Он выполняет. Располагается таким образом, что почти полностью сидит на полу, унижается. Вижу, насколько ему нравятся мои приказы. Слабый румянец окрашивает его скулы. — Так скажи мне. Каким я тебе нравлюсь больше? — Пытаюсь развить беседу, а он начинает себя ласкать и входит во вкус. — Как Кит или Кейт? — Мне нравятся оба варианта, — выдыхает он, рука движется. — Трудновато забраться в окно отеля в платье, — выдаю я. Он издает стон, болезненный звук, и рука ускоряется, сильно потягивает сочащийся член. — Кончаю. — Он тяжело дышит. — Пока что нет. Не сомневаюсь, ты сможешь еще немного продержаться. Он испускает нечто похожее на всхлип, лицо выражает мучение. Кожа все еще поблескивает от воды и теперь, может, от пота. Живот покрывают шрамы, на груди небольшая растительность, капельки сверкают в приглушенном освещении, квадратная челюсть напряжена. — Ты выглядишь великолепно, — произношу я, в голосе звенит искренний трепет. — Но расправь немного плечи и подними подбородок. Продемонстрируй себя по-настоящему. И бедра раздвинь еще шире. Хочу видеть все, что у тебя есть. Изо всех сил он пытается повиноваться, и этим стоит полюбоваться. Он перемещает свое прекрасное тело по полу и открывается мне. Он делает подношение в виде себя, а рука без остановки работает над напрягшимся покрасневшим членом. Мне заметно, насколько он близок. Как ему больно, как он пытается достичь кульминации и одновременно эту кульминацию сдержать. — Пожалуйста, — умоляет он. — Мне нужно кончить. Позволь мне кончить, Кит. «Кит». Боже. От его слов по телу пробегает дрожь, и я ловлю себя на том, что шепчу: — Скажи мне свое имя. Он не медлит. — Уилл. Это всего лишь имя. Ничего особенного, но такое ощущение, будто ничего важнее нет. Оно как подарок. Его имя, его уступка. Его доверие, его открытое в предложении тело. И не из-за пистолета в моей руке, а из-за желания. И из-за того, что я всего этого потребовал. — Теперь можешь кончить, Уилл. Всхлипнув, он извивается и начинает выстреливать. Первый пульс попадает ему в плечо. Он кончает ритмичными мощными струями, протяжно постанывает и матерится. Бессмысленный поток ругательств срывается с его губ. — Ох, черт. Господи боже, как же… Наблюдая за ним, накрываю ладонью болезненно разбухший член и проклинаю тот факт, что ничего не могу с этим поделать. Закончив, он подается вперед и, удерживая равновесие, рукой упирается в пол. Он как выжатый лимон, покрыт собственной спермой, грудь из-за приложенных усилий тяжело вздымается. Он офигеть как прекрасен. Уилл. «Уилл». Разглядывая его, пока он приходит в себя, мне приходит в голову, что в течение последних нескольких минут этот мужчина был полностью в моей власти. И это чувство самое лучшее в мире. Как он мне доверился. Мне — своему врагу. Стоит задуматься о случившемся, на меня накатывает чистейшее благоговение. Но когда Уилл наконец-то поднимает на меня взор, выражение его лица меняется. Нужда испарилась. Теперь он настороже. Полон раскаяния. Он бросает взгляд на «люгер» в моей руке, и я тут же жалею, что не могу вышвырнуть чертову штуковину куда подальше… вышвырнуть и броситься к нему. Поднять на ноги и завладеть его губами. Но уже и эта возможность потеряна. Беру пистолет поудобнее и невозмутимо смотрю на него в ответ. — Ну, это было то еще шоу, Уилл. В общем и целом очень занимательное. В этот раз, когда я произношу его имя, он вздрагивает и резко закрывает глаза. — Теперь убьешь меня? — ровным тоном спрашивает он. Подавленное выражение на его лице невыносимо. Тем не менее вынуждаю себя натянуто улыбнуться. — Не сразу. Сначала несколько вопросов. — Например? — Например, кто ты? — Незначительная персона. — Он пытается подняться. — Оставайся на полу, дорогуша. — В моем вкрадчивом голосе звучит угроза. — Ты мне больше нравишься на коленях. Он замирает, взгляд не отрывается от меня. Расслабленный член примостился на бедре. Уязвимый. — Ты с управлением, — выдаю я. — Нет. — Тогда с кем? — Ни с кем, — отвечает он. Хохочу. — Ты никто и ничего не знаешь. — Я не говорил, что ничего не знаю, — спокойно отзывается он. Симулируя скуку, вздыхаю. — Тогда просвети меня. Что ты знаешь? Он глядит на меня горящим взглядом. — Я знаю, что Сергей Ползин должен умереть. — Уверенный голос дрожит. Я с ним не спорю. Боже, да я сам фантазировал об убийстве Ползина, но здесь все иначе. Уилл пылает убежденностью мученика. Очевидно, здесь нечто личное. Без сомнений, Ползин ответственен за смерть какого-то знакомого Уилла. Снова вздыхаю. — Довольно неловко. Ты же понимаешь, что я не позволю тебе убить моего босса. Ты не оставляешь мне выбора. За фасадом чрезмерной усталости скрываю поднимающуюся тошноту. Неужели ему ясно, что я смогу сделать что угодно, кроме как засадить в него пулю? Вот бы он согласился на сотрудничество, отступился. Либо до него доходит, либо он отказывается подыгрывать, потому что смотрит мне прямо в глаза и произносит: — Ползин умрет. Дерьмо. Теперь мы зашли в тупик. «Тебе несвойственно оставлять дела незавершенными...» И как раз в тот момент, когда я готов сделать то, что требуется, крепче обхватываю «люгер» и поднимаю дуло вверх, раздается резкий и решительный стук в дверь. Звучит женский голос, мягкий, но настойчивый. — Уилл, открывай. Нас ждет Фитц. Уилл глядит на меня. Это один из таких моментов — сейчас или никогда. За прошедшие два года моя жизнь строилась на подобных мгновениях, на моей способности действовать в кризисных условиях. Преодолевать невозможную черту между действием и бездействием. Менять ход событий. Все, что мне нужно сделать, — нажать на курок. Ничего такого, чего я не делал бы раньше. Выстрелить один раз, потом выскочить на балкон. К тому моменту, как женщина войдет в номер, я уже буду далеко. Мы пялимся друг на друга, Уилл и я. В приглушенном освещении его глаза мерцают. Чувствую момент, когда он принимает решение и шевелится. — Минутку, — кричит он. Потом медленно поднимается и встает в полный рост. Обнаженный. Темные глаза бросают мне вызов. И все-таки я не стреляю. Оружие направлено на него, но рукоятка скользит в руке. Дрожит. По мне пробегают мурашки. Не могу. Из-за того, что за последние два года я натворил, многие могли бы поседеть. Меня постоянно поражала моя способность исполнять самые отвратительные приказы. Арчи говорит, именно поэтому меня и считают хорошим агентом. «Иногда для достижения благих целей стоит заглушить совесть».