Паулина Липсиус, 25 лет, проститутка, работница офицерского дома терпимости Все вышло именно так, как мне и представлялось в самых мрачных фантазиях. Русские пришли. Вместе с так называемыми «марсианами», которые прибыли, сидя верхом на бронетранспортерах с огромными колесами. Они в своей массе были похожи на карающий меч господень — суровые, самоуверенные, беспощадные. Я не могла подолгу задерживать взгляд на их лицах — казалось, что мои глаза обжигает исходящее от них невидимое свечение. — Вот они — «марсиане»! — шептались наши девочки, дрожа от мистического ужаса, поглядывая на мужчин в невиданной зелено-пятнистой форме совершенно немыслимого покроя. Впрочем, «марсиане» с виду оказались вполне себе обычными людьми — ну, то есть, у них не имелось ни рогов, ни хвостов, ни вертикальных зрачков, ни прочих адских признаков, о которых нам так вдохновенно вещал душка Йозеф Геббельс. Обычные с виду люди в необычной одежде, которые, правда, между собой все время говорят по-русски. Тем не менее было в них нечто такое, что наводило на мысли о их принадлежности какому-то иному миру. Лежала на них какая-то печать зла, или напротив, благословение Господне. Я никак не могла понять, что же это за существа такие, эти «марсиане», чего они хотят, и почему без всякой пощады убивают немецких солдат? Я была уверена, что и мои товарки озадачены тем же вопросом. Но вслух никто из нас не высказывал никаких догадок. Находясь в окружении вооруженных до зубов мужчин враждебной нам нации, мы с замиранием сердца и чувством обреченности ждали, когда над нами начнут проделывать нечеловеческие эксперименты или подвергать чудовищным пьгткам. Ведь все наши защитники были убиты или, подобно нам, попали в плен, и вместо звуков боя мы теперь слышали только отдельные выстрелы, которые можно было счесть бессмысленным сопротивлением. Становилось ясно, что вермахт потерпел очередное сокрушительное поражение, и никто на помощь к нам так и не придет. Как я уже говорила, с виду эти «марсиане» не были похожи на монстров, но при этом смотрели на нас с жесткими презрительными усмешками, как будто для них унтерменшами были не русские, а как раз мы, немцы. Однако я знала, что это совсем не так. Русские — это подлый, коварный, опасный и непредсказуемый народ. Не зря же фюрер вознамерился стереть эту нацию с лица земли. Но почему-то именно к русским всей своей мощью пришли на помощь таинственные «марсиане». Наверное, потому, что эти адские создания тоже являются русскими, ведь они совершенно свободно общаются с обычными русскими кавалеристами и вместе с ними смеются одним и тем же шуткам… Я же вижу, что они одного корня. Я ведь девушка образованная, закончила Берлинский университет, а на эту работу пошла только потому, что во время войны нации ни к чему бакалавры философии. Но даже со всем своим образованием я никак не могу понять — кто же они такие, эти «марсиане»? Может быть, и не люди вовсе? А кто же тогда? Может быть, демоны, получившиеся из русских после того, как в аду их долго вываривали в котлах со смолой? Наверное, для того, чтобы ответить на этот вопрос, в университете мне нужно было изучать богословие, а не философию. Девочки ежились, испуганно поглядывая в сторону тех, в чьих руках находились наши жизни. Сейчас в нас не было ничего игривого, ничего кокетливого. Любые попытки возбудить мужское внимание, тем самым попытавшись добиться каких-то послаблений, выглядели бы жалко и неестественно. Сейчас мы были просто сборищем испуганных, почти раздетых женщин… Для них, для русских, мы были врагами, и, возможно, сейчас они как раз обсуждали между собой, каким способом нас умертвить. Они не выказывали никакого намерения жестоко нас изнасиловать, как это обещала наша пропаганда. Наверное, они брезгуют нами — чистокровными арийками, представительницами высшей расы… Впрочем, похоже на то, что высшей расой они считают именно себя, а все остальные для них как грязь под их высокими ботинками. В этот момент, когда моя жизнь, вероятно, висела на волоске, я думала о том, насколько мы, немцы, заблуждались в отношении русских. Где обещанные фюрером молниеносное наступление и быстрая победа? Вместо этого, после вмешательства в войну «марсиан» наши солдаты всегда бывают повержены, а враги торжествуют и готовятся к новым ударам. И вообще — русских я представляла себе совершенно по-другому. Думала, что у всех у них грубые туповатые лица, на которых может быть лишь одно выражение — озлобления и свирепости. Нет, лица этих людей были другими. И я непроизвольно вглядывалась в них, стараясь хотя бы приблизительно