― Выходит, ты не знаешь точного места? Он молчал, а я, вскочив, вытащил из сброшенной на пол куртки лист бумаги: ― Ай да капитан Шверг… Так вот зачем он дал посмотреть вещи, найденные у предателей, а сам ушёл на пару минут, якобы, по срочному делу. Взгляни, Лисёнок ― я сумел срисовать карту, как чувствовал, что пригодится… Он сел, резко повернувшись, так что коса наотмашь ударила меня по щеке, и скривил губы: ― Пригодится, неужели? ― я с криком свалился с кровати на пол: дело было не в шрамах, уродливыми змейками рассекавших когда-то безупречную кожу друга ― с бледного, измождённого лица вместо глаз на меня смотрели пустые провалы, полные запекшейся крови… Казалось, сверху что-то рухнуло, расплющив тело, а остатки воздуха забрал вопль: ― Ирма, паразитка, слезь, раздавишь же… Пышногрудая дочка хозяйки дома, у которой я квартировал этой зимой, частенько делившая со мной постель, испуганно отпрянула, наконец, позволив дышать измученным лёгким. Её «нежный» голосок громкостью мог посрамить полковую трубу: ― Мой Господин! Вы так кричали, что я испугалась, не случилось ли чего с Вашей милостью… Я со стоном поднялся с жаркой перины, растирая ушибленные рёбра: ― И потому решила придушить? Ну-ну, не плачь, дорогая, глупая вышла шутка… Иди к себе, пока мать не хватилась. Встану-ка сегодня пораньше, теперь всё равно не засну… Всхлипывая, девчонка осторожно закрыла за собой дверь, а я, бормоча: ― Вот ведь корова, прости Господи, ― сел, схватившись за голову, ― бред, это просто бред. Не стоило вчера так напиваться… На душе было скверно, впрочем, как и каждый божий день, проведённый в этом убогом городишке. На наше счастье, Твари в холодное время года не нападали, и капитан Шверг привёл свой отряд сюда, под относительно надёжные стены древней Пушты. Большинство офицеров до весны покинуло отряд, уехав в свои имения. Но я предпочёл остаться ― видеться с опостылевшей роднёй не хотелось, а до собственного поместья было слишком далеко. Да и что делать одному в опустевшем доме? Облизав пересохшие губы, со вздохом оделся, не представляя, куда податься, когда на улице трескучий мороз, трактиры закрыты, как и паршивый городской бордель, а единственный друг сейчас в беде и далеко отсюда. Зимнее утро ещё не позолотило и края бездонного чёрного неба, за окном завывал, тонко повизгивая, ледяной ветер, предвестник скорой долгой вьюги… И так изо дня в день. Боже, как же всё достало… Скорее бы весна с её безумным половодьем, ручьями грязи на одежде, противной сыростью в сапогах, вечно опухшим от простуды носом и долгожданными новыми приключениями на свою молодую… голову. Вынужденное безделье, как и постоянное ожидание странных, волнующих душу и тело снов о Леаме сводили меня с ума. Если в них была хоть доля правды, и Лисёнок пострадал… Никогда себе не прощу, что отпустил его одного скитаться в поисках призрачной удачи. Идиот, бесчувственная скотина… Уверенный стук в дверь отвлёк меня от грустных мыслей, и я раздражённо рявкнул: ― Кого ещё принесла нелёгкая? Проваливай… Скрипнули ржавые петли, и в жарко натопленную комнату ворвался свежий воздух, а вместе с ним и жизнерадостный голос Дара, командира разведчиков. Я был обязан ему жизнью и, честно говоря, привязался к этому немолодому, немногословному вояке, единственному человеку, с которым мог поговорить во время наших недолгих встреч, после того как отпустил Тимса навестить родню. Дар, в отличие от всех, не сидел на месте, всё время куда-то исчезая, и я искренне обрадовался его появлению на моём пороге. ― Смотри-ка, сынок, как чувствовал, что ты уже не спишь, потому и зашёл. Ишь, глаза-то сверкают ― значит, силы есть… Не закис ещё в этой глухомани? Я сейчас тебя взбодрю ― есть дело, нужен маг ― согласен поработать в разведке? Надо ли говорить, как я обрадовался этому предложению. Он уже скинул припорошенный снегом плащ, сбросив его на спинку стула, и сел за стол. На