— Впусти нас. — Впусти нас. Он так и замер в той позе, в которой был, опасаясь шелохнуться. — Нет, — ответил Дариэль, — нельзя. Вам сюда нельзя. — Но ты ведь сам хотел этого, — хором отозвались голоса. — Не хотел. Вы заставили меня хотеть. — Мы не можем заставить. Мы не можем внушить. Всё, что ты создал, ты создал самостоятельно. Всё, что ты почувствовал, было твоими чувствами. Всё, чего ты желал, было твоим желанием. Мы лишь дали силу, но распоряжались ей не мы. Мы дали оружие, но не мы сделали тебя палачом. Взяв в руки меч, только его держащий определяет, защитит он этим мечом или казнит. — Кто вы? — Те, кто пришёл из другого мира. Наш собственный мир молчит. Впусти нас в этот, и мы дадим то, чего ты хочешь. Равный обмен. Дом взамен власти. — Мне не нужна власть. Тени разом разразились хохотом. — Нас не обманешь, — хохоча, сказали они. — Я не хочу власти… — повторил одними губами Дариэль и сам же в это не поверил, — я хочу вернуться к брату. — Ты хотел убить его. — Нет, я люблю его. — Ты оставил его, бросил умирать. — Я просто… Заберите у меня это, я не плохой человек! — Ты отвратителен. Ты получил то, что хотел. Не вини в этом нас. Не вини в этом Хаос. У Хаоса нет разума. У тебя он есть. Не выдержав обвинений, Дариэль, потеряв способность устойчиво стоять, рухнул на колени и заткнул уши. Это не помогло, шёпот был словно в самой его голове, не утихающий и страшный. — Тяжко, да? — Вдруг от всеобщего гвалта отделился чей-то насмешливый тон. Все остальные разом затихли, словно явился их лидер и авторитет, перед которым они трепетали. Парень отнял руки от ушей и удивлённо вскинул голову, пытаясь найти глазами своего собеседника. Но вокруг всё также не было ни души. — С кем я разговариваю? — Хрипло спросил он. — Со мной. — И кто ты? — А кто тебе нужен? — Хватит со мной играть! Это не смешно! — Да, мне всегда говорили, что с юмором у меня проблемы, — признался незримый, — не спорю, это мой недостаток. У меня их вообще много. Но гораздо более важно поговорить о твоих недостатках, Дариэль. Скажи, чего ты хочешь? — Я уже сказал! Я хочу вернуться к брату и жить спокойной жизнью. — Это ложь. — Я хочу избавиться от проклятия! — Это тоже ложь. Ты им упиваешься. — Я хочу убить Виллема за то, что он сделал! — Тоже ложь. Ты ему благодарен. — Я хочу… Я хочу увидеть наконец, с кем я разговариваю! — О, а вот это правда. Наконец голос этот раздался из определённого места. Исая стоял за спиной, криво усмехаясь и оценивающе разглядывая своего приемника. — Чтобы ты знал, я презираю таких людей, как ты. Мелочные, властолюбивые. Ты жил как праведник до тех пор, пока тебе это было выгодно. Ты восхищал людей вокруг себя до тех пор, пока это приносило пользу. Совершал благие поступки, чтобы получить всеобщее обожание, которым можно было бы воспользоваться. Даже братом ты назвал человека, от которого можно было бы получить пользу. Ты жалок, Дариэль, и ты взял то, что тебе не принадлежит, чтобы возвыситься над остальными за счёт краденного. И, — добавил Исая чуть тише, — ты забрал это у меня. — Так забери у меня то, что принадлежит тебе! Избавь меня от этих мучений. Да, я признаю, мне хотелось быть героем в глазах остальных, а стал я… Чудовищем. — Я не могу ничего забрать, я лишь тень, отбрасываемая на реальность, — колдун пожал плечами словно немного небрежно, — ты должен будешь отказаться от силы добровольно. И, буду честен, я не знаю, что останется после этого от твоей души. Итак, твоя судьба только в твоих руках. Решай, сможешь ли ты поступить правильно. И только после этих слов Дариэль, наконец, очнулся в собственной реальности, в мокрой от холодного пота постели. Солнце уже начало показываться из-за горизонта. Начинался очередной день в захваченном им самим королевстве. Вернулось вдруг его демоническое обличие, а вместе с ним и злость, и ненависть, и желание править, и желание уничтожать. Он тяжело дышал и чувствовал себя ещё более уставшим, чем вечером накануне. Тем не менее, парень рывком поднялся с кровати и принялся спешно одеваться. Пора было навестить с расспросами его верную