предугадать нашу дальнейшую участь. Но время шло, а ничто не предвещало нам близкой расправы. «Марсиане» продолжали совещаться между собой и еще с кем-то через чрезвычайно маленькие рации — при их помощи они, видимо, связывались со своим начальством. Мне показалось, что они сами были в какой-то степени растеряны и обескуражены, потому что наш захват совсем не входил в их планы. И начальство, как мне кажется, тоже не знает, что с нами делать. В какое-то мгновение мне стало казаться, что, возможно, нас пощадят и не лишат жизни. Такую иллюзию создавало их отношение к нам. Я ожидала глумления, издевательств, унижений, но вместо этого они выказывали к нам лишь снисходительное любопытство, словно к экзотическим зверькам. И вот это сбивало меня с толку… Быть может, нас все же отпустят на свободу? Я огляделась вокруг и покачала головой. Нет, только не это, Господи. Вокруг полно большевистских казаков, и стоит нам оказаться без охраны, как мы тут же попадем к ним в лапы — и тогда плен у «марсиан» нам покажется сущим раем. К тому же в этом городке находился лагерь для русских пленных, в котором в течение двух недель двадцать тысяч бывших большевистских солдат держали на голой земле, давая одну буханку хлеба в день на пятерых. Теперь эти люди, выпущенные «марсианами» на свободу, будут жаждать мести; и горе любому, кто будет говорить при них по-немецки. Но нет — для нас подают большой тентованный грузовик, и солдаты «марсиан» жестами показывают, чтобы мы забирались внутрь кузова. Тех, у кого это не получается, довольно деликатно подсаживают под зад. Ура, мы едем в «марсианский» плен! По крайней мере, это лучше, чем остаться во власти большевистских казаков, которых вокруг становится все больше и больше. 31 августа 1941 года. 14:15. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце». Тот, кого некоторые по ту сторону фронта почти ласково прозывали Адиком (то ли по имени, то ли потому что тот весь мир собирался превратить в филиал ада) — короче, этот человек с нехорошей кармой и смешными маленькими усиками на верхней губе снова переживал не самые лучшие минуты своей жизни. В холодном поту он разглядывал карту, на которую были нанесены новые направления разящих ударов ужасающих «марсиан», против которых бесполезными оказались и мужество германских солдат, и мастерство немецких генералов и даже гений его, фюрера германской нации. А ведь перед этим гением уже склонилась вся Европа, включая даже такого старого врага Германии, как Франция. Нет, Вольфшанце пока еще не бомбили армады реактивных краснозвездных бомбардировщиков и ревущие огромными турбинами белоснежные «Бэкфайры» не несли к резиденции фюрера всея Германии папу всех бомб, чтобы раз и навсегда покончить с мировым злом, и мобильный «Яре», носитель смертоносной ярости, еще не выплюнул на баллистические траектории мегатонные маневрирующие боеголовки, целью которых должны были стать первые пять важнейших городов Германии[16]… В лесу под Растенбургом даже еще не слышна предвещающая возмездие отдаленная канонада, но огненные письмена «мене, текел, фарес» начертаны на карте восточного фронта не вчера, когда случился очередной прорыв, жертвой которого пал храбрый Гудериан, и даже не позавчера. Восточный фронт, который до этого вел себя достаточно скромно, с появлением «Марсиан» превратился в неистового кровожадного идола, способного с легкостью пожрать любое количество германских солдат, которых он, Гитлер, бросит в огонь сражений. «Марсиане» могущественны и беспощадны, многие германские части были растрепаны и разбиты на марше ударами их авиации, не давшей немецким солдатам даже вступить в соприкосновение с противником. Впрочем, дело было не в одной авиации. Артиллерия «марсиан», открывая огонь с недосягаемых дистанций, градом пятнадцатисантиметровых снарядов с легкостью одну за другой подавляла немецкие батареи и огневым валом расчищала путь своим панцерам и пехоте. Панцеры «марсиан» и вовсе сводили Гитлера с ума. Фанатик механизированной войны, он делал ставку на быстроту маневра, броню и огневую мощь артиллерии, но «марсиане» переигрывали его «панцерваффе» сразу по всем параметрам. Их панцеры были неуязвимы для огня немецкой противотанковой артиллерии, а попытки ставить на прямую наводку огромные пятнадцатисантиметровые пушки не привели ни в чему, кроме дополнительных потерь германской артиллерии. В то же время двенадцатисантиметровые пушки «марсианских» панцеров обладают просто чудовищной мощью и способны не только уничтожать все типы немецких танков, но и с легкостью разрушать деревоземляные оборонительные