Радио звучало в кабинете, в унисон с пульсом мировой цивилизации. Апрель оказался богат на сногсшибательные события. Генерал Франко заявил об окончании Гражданской войны в Испании и установлении фашистской диктатуры… Италия оккупировала Албанию… Решения Восемнадцатого съезда в жизнь… А вот интересно, скажут ли еще об одном судьбоносном факте, от которого вся моя организация в нервозном ожидании? 10 апреля арестован бывший нарком внутренних дел Ежов. Поговаривают, что ему вменяется не только антисоветская деятельность, но и мужеложство. Знал я, конечно, что это человек не слишком высоких моральных качеств. Но чтобы такое! И вот теперь половина наркомата ликует – настрадались от железного наркома. А вторая половина приуныла, поскольку такие люди на дно в одиночку не уходят, а тянут следом свое окружение. А таковых осталось немало. Ну и под горячую руку кто-то непременно ни за что попадет – у нас без этого не обходится. Сгущался за окнами вечер. Зеленый абажур лампы светил на покрытый зеленым сукном стол. И тоска на меня наваливалась тоже зеленая. Не из-за Ежова, понятно – тот получил свое, а я от него как бы пострадавший, так что мне ничего не угрожает. Больше беспокоило, что завтра докладывать Плужникову по террористам. А у нас главный фигурант мертв, двое неизвестно где, а остальные члены терроргруппы вообще неизвестны. То есть террористическая контрреволюционная ячейка продолжает действовать. И если, узнав о гибели своего лидера, боевики ударятся в панику, то могут наворотить кровавых дел. Мои раздумья были прерваны самым грубым образом. Дверь с треском распахнулась. Точнее, ее своим телом отворил субъект в мокром пальто и с обезумевшим взглядом. Руки его были сцеплены за спиной наручниками. Вслед за ним появился торжествующий Фадей. – Вот, прилетел, голубь. Вернулся в гнездовье, – хмыкнул он, силой усаживая задержанного на стул. – Я не понимаю, – верещал молодой человек субтильной наружности. – Я просто гулял. – В грязи у конезавода? – Я краевед. Я лес люблю! Я… – А ну хватит! – ударив ладонью по столу, я рыкнул так, что люстра задрожала. – Хорош завираться! Чего, склад решили на новое место передислоцировать?! Парень молчал. – Если не будешь отвечать, тебе будет очень больно. Твоих приятелей мы давно взяли за шею. Ну, сучий потрох, говори, а не то тут же тебя и положу! – Я взял его за длинные сальные волосы и добро так посмотрел в глаза. – Да пусть живет, товарищ капитан, – почти ласково произнес Фадей. – Он парень неплохой. А мы люди отходчивые. Поэтому и не закопали сразу в лесу, а для разговора привезли в кабинет… Шура, ты же мне по дороге обещал зайчиком быть и рассказать обо всем, что знаешь. Или я тебя не так понял? Парень сглотнул судорожно. И закивал головой. – Ну вот и расскажи все как на духу моему начальнику. Он тоже человек добрый. Словечко замолвит, глядишь, тебя и к стенке не поставят. И здесь, на месте, не убьют. Иногда одного взгляда достаточно, чтобы понять – поплывет человек или нет. Этот поплывет. Слабоват. Да и Фадей его по дороге психологически подработал. Так что задержанный еще изрек пару гордых реплик, а потом объявил, что повинуется грубой силе. – Ну так и чего ты на склад приперся? – спросил я. – Встретиться там должны были. – С Ломовиком? – Да. А он не пришел. Хотели начать переносить на новое место взрывчатку. Склад стал ненадежен. – Что, снова во взрывников решили поиграть? – Нет. Наоборот, затаиться. – Почему? – Офицерик так сказал. – Кто? – Наш Союз… – Союз? – Да, «Союз Свободы»… – «СС», значит, – хмыкнул Фадей. – А был всего лишь «Философский клуб». – Масштабы меняются… Как мы с «Державой» разошлись по принципиальным стратегическим моментам, это еще до меня было, так и начали активную борьбу. Но ни денег, ни, в конечном итоге, ясной цели. Нужна связь с авторитетными союзниками, посильнее «Державы». Лучше из Зарубежья. Там деньги и сплочение. Там поддержка и перспектива. А тут что? Экспроприациями заниматься? – Экспроприациями, – кивнул я. А ведь правдив был мой прогноз – ячейка стремительно вырождалась в обычную банду. – Да вы у Ломовика спросите, он все расскажет! – Когда надо, спросим, – кивнул я. Незачем ему знать, что его вождь погиб бесславно, с тупой настырностью идиота. – И Ломовик вышел на таких союзников? – Вышел. – Как? – Я не знаю. У него спросите. – Ты присутствовал при встрече с представителями союзников? – Да. Встречались в лесополосе за городом. Я подстраховывал. – Сколько было человек? Как выглядели? – Один. Высокий такой. Подтянутый. Чистый офицерик. – Опиши подробнее. Описывал он союзника долго. Мы многозначительно переглянулись с Фадеем. – Виделись с ним еще? – спросил я. – Нет. – Деньги он вам передал? – Да. – Много? – Откуда я знаю. У Ломовика спросите. – Как связь с союзниками осуществлялась? – Я не знаю. У… – Я понял. У Ломова спросим. – Ну да. – Чего взрывать хотели? – Офицерик сказал, чтобы мы пока и не думали на свет божий вылезать. И чтобы спрятали понадежнее оружие и взрывчатку. Они, как и наши люди, скоро очень сильно пригодятся. – Для чего? – Будет большой поход против гидры большевизма. В результате от большевиков мокрого места не останется. – Чего еще офицерик твой говорил? – Говорил, что в час икс каждый наш штык будет равен артиллерийскому полку. Удар, нанесенный стилетом в сердце, куда опаснее ста ударов пустым мешком неизвестно куда. – Интересная логика, – я пододвинул к нему стопку бумаги и чернильницу с перьевой ручкой. – Вот что, бери листок, пиши имена, фамилии, места проживания и приметы всех членов вашего Союза. Сколько у вас их там? – С Ломовиком и мной одиннадцать человек. – Себя можешь не описывать. Мы уже почти друзья. А на других чернил не жалей. Арестованный кивнул. И, прикусив язык, принялся аккуратно выводить слова. Когда его увели, у нас был список участников организации. Двое были из Москвы, остальные из Московской и Владимирской областей. Оставалось только направить по их адресам группы захвата. – Ты понял, кто им денежек с инструкциями подкинул? – спросил я, когда арестованного увели. – Ревизор, – кивнул Фадей. – Точно. Та самая сволочь, которая уничтожила двоих наших сотрудников. – И они готовят что-то грандиозное. Не первый звоночек уже.