прислужницу — жрицу культа Скаро. — Я ведь боролся, видит Создатель, я сопротивлялся! Меня теперь меня обвиняют, и в чём? В том, в чём совершенно нет никакой моей вины! И разве это — справедливость? Разве ты, грёбанный идиот, можешь мне указывать, что добродетель, а что нет? Я хотел как лучше, и мир меня отверг! Так пусть получит он по своим заслугам. Кто будет меня судить? Кто? Тот, кто не в силах даже повлиять на реальный мир, какой-то сноходец? Да сгори ты в пламени Темнейшего, придурок! *** Мысленно к смерти Мириэла готова была уже давно. Вероятно, ещё до посвящения в жрицы её со смертью связывали узы более крепкие, чем у кого-либо. Однако сейчас, каждый день подобострастно докладывая Господину о подготовке к ритуалу, заискивающе заглядывая ему в лицо, по первому слову падая на колени, восхваляя его идеи, отдавая дань уважения его правлению… Умирать что-то резко расхотелось. Наверное, такие тщедушные мысли о жажде жить были выше её достоинства некромантки и одной из высочайших жрецов культа. К сожалению, верность идеалам разбивалась о человеческую сущность с её отчаянным рвением дышать и вгрызаться в своё существование всеми силами. Она тешила себя надеждой, засыпая. Оттягивала момент проведения ритуала, бесстыдно лгав в глаза тому, кого звала своим Повелителем. Преклонялась перед ним и проклинала. Девятнадцать. Столько лет она прожила в этом мире. Девятнадцать очень быстро пролетевших лет. В десять культ выкупил у родителей странную мрачную девочку, сворачивающую голыми руками шеи кроликам на ферме. В двенадцать она стала женой Темнейшего. В пятнадцать — жрицей. В девятнадцать была на пороге смерти. Глупо. Перед сном на холодной деревянной кровати её посещали несвойственные мысли о том, как прекрасно было бы выйти замуж за доблестного рыцаря, родить ему ораву детей и ждать из военных походов, каждый вечер вытирая слёзы любви белым платочком и высматривая мужественный силуэт из окна. Обидным был тот факт, что Темнейшего даже не послать как следует, ибо посылают-то обычно к нему… Она всегда была сильной. Сильной, устрашающей жрицей древнего культа. Её боялись, перед ней трепетали, а она упивалась этим страхом и трепетом. Ей внушали идеи Скаро, ярого фанатика разрушения и Хаоса, а она впитывала их и росла с ними. И к чему это привело? Для ритуала нужен был тот, в ком пылает жизнь, тот, кого забрала смерть, то, что тронуло пламя дракона и частица Хаоса. Открыть проход в мир Теней не составляло труда, хотя лишь однажды все компоненты собрались в одном месте, давно, шестьсот лет назад, по случайности… Единственное, с чем действительно пришлось повозиться, так это с предметом, которого коснулось драконье пламя. Она знала только один такой артефакт: меч короля Феникса, названный Тёмной Сталью, но тот с ним не расставался ни при жизни, ни в Сумраке. Но сколько бы ни прошло времени с тех пор, как видели последнего из драконов, эти величественные ящеры во времена расцвета своей популяции навели много шума. Поэтому, чуть постаравшись, можно было что-нибудь недоразрушенное их яростным огнём. Например, оплавленную (каменную!) стену на востоке королевства, заменить которую уже много лет не хватало бюджета. Грустно размышляя о том, что она и с такой задачей, к сожалению, справилась восхитительно, Мириэла отковыряла карманным ножиком кусочек стены, завернула в нежный бархат плаща и принесла обратно в замок. Дело оставалось за малым. Найти человека, страстно чего-либо желающего, того, в ком плескалась любовь и желание жить ради чего-либо. Привести Дариэля с его магией Хаоса в то место, где грань между мирами особо тонка, а мест таких было довольно много. И… Принести на этом месте человеческую жертву. Конечно, немного стоило ещё повозиться с заклинанием, но это было не самым важным. В первый раз проход открыли и без всякого заклинания, вместо этого немного надорвав пространство какой-то научной конструкцией. Но многие области науки с тех пор были утеряны, поэтому ей оставалась только магия и заклятия. До последнего Мириэла оттягивала момент, когда Господин узнает, что приготовления