сооружения немецкой пехоты. При этом панцеры «марсиан» имеют мощные двигатели и почти совершенную ходовую часть, что делает их непревзойденными противниками немецких панцеров и в области подвижности на поле боя. Конечно, панцер без экипажа — это всего лишь мертвый кусок железа, но и с этим у «марсиан» тоже все в порядке, их танкисты являются опытными, хорошо обученными, злыми бойцами, предназначенными для того, чтобы доминировать на поле боя. И вот теперь новое неприятное известие пришло из маленького русского городка Кричева, чье название пренеприятно напоминает скрежет железа по стеклу. Вражеская подвижная панцер-кавалерийская группировка неожиданно прорвала фронт и, совершив стремительный бросок на сто километров по дорогам, внезапным ударом захватила этот маленький городок, считающийся таковым только из-за узловой железнодорожной станции. Все бы ничего, но в этом Кричеве располагались тыловые учреждения, запасы и штаб второй панцергруппы. Гейнц Гудериан героически возглавил сборную кампфгруппу из тыловиков и маршевых пополнений, пытавшуюся задержать вражеский прорыв, и то ли погиб, то ли в тяжелораненом состоянии был взят «марсианами» в плен. Это было печально. Гудериан являлся одним из немногих немецких генералов, не потерявших присутствие духа с началом известных событий, и вот теперь он больше не сможет сражаться за Фатерланд. Нет, решил Гитлер, так воевать нельзя. В смысле нельзя воевать с будущим, которое знает о тебе все, а ты о нем ничего. Будь проклят этот дурак Модель, который разбудил дракона и вызвал его из бездны, и из-за которого эта война, поначалу неудержимо победоносная, превратилась в угрозу для самого существования Третьего Рейха. С «марсианами» надо мириться, и как можно скорей. По счастью, с аэродрома сообщили, что самолет Гейдриха уже совершил посадку, так что несколько минут спустя один из самых доверенных соратников будет уже в его кабинете. несколько минут спустя, там же. Группенфюрер СС Гейдрих буквально ворвался в кабинет Гитлера, небрежно махнул правой рукой в нацистском приветствии и с козлиным блеянием в голосе (был у него такой недостаток) произнес: — Мой фюрер, вы меня звали и я пришел! Я готов выполнить любое ваше поручение — спуститься в ад или достать звезду с неба! — Рейнхард, мой мальчик, — растрогался Гитлер, — как твое здоровье после того инцидента в Белоруссии? Ты был настолько неосторожен, что позволил себя сбить. Запомни, что ты давно уже далеко не рядовой член партии и СС, а посему не имеешь права рисковать собой в различных мелких боях местного значения в то самое время, когда у меня есть для тебя действительно очень важное поручение, с которым, кроме тебя, не сможет справиться больше никто. — Я весь внимание, мой фюрер, — воскликнул Гейдрих, — сообщите же, наконец, что вы хотите мне поручить, чтобы я перестал теряться в догадках… — Рейнхард, мой мальчик, — сказал Гитлер, — мое поручение будет не из легких, и даже, более того, должен тебя предупредить, что выполнить его правильным образом будет почти невозможно. Но ты справишься, я знаю. — Да, мой фюрер, — воскликнул Гейдрих, — если это дело выполнимо хотя бы в принципе, то я обязательно добьюсь успеха. Но говорите же, не томите, в чем все-таки заключается мое особое задание? — Дело в том, мой мальчик, — патетически произнес Гитлер, — что тебе действительно придется спуститься в ад для того, чтобы Германия могла заключить мир с русскими выходцами из будущего, с этим воинством Сатаны, которое внезапно обрушилось на нашу голову. Если это будет необходимо, то я согласен даже разделить с пришельцами из будущего власть над миром. Поскольку между нашими сторонами сейчас идет ожесточенная и очень кровопролитная война, я не могу послать тебя с обычной дипломатической миссией. Чтобы выполнить мою задачу, тебе придется как-нибудь ненароком попасть в плен к пришельцам из иного мира — да так, чтобы тебя не расстреляли и не передали в распоряжение местных большевиков. В сражениях с пришельцами Германия буквально истекает кровью, и в твоей власти остановить эти кровавые патоки, текущие по нашей[17] земле. — Яволь, мой фюрер! — не задумываясь, выкрикнул Гейдрих, — я обязательно выполню это ваше поручение максимально точно и в срок. В этом вы можете на меня полностью положиться. А сейчас позвольте мне удалиться, ибо, оставшись в одиночестве, я должен тщательно обдумать, какими должны быть мои действия для наилучшего выполнения задания. — Иди, мой мальчик, — сказал Гитлер, — я надеюсь, что некоторое время спустя ты вернешься в это кабинет победителем, и тогда я устрою тебе настоящий триумф. 