Рассвет: небеса свинцово-серы, тротуары потемнели и завалены листвой. Ветер свистел в ветвях деревьях и над голым шпилем военного обелиска в центре сквера. Женщина шла, пряча лицо в воротник. Когда она приблизилась, быстро шагая вдоль дороги, опустив голову, придерживая рукой шарф, Мэндрейк её сперва даже не узнал. Она была меньше ростом, чем он помнил, волосы у неё были длиннее и слегка тронуты сединой. Но тут, откуда ни возьмись, в глаза бросилась знакомая деталь – сумочка, в которой она носила свои карандаши: старая, потрёпанная, явно та же самая. Всё та же сумка! Мэндрейк удивлённо покачал головой. Он может купить ей новую – да что там, десяток таких сумочек, – если только она захочет! Он ждал в машине, пока она почти поравнялась с ним – до последнего момента не мог решиться, стоит ли выходить ей навстречу. Её ботинки разбрасывали листву, аккуратно обходили более глубокие лужи. Она шла быстро, потому что на улице было холодно и сыро. Ещё немного – и она пройдёт мимо… Мэндрейк стал противен самому себе из-за этой нерешительности. Он открыл дверцу со стороны проезжей части, вышел, обошёл машину и преградил женщине путь. – Госпожа Лютьенс… Она вздрогнула, её глаза метнулись, оценивая его и элегантную чёрную машину, припаркованную у тротуара. Сделала ещё два шага – и неуверенно остановилась. Она стояла и смотрела на него, одна рука висела вдоль тела, вторая по-прежнему придерживала шарф. Её голос, когда она заговорила, звучал робко – и, как заметил Мэндрейк, довольно испуганно. – Да? – Можно вас на пару слов? Он оделся более официально, чем обычно. Не то чтобы ему обязательно было нужно это делать, но ему хотелось произвести самое лучшее впечатление. Ведь когда она видела его в последний раз, он был всего лишь униженным мальчишкой… – Что вам угодно? Он улыбнулся. Она явно готовилась к обороне. Бог весть за кого она его приняла. За какого-нибудь чиновника, явившегося допрашивать её о налогах… – Просто поговорить, – сказал он. – Я узнал вас… и хотел… хотел спросить, быть может, вы меня тоже признаете? Её лицо было бледным, все ещё встревоженным. Она, нахмурившись, вгляделась в него. – Извините, – начала она, – я вас не… Ах да, узнаю. Натаниэль… – Она запнулась. – Но мне, наверное, не стоит называть вас этим именем. – Да, его лучше забыть, – подтвердил он, изящно махнув рукой. – Да… Она стояла и изучала его: его костюм, его туфли, серебряное кольцо на пальце, но в первую очередь – его лицо. Она рассматривала его дольше, чем он ожидал, серьёзно и пристально. Его удивило, что она не расплылась в улыбке и вообще не проявила особой радости. Ну да, конечно: он появился так неожиданно… Мэндрейк прокашлялся. – Я тут ехал мимо, увидел вас, и… Ну, столько времени прошло… Она медленно кивнула. – Да. – И я подумал, что, может быть… Ну, как вы поживаете, госпожа Лютьенс? Как у вас дела? – У меня все хорошо, – ответила она и спросила, как-то резко: – Есть ли у вас имя, которым вас можно называть? Он поправил манжету, еле заметно улыбнулся. – Теперь моё имя Джон Мэндрейк. Вы обо мне, возможно, слышали. Она снова кивнула. На её лице ничего не отразилось. – Да. Разумеется. Значит, вы… неплохо устроились. – Да. Я теперь министр информации. Уже два года как. Для всех это был изрядный сюрприз, я ведь ещё довольно молод. Но мистер Деверокс всё же рискнул назначить меня на этот пост, и вот, – он слегка пожал плечами, – я министр. Он рассчитывал, что это вызовет несколько более бурную реакцию, чем ещё один короткий кивок, однако госпожа Лютьенс оставалась внешне невозмутима. Мэндрейк добавил слегка недовольно: – Я думал, вам будет приятно видеть, как далеко я пошёл, после того… после того как мы виделись в последний раз. Тогда все очень… неловко вышло. Он уже понимал, что говорит не то и не так. И с чего он завёл разговор о своей должности, вместо того чтобы прямо выложить ей то, что у него на душе? Возможно, она потому держится так сухо и отстраненно? Он попытался начать заново: – Я хотел сказать, что я вам благодарен. Я и тогда был вам признателен, и теперь остаюсь благодарен. Она нахмурилась, покачала головой. – Благодарны? За что? Я же ничего для вас не сделала. – Помните, когда Лавлейс на меня набросился. Он меня избил, а вы пытались его остановить. Я так и не успел сказать… – Ну да, как вы и сказали, очень неловко вышло. Но это все действительно было очень давно. – Она отбросила прядь волос со лба. – Так вы теперь министр информации? Значит, все эти листовки, которые раздают на остановках, – ваших рук дело? – Да, это все я, – скромно улыбнулся он. – Листовки, где рассказывается, какую