подошли к концу. Но когда он, метая искры из глаз, разъярённый, в наспех надетой задом-наперёд одежде вломился к ней в скромную обитель, выбора уже не оставалось. Врать дальше не имело смысла, и жрица просто покорилась воле судьбы. Ведя Дариэля на лесную опушку, которую местные жители, опасаясь, обходили за лигу, поминая легенды о том, как Тени утаскивали живых в своё царство, Мириэла пыталась представить, каким был бы её муж. Наверное, ему не обязательно было бы быть благородным рыцарем, вполне сгодился бы и просто сильный, добрый душой работяга. Главное, чтобы превозносил её, как самое прекрасное создание, любил, заботился, оберегал, отбивал у негодяев, был красивым… Некстати вспомнился брат Повелителя, Аарон. И что эта девчонка в нём нашла? Единственная привлекательная черта в парне — острый ум. А во всём остальном? Мелкий, тощий, взъерошенный, страшный, да и ворчит подобно древнему деду, совершенно не стесняясь никого. Ещё и слабый, как ребёнок, и такой же неуклюжий. Ему вообще не стыдно было просить помощи у дамы! Да ещё и в таких вещах, которые считались мужской работой! Но жрица видела, как восхищённо на него смотрела Дангер, как покорно слушалась указаний, как переживала за его жизнь. Это ли не удивительно? Может, в этом и заключалась обычная, человеческая любовь? В том, чтобы восхищаться кем-то, кто для остальных этого восхищения не заслуживал? Она оглянулась на Дариэля. Им она восхищалась раньше. Она считала, что любила его. Самообман, да и только. Но ведь и остальные его любили. Те, кто звался друзьями. Но ведь любили не за то, за что любила она. Они любили, зная про его пороки, в чём-то упрекая, в чём-то хваля, без идеализации, без фанатизма. Просто и спокойно. Как члена семьи, который может ошибаться, но всё же оставаться семьёй. Любили правильно, так, как следует любить, а не так, как она, возвышая над всеми остальными. Это и было её ошибкой, возможно. Это и погубило её. Человеческие чувства были такими странными. Теперь, наверное, у неё не осталось времени, чтобы в них разобраться. — Пришли, — тихо, со скорбью, просочившейся в голос против воли, сказала Мириэла. Она нехотя выудила из сумки добытый камень и задумалась. Размозжить ли им череп приведённого слуги или сделать жертвоприношение более изящным? По сути, разницы никакой и не было. Ей нужна была его кровь, его смерть, но красота ритуала — просто прихоть. И всё же, следовало оставаться леди до конца. К бедру был прикреплён красивый, в драгоценных камнях на рукояти, ритуальный клинок. Им она торжественно перережет горло незадачливого слуги, стараясь не замарать парадное платье пятнами крови. Но перед этим необходимо было произнести то самое заклинание на древнем, мёртвом языке. И, вздохнув, она начала его произносить. — Силы вселенной, услышьте мой призыв. Я взываю к вам из мира Живых. Я — та, кто обладает властью над пространством. Я — та, кто повелевает вам раскрыть предо мной врата туда, куда не проникает свет Создателя. Пусть границы реальности растают в это мгновение, пусть распахнётся дверь, ведущая туда, куда не позволено было проникнуть ни одной душе. Пусть жертва, что я свершу, поможет мне… Закончить ей было не суждено. Мириэла остановилась, словно поражённая громом. Из глазницы её вышел металлический наконечник арбалетной стрелы. Ещё пару мгновений жрица отчего-то стояла на ногах, словно не повинуясь смерти. Но после рухнула на землю, будто мешок, набитый мясом и костями. Глава 27 Когда компания покидала больного Аарона, в дверях немного задержалась тёмная жрица. Подождав, пока остальные окажутся на достаточно далёком от дома расстоянии, она тихой, невесомой походкой подошла к кровати. — Брат моего господина. Мириэла склонила голову в знак уважения. Брат господина скривил губы в усмешке. — Ты бы поторопилась, а то без тебя уже ушли. — Я к вам по делу, — проигнорировала колдунья, — на вас наложена метка смерти, я это почувствовала в самую первую встречу. Не хочу пугать, но, кажется, вы обречены. Не хотела говорить при господине, это бы его расстроило. — А меня ты расстроить не побоялась.