31 августа 1941 года. 14:55. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце». Начальник главного управления имперской безопасности, президент германского бюро Интерпола, группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции, Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих Выйдя из кабинета Гитлера, Гейдрих ни на мгновение не прекратил раздавать во все стороны сияющие улыбки и излучать в окружающее пространство уверенность и оптимизм, а в голове билась только одна мысль: «Проклятье!!! Ишачье дерьмо!!! Меня подставили, как Гесса!!!». По долгу службы главный безопасник Третьего Рейха теми или иными путями знал о «марсианах» даже несколько больше, чем Гудериан, и значительно больше, чем фюрер, некоторые вещи которому просто нельзя было докладывать, потому что за ними раскрывалась бездонная бездна, полная не звезд, а всяческого дерьма. И вот теперь ефрейтор, презрев годы былого сотрудничества, посылает его, Гейдриха, прямо в окровавленную пасть неистово рычащему зверю, который с одинаковым аппетитом пожирает и молодцеватых бравых панцергренадеров и престарелых ветеранов прошлой великой войны. Нет, конечно, сразу понятно, что пока он не покинет резиденцию фюрера, он должен продолжать излучать всяческий оптимизм и уверенность в успешном выполнении задания. Иначе завистники и недоброжелатели, которых у Гейдриха, как у всякого успешного человека, больше чем достаточно, сожрут его с потрохами и не оставят на развод даже косточек. Но эта нарочитая показная лихая придурковатость актуальна только здесь, по эту сторону фронта, в общении с соратниками, существующими согласно закону курятника «подтолкни ближнего, обосри нижнего», а там, у «марсиан», то есть у русских из будущего, в ход пойдут совсем другие приемы. Хотя задача номер один у него — не просто живым и здоровым пересечь линию фронта, а еще оказаться в руках именно представителей буржуазной России будущего, а не в окровавленных лапах большевистских сатрапов. Что бы там ни говорила геббельсовская пропаганда, Гейдрих знал, что никаких массовых кровавых жертвоприношений пленных немецких солдат так называемые «марсиане» не совершают. По большей части, подобно Понтию Пилату, они просто умывают руки, передавая немецких пленных в руки большевистского командования. Впрочем, по некоторым данным его службы, к большевикам не поступают самые ценные захваченные в плен кадры, то есть генералы и старшие офицеры. При этом агенты в рядах большевиков даже не знают, в каком именно месте подвластной им территории большевистской России русские из будущего содержат своих особо важных пленных. Такая секретность могла указывать на то, что такие важные пленники могли быть вывезены на ту сторону барьера и размещены там, где их не найдет никакая германская разведка. В принципе это могло значить, что русские из будущего посвящают своих союзников-большевиков далеко не во все свои политические планы. Это было хорошо, потому что давало надежду на то, что его, Гейдриха, переговоры с начальством русских из будущего окажутся по-настоящему.[18] Но, в любом случае, в успех своей тайной миссии Гейдрих не верил с самого начала. Это фюрер может тешить себя разными политическими иллюзиями о возможности установления мира между Третьим Рейхом и Россией из будущего, а он, Гейдрих, человек трезвомыслящий и к тому же достаточно осведомленный. В том числе, осведомлен он и о том, что изначально и без вмешательства извне национал-социалистический проект Тысячелетнего Рейха был обречен на крах и катастрофу, причиной которой стали пролив Ла-Манш и необъятные русские просторы[19], в которых просто растаяла отлично вышколенная германская армия, растворившись без остатка, как кубик сахара в ведре воды. Теперь, когда к этим естественным причинам добавились еще и русские из будущего, процесс разгрома вермахта должен был принять просто лавинообразный характер. С того момента, как в войну вмешались русские из будущего, среднесуточные потери вермахта возросли в несколько раз и постоянно продолжали увеличиваться. Один только фланговый удар по 2-й армии и ее последующий разгром стоили германским войскам таких же потерь, какие они понесли за все предыдущие операции в Европе, вплоть до нападения на СССР. А ведь это только начало, дальше будет хуже. Если сначала пришельцы из будущего предпочитали действовать самостоятельно, то в последние дни они уже включали в состав сводных кампфгрупп крупные большевистские соединения, в первую очередь кавалерию и пехоту. И, судя по тому, что эти операции были вполне успешны, большевики, в первую