замечательную войну мы ведём, и что только лучшие юноши идут в армию, и что долг настоящего мужчины – отправиться в Америку и сражаться за свободу и безопасность? Где говорится, что смерть – не слишком высокая плата за то, чтобы империя уцелела? – Это немного чересчур сжато, но в целом – да, к этому все и сводится. – Ну-ну. Да, вы и в самом деле далеко пошли, мистер Мэндрейк. Она смотрела на него почти печально. Было холодно. Волшебник сунул руки в карманы брюк и окинул взглядом пустынную улицу, ища, что бы сказать. – Думаю, вы нечасто встречаетесь со своими бывшими учениками, – сказал он. – Ну, в смысле, когда они уже взрослые. Нечасто видите, какими они стали… – Да, – согласилась она. – Я имею дело с детьми. А не со взрослыми, которыми они становятся. – Вот именно. Он взглянул на её потрёпанную сумку, вспомнил тусклое атласное нутро этой вещицы, с коробочками карандашей, мелков, перьев и китайских кисточек. – Госпожа Лютьенс, вас устраивает ваша работа? – спросил он вдруг. – Я имею в виду, ваш заработок, ваше положение в обществе и тому подобное. Я почему спрашиваю – я ведь мог бы, знаете ли, найти вам другое место, если захотите. Я человек влиятельный и мог бы устроить вас на приличную работу. Например, стратегам в министерстве обороны требуются такие опытные люди, как вы, для промышленного выпуска пентаклей для американской кампании. Да хотя бы и в моём министерстве – мы ведь создали рекламный отдел, чтобы лучше доносить до народа то, что мы хотим сказать. Таким специалистам, как вы, у нас всегда рады. Неплохая работа, с допуском к секретной информации. Вы займёте достаточно высокое положение… – Говоря о «народе», вы, очевидно, имеете в виду простолюдинов? – уточнила она. – Ну да, так мы называем их публично, – кивнул он. – Похоже, простолюдины предпочитают это слово. Разумеется, на самом деле это ничего не значит. – Понятно, – сказала она очень сухо. – Вы знаете, нет. Большое спасибо, меня и так все устраивает. Наверняка ни один из ваших отделов не будет в восторге, если им подсунут такую старую простолюдинку, как я, и к тому же мне по-прежнему довольно-таки нравится моя работа. Но все равно спасибо, что предложили. Она приподняла рукав пальто и взглянула на часы. Волшебник всплеснул руками. – Вы торопитесь! – воскликнул он. – Послушайте, хотите, я вас подвезу? Мой шофёр доставит вас куда угодно. Вам не придётся толкаться в автобусе или метро… – Нет, благодарю вас. Вы очень добры. – Лицо у неё сделалось каменное. – Ну, хорошо. Если вам так угодно… Несмотря на холод, Мэндрейк вспотел и испытывал раздражение. Теперь он отчаянно жалел, что вышел из машины. – Ладно, был очень рад вас повидать. Разумеется, я вынужден просить вас держать в строжайшей тайне то, что вам известно… Хотя, конечно, это само собой разумеется, – добавил он несколько неуклюже. Тут госпожа Лютьенс взглянула на него так, что он внезапно перенёсся на полжизни назад, в те дни, когда её негодование (а негодовала она редко) погружало его классную комнату в уныние и мрак. Мэндрейк невольно потупился. – Уж не думаете ли вы, – ядовито поинтересовалась она, – что я брошусь рассказывать кому попало, что как-то раз видела вас, великого Джона Мэндрейка, нашего ненаглядного министра информации, висящим в воздухе кверху задницей? Что я слышала, как вы вопили от боли, когда жестокие люди избивали вас? Вы думаете, я стану об этом рассказывать? Вы действительно так думаете? – Да нет, нет же! Я имел в виду моё имя… – Ах, это! – Она сухо хмыкнула. – Возможно, вас это удивит, но у меня много других, более важных дел. Да-да, даже у меня, с моей дурацкой и несерьёзной работой, нет особого желания предавать детей, с которыми я когда-то работала, кем бы эти дети ни стали теперь. Вашего имени, мистер Мэндрейк, от меня никто не узнает. А теперь мне пора. Я на работу опаздываю. Она повернулась и зашагала прочь. Мэндрейк закусил губу. Он испытывал гнев, смешанный с отчаянием. – Вы меня неправильно поняли! – крикнул он ей вслед. – Я не затем сюда пришёл, чтобы хвастаться перед вами! Я просто тогда так и не смог поблагодарить вас… Госпожа Лютьенс остановилась, оглянулась через плечо. На её лице уже не было гнева. – Да нет, кажется, я вас понимаю, – сказала она. – И мне приятно это знать. Но вы ошибаетесь, мистер Мэндрейк. Это мальчик был мне благодарен, а вы уже не тот мальчик. Вы не можете говорить от его имени. У нас с вами нет ничего общего. – Я хотел сказать, что знаю, как вы пытались меня спасти, и… – Да, – сказала она, – и, к сожалению, не спасла. До свидания, мистер Мэндрейк. И торопливо пошла прочь, шурша сырой листвой. Бартимеус