17 Всего несколько часов – и снова вызов. Именно то, чего мне не хватало в жизни. Конечно: день, проведённый без рабства, потрачен впустую, а как же иначе? Так-так, посмотрим… Сперва Мэндрейк, потом девушка. Кто же будет на этот раз? После того как я увидел в пентакле напротив Китти, я предполагал, что на этот раз передо мной окажется почтальон. Но нет, увы. Это снова был мой драгоценный хозяин, с лицом мрачнее тучи. И в руке он держал копьё с серебряным остриём. Ну что ж, на его очевидные намерения я тут же отреагировал подобающим образом. Я заставил свою бедную измученную сущность принять впечатляющий облик львиноглавого воителя, наподобие тех, какие сражались в египетских войнах[59]. Кожаный панцирь, юбка из бронзовых пластин, глаза, сверкающие подобно хрусталю, клыки, торчащие из чёрных дёсен. Отлично. Я предупреждающе вскинул лапу. – Даже не думай, малый! – Мне нужны ответы, Бартимеус! Правдивые ответы! А если нет – видишь это копьё? Я вгоню его тебе в глотку прежде, чем со мной будет кончено! Слова так и сыпались с его искривлённых губ. Глаза у него были выпучены, как у рыбы. Похоже, он был несколько расстроен. – Ты-ы? Да ты и острия-то не найдёшь, пока на него не сядешь! – Голос мой был мягок, точно бархат. – Ты смотри, поосторожнее! Я и сам не безоружен. Из моей мягкой лапы выскочил наружу коготь, искривлённый, точно полумесяц. Я лениво повертел его, чтобы он блеснул на свету. Волшебник мерзко усмехнулся. – Это все пыль в глаза, верно ведь? Два дня тому назад ты и говорить-то не мог, не то что противостоять нападению. Держу пари, если я сейчас пырну тебя этим копьём, тебе придётся плохо. И обратить его против меня ты тоже не сможешь[60]. – Ты так уверен? – Львица вытянулась во весь рост. Уши с кисточками упёрлись в потолок. – Это всего лишь громкие слова, чужестранец. Попробуй докажи это на деле! Он злобно рявкнул и сделал неуклюжий выпад копьём. Львица увернулась и попыталась вцепиться в древко когтями. Зрелище было жалкое: оба мы промахнулись на добрую милю. – И это ты называешь ударом? – насмешливо спросил лев, перепрыгивая с ноги на ногу. – Ты прямо как слепой воробей, пытающийся клюнуть червяка! – Ну, ты был не лучше! Волшебник расхаживал по своему пентаклю из стороны в сторону, пригибался, подпрыгивал, тыкал копьём во все стороны. При этом он сопел, задыхался и демонстрировал ловкость, свойственную человеку, за которого даже мясо режут слуги. – Эй! – окликнул я. – Я тут! Впереди! – Отвечай, Бартимеус! – воскликнул он снова. – Скажи мне всю правду! Не изворачивайся и не увиливай! Кто тебя вызывал? Что ж, я почти ожидал этого. Но, разумеется, я не мог сообщить ему, что Китти все ещё жива. Она, конечно, заблуждается, но тем не менее со мной она поступила благородно. Вид у львицы сделался робкий и растерянный[61]. – А с чего ты взял, что меня кто-то вызывал? – Я это знаю! И не смей отрицать! Я пытался вызвать тебя сегодня ночью, а тебя не было! Кто это был? С кем из волшебников ты встречался? – Да не кипятись ты так. Это была короткая встреча. Ничего серьёзного. Все это уже в прошлом. – Ах, ничего серьёзного?! Он ещё раз пырнул копьём – на этот раз оно застряло в полу. – И ты думаешь, я в это поверю? – Успокойтесь, господин ревнивец! Не устраивайте сцен. – Кто это был? Мужчина или женщина? Я попытался его успокоить. – Послушай, я знаю, чего ты боишься. Я этого не делал. Это тебя устраивает? – Нет! Ты рассчитываешь, что я поверю хоть одному твоему слову? Успокоил, называется. Львица решила пустить в ход откровенную наглость[62]. – Ну ладно, тогда можешь поверить, что это не твоё собачье дело. Я тебе ничем не обязан! Мальчишка так разъярился, что я уж думал, он вот-вот выскочит из своего костюма. Конечно, он боялся: боялся, что я открою кому-нибудь его имя. – Послушай, сынок, – сказал я ему. – Я никогда не рассказываю одному хозяину ничего о другом хозяине, если мои личные интересы того не требуют. Так что не рассчитывай, что я расскажу тебе о том вызове. И по той же самой причине я никому не сообщал твоего несчастного настоящего имени. Мне-то это зачем? Оно для меня ничего не значит. А если ты так уж боишься, что я раскрою кому-то секреты твоего детства, на то есть простой выход. Отпусти меня раз и навсегда! Но нет, этого ты сделать не можешь, верно? На самом деле, думаю, ты просто не хочешь порвать со своим прошлым. Вот почему ты держишь меня под рукой, несмотря на то что я сделался так слаб. Чтобы ты мог цепляться за того Натаниэля, которым был когда-то, так же как и за большого и страшного Джона Мэндрейка, каким ты стал теперь. Волшебник ничего не сказал. Только смотрел на меня в упор пустыми, горящими глазами. Оно и понятно. По правде говоря, я и сам немного удивился. Не знаю, откуда берутся эти ослепительные