очередь генералы, очень быстро учились у своих дальних родственников. При этом такая перемешанность войск — русских из будущего и большевиков — представляла собой дополнительную сложность в выполнении его миссии. Ведь никто не даст гарантий, что, выбросившись с парашютом в районе предполагаемой концентрации войск пришельцев из будущего, он не окажется в лапах сотрудников НКВД или просто в расположении большевистских воинских частей. Одним словом, эту задачу еще предстояло решить. К тому же Гейдрих догадывался, что пока еще не все демоны выбрались на поверхность из межвременной дыры — уж слишком быстро там, в будущем, была уничтожена панцердивизия генерала Моделя. Добравшись до аэродрома, Гейдрих сменил «Хорьх» из личной «конюшни» Гитлера на любимый «Фридрих», и со всей возможной быстротой вылетел в юго-восточном направлении. Дорогой он обдумывал окончательные черты своего будущего плана. Вопрос о том, вести ему или нет свою личную игру, на повестке дня даже не стоял. Конечно же, вести, двух мнений тут быть не могло. В конце концов, когда веселая карусель начинает превращаться в беспощадную мясорубку, с нее требуется спрыгивать, и как можно скорее; и такого рода переговоры — это замечательный повод покинуть уже проигравший лагерь под вполне благовидным предлогом и без потери лица. Несмотря на то, что он был одним из осведомленных людей в Третьем Рейхе, Гейдрих даже приблизительно не мог сказать, как отнесутся к его визиту по ту сторону времени. Все зависело только от того, насколько суровы с ним на допросах будут русские из будущего, будут ли они видеть в нем живого человека и сторону для переговоров или же только внезапно ожившего мертвеца, которого следует запихать обратно в его могилу. В конце концов, он, Гейдрих даже немного сочувствует той России, которая там, у себя в будущем, в одиночку противостоит всей мировой плутократии. Точно так же, как веймарская Германия, та Россия, лишившись своей большевистской Империи, утратила многие исконные территории, была политически раздавлена и унижена. Точно так же, как и в Веймарской Германии, это чувство национального унижения подняло на вершину власти сильного национального лидера, который принялся поднимать страну из праха унижения. И даже национальный состав внутренней контрэлиты, ставшей главной противницей этого возрождения, не сильно отличался от национального состава германской контрэлиты образца начала тридцатых годов. Вся разница только в том, что одна группа людей общалась на русском языке, а другая на немецком, ибо свой собственный язык был ими давно и прочно забыт. Эти начальные условия были для двух государств общими, а вот дальше с самого начала начались фундаментальные расхождения, причиной которых была разница в национальных характерах и личных качествах лидеров, и эти расхождения превратили их в непримиримых антагонистов и даже, более того, в смертельных врагов. Гейдрих сомневался, найдут ли русские в себе хоть капельку милосердия и понимания для того, чтобы понять и принять Третий Рейх таким, какой он есть. Пока все говорило об обратном — Россия из будущего есть непримиримый враг, который не успокоится до тех пор, пока над разрушенным рейхстагом не взметнется алое Знамя Победы. Зачем им останавливаться, когда они идут к этой цели семимильными шагами? Стратегия и тактика блицкрига уже потерпели крах, вермахт буквально истекает кровью в тяжелейших боях, что, вполне очевидно, в не столь отдаленном будущем приведет к вполне неизбежному поражению и капитуляции. Ведь и на прошлой Великой войне Германия капитулировала еще тогда, когда ее войска стояли на чужой территории, и причиной тому стало истощение экономики и людских ресурсов, и на этой войне обстановка может сложиться точно так же. В кровавой круговерти под Смоленском могут быть растрачены накопленные для войны материальные запасы и людские резервы, после чего германскому командованию останутся только два варианта — либо идти на почетную капитуляцию, либо готовиться к ответному вторжению русско-большевистских войск на немецкую территорию. И, как всякие победители, они будут безжалостны к побежденным врагам. Также весьма сомнительна идея фюрера поссорить русских с их предками. Ведь это именно их предки; и когда они шли им на помощь, они заранее знали обо всех их достоинствах и недостатках. Иначе были бы невозможны смешанные подразделения, где солдаты двух армий перемешаны настолько тесно, насколько вообще это возможно. Нет, заниматься этим дурацким делом он не будет, а займется лучше устройством своей личной судьбы и судьбы своей семьи. Для этого он, Гейдрих, готов сделать буквально все. Надо еще обдумать, как это провернуть, но желательно сделать так, чтобы фюрер думал, что он так и не добрался до русских из будущего, пропав без вести. Ему есть? что предложить русским из будущего и, не имея возможности спасти всю Германию, он спасет себя, свою жену и детей. Ничего личного, господа, такова жизнь. 