случится даже в такой глухомани, как эта, — негромко бросил приотставший от приятеля Аркан, и караванщики с готовностью зафыркали. — Но оно в общем-то и неплохо. Потому что в городе у рыжего что ни день, то новая пассия, тогда как в походных условиях ему приходится соблюдать суровый подвиг воздержания. Да, рыжий? Надеюсь, ты готов пострадать? Слышь, пацан, не бери с него дурного примера!