голове топорщился «ёжик» коротких седых волос, глаза улыбались, а обычно бледные щёки так разрумянил мороз, что никому бы и в голову не пришло ― перед ним безнадёжно больной, чья жизнь могла оборваться в любую минуту… Я поставил на стол принесённый Ирмой уже остывший морс, но, принюхавшись, Дар недовольно сморщился и, достав свою флягу, разлил крепкую брагу по кружкам. ― Дело серьёзное, Терри, без этой дряни не обойтись… Не буду тянуть. Лихим людишкам и зима не помеха ― шалят, мерзавцы, по округе, но моим разведчикам не привыкать. Да и в самом городе достаточно всякой дряни, хотя до последних дней местная стража кое-как справлялась. А вот пару недель назад начали пропадать люди, да так, что и следов не остаётся. Родственники бьют тревогу, исчезло уже шестеро, и не простые бедняки ― зажиточные горожане, в том числе чиновники и купцы. Вот здешний мэр и попросил меня помочь страже, и, должен признаться, изучив дело, я сам в недоумении ― уверен, не обошлось без колдуна или ведьмы. Мы проверили всех известных «магов» обоего пола, да и местных умельцев тоже прошерстили. Те ещё слабаки ― погадать или навести порчу могут, но чтобы среди бела дня тело исчезло на глазах у родни ― кишка тонка, ― крякнув, он опрокинул в себя брагу, а я, сделав то же самое, задумался: ― Хотите, чтобы ещё раз всех проверил или поискал «потеряшек»? Он посмотрел мне в глаза абсолютно трезвым взглядом: ― И то, и другое, Терри, но печёнкой чую, дело пахнет запретным колдовством. Связываться со святошами в красных рясах никому не хочется ― они же сейчас со своим усердием полгорода на костёр отправят. Нам это надо? Постарайся сам найти сволочь, что проводит человеческие жертвоприношения… Я озабоченно почесал затылок: ― Опыта у меня нет, но попробую. А может, всё из-за выкупа? Дар усмехнулся, выпив ещё: ― Нет, это так не делается, тут что-то другое… Впрочем, пойдём в казарму, посмотришь улики, может, вместе что и придумаем. Мы шагнули за порог и по скрипучему снегу, двигаясь вдоль узкой, едва протоптанной в сугробах тропинки, добрались до места. Над миром парила зимняя ночь: морозный воздух наполнил лёгкие и, взбодрив, быстро выбил остатки сна из головы, а вот на душе вдруг стало тоскливо, словно кто-то шепнул на ухо: ― Пришла беда и по твою душу ― береги крылья, Ворон… Миновав резво притоптывавшего от холода часового, окунулись в прохладную, пропитанную потом и табаком атмосферу казарм и, попетляв по узким коридорам, оказались в небольшом полутёмном помещении. Дар зажёг свечи, кивнув на лавку у стола со сваленными в кучу вещами. Я сел и начал кинжалом осторожно переворачивать груду тряпья: ― Что это, командир? ― Одежда пропавших людей: бедолаги исчезали, оставив все своё барахло, вплоть до исподнего. Как думаешь, под силу простому мошеннику провернуть такой трюк? То-то и оно… Я принюхался: ― Знакомый аромат, не могу вспомнить… Кровь на одежде есть? Он не успел ответить, потому что дверь распахнулась, впустив внутрь ядрёный запах чеснока и его обладателя ― запыхавшегося стражника с выпученными глазами, сразу же бросившегося к Дару: ― Господин, там, там… ― при виде меня он запнулся, испуганно пряча взгляд. ― Говори, Фрос, капитан Шверг приказал подключить Ворона к расследованию. Однако тот продолжал мяться, нервно проблеяв: ― Пусть командир разведчиков сначала сам осмотрит находку, а потом уж… Дар сгрёб его за грудки, зашипев в перекошенное от ужаса лицо: ― Веди обоих, расскажешь по дороге. А будешь припираться ― проветришься на крепостных воротах… Понятливый Фрос всю дорогу не умолкал, и его визгливый голос почти довёл меня до ручки. Из этой болтовни я понял главное: тела похищенных нашлись случайно, причём все сразу ― не пошли хозяин трактира слугу в старый погреб, лежать бы несчастным там до весны. Чтобы добраться туда, пришлось попетлять по скользким тропинкам, и вскоре мои ноги совсем окоченели, спина и то, что