31 августа 1941 года. 16:45. Брянская область, райцентр Сураж. Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова, внештатный корреспондент «Красной Звезды». Известие о том, что нашим войскам удалось взять в плен самого Гудериана, прозвучало для меня как гром среди ясного неба. Неужели очередь дошла до фигур такого масштаба и близок тот час, когда мы вдребезги разгромим врага и погоним его на запад, до самого Берлина? — Нет, — сказали мне знающие люди из штаба дивизии, с которыми я тут уже свела знакомство, — разгромить-то мы их тут, под Смоленском, разгромим, но погнать далеко на запад не получится, ибо Красная Армия еще далеко не та, какую бы хотелось. Хоть наши и стараются, обучая и вооружая своих предков, но пока даже лучшие части и соединения РККА не способны на то, на что они были способны в сорок пятом, или хотя бы в сорок третьем. А на одной экспедиционной группе российских войск войну не выиграть. Бьют наши солдаты гитлеровцев хоть и аккуратно, но больно, и все равно перемолоть весь вермахт они не в состоянии[20]. Но вернемся к милашке Гудериану с его седоватой прилизанной прической и наглой, улыбающейся во весь рот физиономией. Варвара, которая участвовала в допросе этого «сокровища», плевалась не переставая, как будто попробовала на язык ужасную гадость. Наглец, которому просто нет равных. Арийская спесь из него так и прет. Считает, что за то, что он сдался нам в плен, мы должны ему быть благодарны по гроб жизни. Мол, он настоящий гений применения танковых войск и глубоких операций, который сам пошел на сотрудничество с нами, и мы за это должны любить его, холить и лелеять. Интервью, которое я с позволения армейского начальства при помощи Варвары взяла у этого деятеля, касалось в основном польской кампании тридцать девятого года и французской кампании сорокового года. Хвастливый рассказ о том, как он громил этих спесивых пшеков и заносчивых пожирателей лягушек, меня совершенно не впечатлил. Надеюсь, хоть читатели и телезрители (процесс интервью снимал наш оператор), оценят этого «героя» по достоинству. Ну не любят у нас ни тех, ни других, особенно по жизни обиженных поляков. Или, возможно, публике понравится тот факт, что Быстроходный Гейнц свое уже отбегал и больше не кусается. Короче, пока не знаю, потом увидим; хотя это все-таки первое интервью с немецким генералом такого уровня, захваченным в плен нашими экспедиционными войсками. Рассказывая о двух месяцах войны на Восточном фронте, Гудериан скромно заметил, что невосполнимые потери в технике в его танковой группе за это время даже без нашего вмешательства составили сорок процентов. Еще он сказал, что если бы поле боя каждый раз не оставалось за германской армией, что позволило немецким ремонтникам чинить подбитые танки (некоторые по несколько раз), то техники в его танковой группе к настоящему моменту не осталось бы и вовсе[21]. — Так одна победа питала следующую победу, — сказал он, — после каждого сражения мы теряли только часть сил, а большевики теряли все, ибо они не могли отремонтировать свои подбитые панцеры или хотя бы просто отвести в тыл исправную технику, потому что у нее закончилось горючее, которое никто не подвез. Ваши генералы как будто забывают о том, что панцеры нужно регулярно заправлять, что они нуждаются в запчастях и боеприпасах. Еще в ваших панцерах имеется много технических дефектов, а также различных конструкционных недоработок, что очень плохо. Русские панцеры, Т-34 или КВ — это очень хорошие танки с толстой броней, хорошей пушкой и мощным двигателем, но у них множество мелких недостатков, которые требуют обязательного устранения хотя бы в условиях походных мастерских, а еще лучше на ремонтном заводе с квалифицированным персоналом. Вы так торопились сделать побольше новых панцеров, что начали игнорировать качество сборки и задачу выпуска запчастей, а это неправильно… Все это нам и нашим читателям (а также телезрителям) было хорошо известно, поэтому я попробовала изменить тему разговора, спросив душку Гейнца о том, как ему понравилась встреча с нашими российскими танкистами и мотострелками. — О! — воскликнул Гудериан, — ваша армия — это шик, блеск, красота. Фигаро здесь, Фигаро там. Ужасная разрушительная мощь сочетается со стремительной быстротой. Подчиненные мне войска были просто уничтожены прежде, чем я успел это понять. Даже находясь в меньшинстве, вы способны разбить любую современную нам армию. Будь у меня такие войска, я бы, наверное, считал себя непобедимым. Ваша проблема в том, что вы выбрали себе не того союзника. Большевики не очень умны, поскольку идеологическую накачку они предпочитают боевой подготовке. Еще они подвержены марксистским догмам, которые мешают им рационально мыслить, а их тайная полиция уничтожает всех талантливых командиров. — Знаете, герр генерал, — рассвирепела я от пренебрежительного тона Гудериана по отношению к нашим предкам, — наша армия есть производная от Красной Армии. Наши непобедимые для вас дивизии и бригады есть плоть от плоти и кровь от крови той непобедимой и легендарной Красной Армии, которая в нашем прошлом в ходе боев с вермахтом набрала такую мощь, что вдребезги разгромила ваш хваленый вермахт без всякой посторонней помощи извне. Вся наша тактика и стратегия растут именно оттуда. Наши предки сражались за свои дома и семьи, а не за поместья с рабами, как ваши солдаты. Когда наш народ приходит в состояние благородной ярости, это действительно страшно. Столица вашего Рейха, город Берлин, тогда был просто уничтожен, и на его развалинах в глубоком бункере Рейхсканцелярии, ваш вождь Адольф Гитлер принял яд, находясь в состоянии отчаяния и страха перед возмездием за совершенные преступления. Его примеру последовали Геббельс и некоторые иные ваши бонзы. Остальных повесили по приговору специального международного трибунала в Нюрнберге, чтобы другим было неповадно повторять такие зверства. Что касается вашего вермахта, то для него тоже все только начинается. Пришло время возмездия за все, что вы уже совершили или только собирались совершить. Поверьте мне, что пройдет еще немного времени, и встречи на поле боя с обычными красноармейцами ваши солдаты будут бояться не меньше, чем с нашими солдатами. Особенно с теми, кто побывал в вашем плену и не понаслышке узнал о том, что такое «новый арийский порядок». Такие бойцы хотят видеть немцев только мертвыми и не берут пленных. Ибо сказал о вас, о немцах, поэт: «Там, где ты его увидишь, там ты его и убей». Благородная ярость — она такова, свирепа и беспощадна. Наши предки будут вас убивать, а мы им в этом поможем — всей своей мощью и опытом, потому что такие, как вы, болваны, свято уверенные в своей национальной исключительности и праве на любые зверства, не должны существовать на этом свете ни в каком виде. И вот, когда мы — и предки и потомки вместе — разгромив ваш вермахт и убив всех немцев, способных носить оружие, придем к вам в Германию, на руины Фатерлянда, когда Третий Рейх будет повержен и его труп уже начнет вонять, когда ваши голодные старики, женщины и дети выстроятся в очередь к нашим полевым кухням за порцией бесплатного супа — только тогда мы позабудем о ярости и вспомним о милосердии к ближнему. Только тогда, и ни минутой раньше, герр Гудериан! Говорят, что когда я произносила свою отповедь, то была похожа на разъяренную фурию, готовую лично вцепиться в лицо германскому генералу и выцарапать его мерзкие бесцветные глазенки. После этих моих слов, которые Варвара переводила на короткие, будто нарубленные топором немецкие фразы, из улыбающегося самодовольного болванчика Гудериана будто выпустили воздух. Он весь как-то сник, плечи его опустились, а нарисованную на наглой морде лица улыбку будто стерли ластиком. Видно, сильно я достала его спесивое и самодовольное внутреннее я. Так ему, гаду, и надо, тоже мне — гений танковой войны. А ведь я знала, о чем говорила. За день до этой встречи я с разрешения командования на несколько часов выезжала в Брянск нашего мира прошвырнуться по магазинам, ибо девушке в походной жизни нужно множество простых и вроде бы незаметных вещей — от, простите, прокладок с «крылышками» и свежего нижнего белья, до пакетиков растворимого кофе. Эта поездка произвела на меня неизгладимое впечатление, потому что до нее я целых десять дней была отрезана от жизни в нашем времени, погрузившись в проблемы сорок первого года. Жаль только, что Варвару мне с собой взять не разрешили. Во-первых — у нее еще не были готовы документы, необходимые для пребывания на российской территории, а во-вторых — после того как наши прорвали фронт и как следует звизданули гитлеровцев промеж глаз, у переводчиков стало слишком много работы. Я видела, что наша база у портала растет как на дрожжах, что взлетную полосу временного аэродрома из сборных металлических элементов спешно заменяют на собранную из уложенных в пять-шесть слоев бетонных плит. А это значит, что достаточно скоро на этой стороне, в сорок первом году, смогут работать наши самые тяжелые самолеты. Я видела, как в экстренном порядке специально к порталу через леса, болота и реки тянут высоковольтную ЛЭП. Я видела, как идут в портал колонны груженых всем необходимым для войны окрашенные в армейскую расцветку «Уралы», и ни один из них не возвращается назад. Говорят, эти машины хорошо подходят для буксировки советских орудий крупного калибра, которые по характеристикам мало чем отличаются от наших, только уж больно тяжелые. Ярость, она ведь может иметь и чисто материальное измерение. Кроме материальной ярости, бывает и чисто человеческая. Вся страна в едином порыве (кроме группки мерзких отщепенцев) считает, что враг непременно должен быть разгромлен и победа должна быть за нами. Я видела не уменьшающиеся с начала операции очереди у военкоматов, в которых стояли и взрослые солидные мужики, и совсем еще молодые пацаны. Говорят, что раньше искали механиков-водителей, наводчиков и командиров орудий, а теперь из приходящих на перекличку выкликают командиров запаса на уровне — взвод, рота, батарея, батальон, дивизион. Во время последних рейдов освобождено много рядовых и сержантов, а вот командирский состав или погиб в боях, или был расстрелян немцами перед самым освобождением. Мы победим, несмотря ни на что, и отомстим врагу за всех невинно замученных советских людей. Обязательно отомстим! 31 августа 1941 года, 22:45. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего Присутствуют: Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), председатель Совнаркома и нарком обороны — Иосиф Виссарионович Сталин; Председатель Президиума Верховного Совета СССР — Михаил Иванович Калинин; Нарком иностранных дел — Вячеслав Михайлович Молотов; Начальник генерального штаба РККА — маршал Борис Михайлович Шапошников. Делегация СССР-1941, побывавшая с официальным визитом в РФ-2018, сразу после возвращения, прямо с самолета, явилась к Вождю для отчета. Так уж получилось, что с первых же минут разговор пошел о праздновании Первомая в 2018 году, на котором неофициально побывала советская делегация. — Ну в самом деле, товарищ Сталин, что попало — как говорится, и смех и грех, — посмеиваясь, сказал Калинин, — представьте — на Первомайской демонстрации колонна монархистов под желто-бело-черными прапорами, портретами Петра Первого, Екатерины Второй и вашими. И черно-желтый лозунг «Верните народу Сталина!» — И лесбиянки, идущие практически в одной колонне с коммунистами! — угрюмо добавил Молотов. — Хотя, какие это коммунисты? Один грех, без всякого смеха! — Одним словом, — подвел итог маршал Шапошников, — не первомайская демонстрация, а бродячий цирк на колесах. Хотя ваших портретов было предостаточно не только в колоннах у монархистов. Повсюду значки со Сталиным, открытки, обложки журналов. На Красной площади фотографы предлагают всем желающим сфотографироваться с картонным Сталиным в мундире генералиссимуса образца сорок пятого года. Особенно на это падки всяческие иностранцы: англичане там, американцы, французы и прочие участники антигитлеровской коалиции. Но попадаются и немцы с итальянцами. То ли потомки разных там антифашистов, то ли желающие просто пощекотать себе нервы. Вождь вытащил изо рта погасшую трубку и, ухмыльнувшись в рыжие усы, произнес: — Прямо какая-то сталиномания вперемешку с культом личности получается, товарищи. Нам, конечно, приятно, что товарища Сталина уважают и даже любят, но это не отменяет того факта, что вся эта любовь и уважение предназначены товарищу Сталину, так сказать, лично и даже самая малая их толика не достались партии большевиков, которую товарищ Сталин возглавлял на протяжении почти тридцати лет своей жизни… — Все дело в том, Коба, — ответил опустивший голову Молотов, — что эта самая партия отреклась от товарища Сталина, низвергла его статуи с пьедесталов и сняла его портреты со своих знамен. Да и на настоящих большевиков тамошние коммунисты похожи не больше, чем курица на могучего орла. Какое же у этой партии теперь право хотя бы на тень его славы? — А, ладно, Вячеслав, — махнул рукой Сталин, — что было ТАМ, в будущем — то было. Кто убит — тот убит, кто бежал — тот бежал. Мы этого ТАМ уже никак не изменим и можем изменить только у СЕБЯ. Настоящих большевиков из тамошних коммунистов все равно уже не сделать, поэтому, товарищи, давайте лучше вернемся к нашим текущим проблемам. Вячеслав, скажи, как обстоят наши дела на дипломатическом фронте?