наития. Но, боюсь, он меня плохо расслышал. Как-то нехорошо он выглядел. Мы находились в его кабинете. Время, судя по всему, шло к вечеру. Повсюду были разбросаны бумаги, на столе красовалась нетронутая тарелка с едой. В воздухе висел кислый, затхлый запах, говорящий о длительном присутствии немытого молодого человека. И да, вышеупомянутый молодой человек сейчас не отличался свойственной ему франтоватостью. Лицо у него опухло, глаза были красные и безумные, рубашка (на удивление, незастёгнутая) была заправлена в брюки кое-как и торчала пузырём. Всё это совершенно на него не похоже: как правило, Мэндрейк держал себя в строгости. А теперь все его самообладание куда-то подевалось. Что ж, бедный юноша так эмоционально неустойчив! Ему требуется бережное, сочувственное обращение. – С чего ты такой растрёпанный? – фыркнул я. – Похоже, ты в полном раздрае! Что случилось-то? Внезапно осознал, насколько низко ты пал? Не может же все это быть только из-за того, что меня вызвал кто-то другой! Мальчишка посмотрел в хрустальные глаза львицы. – Нет… – медленно произнёс он. – У меня есть немало причин быть недовольным. И всё это – из-за тебя. – Из-за меня?! Рано я оплакивал своё бессилие! Нет, похоже, старый джинн ещё способен задать кое-кому перцу! Я приосанился. – И в чём же дело? – Ну… – Он упёр копьё в пол, едва не воткнув себе в ногу. – Я перечислю, если ты сам не догадываешься. Во-первых, за последние сутки в Лондоне вспыхнул ряд серьёзных бунтов. Простолюдины причинили серьёзный ущерб. Имели место драки и несчастные случаи. Порядок на улицах не восстановлен до сих пор. Сегодня утром Деверокс ввёл чрезвычайное положение. Уайтхолл оцеплен войсками. Устои империи колеблются. – Да, я вижу, денёк у тебя выдался непростой, – сказал я. – Но я-то здесь при чём? Мэндрейк кашлянул. – Всё это началось с того, – сказал он, – что два дня тому назад некая лягушка устроила погром в Сент-Джеймс-парке. Благодаря её действиям на свободу в самой гуще толпы вырвался опасный джинн, а этот инцидент и дал толчок беспорядкам. Львица протестующе рыкнула. – Ну уж это точно не моя вина! Я всего лишь пытался выполнить твой приказ, находясь в крайне ослабленном состоянии. Я добился успеха в сложных обстоятельствах. Эй, не надо так смеяться! У меня мурашки по спине ползут. Молодой человек запрокинул голову и разразился глухим, лающим смехом, изрядно напоминающим хохот гиены. – Добился успеха? – воскликнул он. – Это называется «добился успеха»? Да ты едва не сдох у моих ног, не в силах произнести ни слова из доклада, которого я ждал! Ты выставил меня дураком на людях! Если это называется успехом, что же такое провал, а? – Это я тебя дураком выставил? – осведомилась львица, еле сдерживая смех. – Проснись и пой, дружочек! В этом тебе моя помощь не требуется, ты прекрасно справляешься сам. Что я такого сделал? Разве что привлёк внимание к твоей жестокости, к тому, что ты меня едва не уморил? Какому волшебнику придёт в голову держать в мире джинна до тех пор, пока тот не сделается слишком слаб, чтобы выжить? Удивляюсь, что ты не прикончил меня совсем! Глаза Мэндрейка вспыхнули. – Именно этого от меня и хотели! – вскричал он. – От меня требовали, чтобы я вытряс из тебя информацию и предоставил тебе сдохнуть! А я, дурак, тебя спас! Я тебя отпустил. И остался наедине со всем тем бардаком, что ты устроил. В результате моей карьере почти наверняка конец. Хорошо ещё, если я жив останусь. Мои враги объединяются против меня. Завтра мне придётся предстать перед судом – и все из-за тебя! Голос у него дрожал, глаза увлажнились – не хватало только печального пения скрипок. Львица-воительница высунула язык и издала непочтительный звук. – Всего этого можно было бы избежать; – гневно произнёс я, – если бы ты достаточно мне доверял, чтобы чаще отпускать меня на волю. Тогда я был бы в лучшей форме и без труда ускользнул бы от демонов Хопкинса. Он вскинул глаза. – А, так ты всё же отыскал Хопкинса? – А ты не уклоняйся от темы, не уклоняйся. Я говорю: все это твоя вина. Надо было больше верить в меня. И это после стольких лет, после того, как я помог тебе с Лавлейсом, и с Дювалем, и с анархистом и устрицей… Он поморщился. – Ой, только не надо про ту последнюю историю! – …И после всего этого, – неумолимо продолжал я, – ты стал таким же, как и все, ты сделался типичным волшебником, ты обращаешься со мной, точно с врагом! Я – мерзкий демон, на меня нельзя положиться… – Я осёкся. – Слушай, в чём дело? Этот твой хохот положительно действует мне на нервы! – Именно в этом! – воскликнул он. – На тебя действительно нельзя положиться! Ты мне солгал! – Назови хоть один пример. Он сверкнул глазами. – Китти Джонс! – Не понимаю, о чём ты. – Ты мне сказал, что она погибла. А она жива, я знаю!