пониже, покрылись синяками, а бедные зубы, дрожа, так и норовили прикусить замёрзший язык… Но когда глаза увидели бледных до синевы людей, вповалку брошенных у винных полок, я на время забыл о боли и холоде. Тошнота скрутила желудок, и пришлось уговаривать себя, что всё в порядке, трупов, что ли, не видел ― всего-то безголовые опухшие тела… Дар взял меня под руку: ― Иди-ка ты домой, Терри, сам разберусь, потом поговорим. Да и согреться тебе надо, ишь, скоро цветом сравнишься с ними… ― и он грустно кивнул в сторону погреба. Но я заупрямился: ― Нет, надо сразу осмотреть, чтобы ничего не пропустить, ― и терпеливо перенёс всю процедуру извлечения бедняг на божий свет. Это некрасивое зрелище, в сущности, не дало ничего нового ― если не считать отсутствие голов, с трупами всё было в порядке. Угрюмый Дар приказал отнести тела в покойницкую, заставив меня снова хлебнуть из фляги, и тут один из стражников подбежал к нам, держа в руках платок: ― Это было на дне… На тряпке лежал… мой ритуальный кинжал, пропавший с ремня ещё пару недель назад. Надо ли говорить, что он был весь забрызган кровью. Я охнул, протянув к нему руку, но Дар остановил, поняв всё по моему растерянному виду: ― Знакомая вещица? Плохо, Терри… Конечно, такой штукой убить невозможно, разве что настучать по лбу, но для тебя это неважный поворот. Кто-то хочет подставить второго после Хорта Избранного, и пока у него всё получается… Я чувствовал, что заливаюсь краской, но судьбе и этого показалось мало ― стражник швырнул к нашим ногам упиравшегося мальчишку: ― Паршивец твердит, что видел, как тип с косой тащил тело в погреб, как раз вчера, когда пропал ювелир… ― он покосился в сторону «подозрительного Избранного» и взялся за меч. Дар поднял мальчишку за шкирку, заставив смотреть мне в лицо: ― Говори, не бойся ― это он отнёс Толстого Лу в погреб? Тот вырвался, вытирая разбитый нос грязным рукавом: ― Да не знаю я, только со спины видел, но коса точно была. Светлая такая, почти белая… Тот тип лишь мельком оглянулся, я прям обмер от страха ―глазищи совсем чёрные… Одно слово ― демон, ― и он осенил себя охранным знаком. Казалось, Дар облегчённо выдохнул: ― Не густо… Отправьте дурачка в казармы, я подробно с ним побеседую, ― при этих словах мальчишка захныкал, но стражник потащил его за собой, ― а ты, Терри, иди к себе и хорошенько подумай: когда и как пропал твой кинжал, кто тебя ненавидит сильнее всего и про остальное тоже не забудь. Ступай, из дома ― ни ногой, поставлю своего человека, пусть посторожит… ― он закашлялся, отводя взгляд, ― прости, сынок, у меня нет выбора. Поищу пока в городишке Избранного со светлой косой, как у твоего пропавшего приятеля… Кхе-кхе… Я возвращался домой на негнущихся от холода и страха ногах. Казалось, все смотрят мне в спину с осуждением. ― Опять припомнят дружбу с беглым Лисом, и доказать, что он сейчас далеко, невозможно ― сам не знаю, куда его занесло. Боже, теперь точно не выкрутиться… Не раздеваясь, бросился на кровать и, пережив несколько минут отчаяния, наконец, взял себя в руки. Щёки горели, а сердце стучало так, словно кубарем скатился с горки: ― Вот и всё, тебе конец, конец, конец… С воплем запустив подушкой в стену, как зверь метался по комнате, теребя запутанную косу: ― Нет! Я вам не сдамся, сволочи ― не на того напали. Думай, Ворон, думай… ― пытаясь сесть на стул, в запале промахнулся и с грохотом свалился на пол, ― что же, так-перетак, вокруг творится? Какая-то похожая на Избранного дрянь приносит человеческие жертвы. А чтобы всё указывало на нас с Лисом ― мы же с ним друзья, а значит, сообщники ― подбрасывает похищенный в трактире кинжал. Вот идиот, пить надо меньше… Осталось подкупить «свидетеля», а можно даже проще ― припугнуть, и всё ― прощай, придурок Ворон, летай себе под перекладиной… Так, что ли? Да кому я нужен… Задумавшись, побился головой о гладкую ножку стола, и мне не понравился ход мыслей: