Вода смывает не только макияж с лица и лак - с волос, но и неприятное ощущение разбитости и тоски. Боль, конечно, никуда не уходит, но зато гнетущее состояние отчаяния заметно утихает и уходит на задний план. Я с удовольствием нежусь под теплыми струями, льющимися из большого потолочного смесителя и имитирующими водопад. Неожиданно легко откинув прочь брезгливость, я беру губку и выдавливаю на нее немного геля из фирменной бутылочки. Вспениваю интенсивными движениями и привычно надраиваю кожу. Правда, задумавшись, в какой-то момент делаю это с такой яростью и остервенением, что через какое-то время ощущаю неприятное жжение. Гель-то оказывается с мятой. А из-за своего усердия я безжалостно снимаю верхний слой эпидермиса. Однако в этой боли есть что-то отрезвляющее и успокаивающее. От удовольствия я даже жмурюсь. Да и тонкий и пряный мятный аромат врывается в мои ноздри и наполняет легкие. Мне всегда нравилась мята - особенно после того, как мамы не стало. Она всегда предпочитала травяные сборы собственного приготовления покупным чаям и, сколько себя помню, всегда трепетно ухаживала сначала за своим миниатюрным “садиком” на балконе, а потом - и за оранжерей в нашем загородном доме. Помимо воли я снова всхлипываю. Но на этот раз не из-за Андрея. А из-за воспоминаний, со временем немного поблекших и потерявших часть своей боли. Но от этого не менее тоскливых и печальных. Ох, если бы мои мамочка и папочка были сейчас рядом… Такие красивые. Такие добрые и понимающие. Терпящие не только мои капризы, но и все переживания и обиды. Они всегда могли найти верные и нужные слова. Всегда осеняли меня своей заботой и лаской. После их гибели мой мир перевернулся вверх дном. И мне надо быть благодарной Орловым и особенно - Андрею, их сыну, хотя бы за то, что в тот тяжелый для меня момент они оказались рядом. И да, братишка. Да, мой любимый и замечательный Федька, который был старше меня всего на два года, но который все равно всегда бросался на амбразуру, стоило мне хотя бы на секунду оказаться в малейшей опасности. Мой старший братик, первенец и любимец родителей, никогда не кичился ни своим старшинством, ни своим положением наследника. И буквально носил меня на руках, как маленькую принцессу. Любимые… Прекрасные… Как же мне вас не хватает… Особенно сейчас. Они бы нашли верные слова. И поддержали. И помогли. И мне бы не пришлось доверить свою жизнь совершенно незнакомому человеку, который, возможно, маньяк какой. Но почему же мне плевать? Да потому, что без Андрея моя жизнь кончена! Мне не жить без Андрея! Но и простить его предательство я не могу. Хотя и… люблю его… Как же сильно я его люблю! Я полностью отдала себя ему, а он… За что он со мной так… Тяжело… Неправильно… Нет… Достаточно пока с меня… Потом… Все потом… Закончив с мытьем, я старательно вытираюсь и слегка сушу волосы феном, обнаруженным мной в том же комоде. На автомате одеваюсь, и так как одежда, явно с плеча Олега, мне очень велика, не думаю крутить носом. Вместо этого я закатываю штанины черных спортивных брюк и рукава тонкого свитера. Глянув напоследок на себя в зеркало, я саркастически усмехаюсь - видок у меня тот еще. Но… Разве не все равно? Главное, эта одежда из хорошего и натурального материала и, несмотря на размер, очень уютная и приятная к телу. Осталось только избавиться от позорного напоминания о моем падении. Платья мне не жалко. Как и роскошного кружевного белья, сейчас грустной кучкой валяющегося на полу ванной комнаты. Нехорошо как-то. Надо выкинуть. Или хотя бы собрать в мусорный пакет. Поэтому, выйдя в коридор, я уверенно иду на кухню и тихонько прошу переодетого в домашнее мужчину: - Олег, простите… Не могли бы вы мне дать большой пакет? Мне там… кое-что выбросить надо… Мужчина оглядывается. И неожиданно вздрагивает всем телом. Губы сжимаются в тонкую линию, а глаза распахиваются и странно вспыхивают. Но видимо, мое обычно хорошо работающее чувство самосохранения напрочь отключилось. Потому что я, хотя и замечаю такую странную реакцию, совершенно не беру это в голову. Да и Олег быстро берет себя в руки и хмурится - гораздо сильнее, чем тогда в ванной. - Сам сделаю, - бросает он строго и почему-то яростно, - Садитесь. Вам надо поесть. И действительно. Уже через минуту Олег ставит на стол тарелку со стейком и запеченным овощами. И хотя я не чувствую аппетита и даже к запаху остаюсь равнодушной, под цепким и серьезным мужским взглядом я не решаюсь отказаться и послушно сажусь за просторную, выполненную из камня столешницу. Машинально приглаживаю ладонью изысканный персонник и на автомате ищу тканевую салфетку, чтобы ею накрыть колени. Но ожидаемо не нахожу. Оно и понятно. Далеко не все пользуются данным атрибутом в повседневной жизни, оставляя подобную роскошь богемной жизни для светских раутов и званых вечеров. Но в доме Орловых без салфеток из чистого льна или высококлассного хлопка не обходится ни один прием пищи. Однако вряд ли я буду скучать по этому. И о доме Орловых, несмотря на то, что они позаботились обо мне после смерти родителей. На самом деле, говоря начистоту, я всегда чувствовала себя там неуютно. И мирилась с этим дискомфортом только благодаря Андрею, которого полюбила практически сразу. Ведь он оказался рядом в такой непростой момент… Поддержал разбитую горем девчонку… Окутал вниманием и заботой… И вот, несмотря на самовнушение, я чувствую, как по щекам стекает предательская слезинка. Ну вот… Слабачка… - Ешьте, Татьяна, - своевременно вырывает меня из болезненных воспоминаний Олег, кладя столовые приборы и ставя передо мной бокал с вином. - Угу, - всхлипываю я, утирая влагу, - Спасибо. Оставив меня, Олег уходит. Я слушаю, как мужчина шебуршит пакетами и как хрустят юбки. Ясно слышу гулкие шаги и хлопок двери. Вздыхаю. Неуверенно беру нож и вилку и начинаю вяло ковыряться в еде. А после, плюнув на самообладание, хватаю бокал и делаю жадный глоток. Сладковатая и немного пряная жидкость приятно обволакивает нёбо и горло, и я, человек, который не очень разбирается в алкоголе, безошибочно определяю, что вино азербайджанское. Десертное. Такое любит Орлов-старший. В его баре всегда есть несколько бутылок подобного напитка. Я в несколько глотков опустошаю бокал и жмурюсь, ощущая на языке сладкую терпкость. И накалываю на вилку кусочек моцареллы, чтобы смягчить этот вкус. Незаметно для себя я начинаю есть. Еда проваливается мягко и легко, хотя вкуса мяса я по-прежнему практически не ощущаю. Оглядываюсь в поисках бутылки. Нахожу. Встаю, чтобы наполнить бокал. И в этот момент Олег возвращается. Глава 4. Олег Глубоко в душе мужчина надеется, что по своему возвращению увидит, что просто стал жертвой морока или какой-то странной шутки. Очень странной. И даже пугающей. На миг ему даже показалось, что его сердце остановилось. А по голове ударили чем-то увесистым и тяжелым. Да уж… Похоже, он даже испугался. Что было неожиданно. Хотя не удивительно. Давно он подобного не испытывал. Да и… Не думал, что испытает, ведь мысль о подобном не могла прийти даже в самом страшном сне. Спокойно и совершенно равнодушно готовя ужин и открыв бутылку вина, он не думал ни о моющейся в его ванной девушке, ни о том, что понятия не имеет, что с ней делать. Он позволял голове быть пустой и наслаждался этим, восстанавливая свои силы после долгого рабочего дня. И потому оказался совершенно не готов к появлению на своей кухне девушки, одетой в его одежду, которая ожидаемо висела не ней мешком. Но не вид одежды шокировал Олега. И так было понятно, что для миниатюрной девушки она окажется велика. Шокировало его то, что на него, печально глядя большими, знакомыми до боли светло-серыми глазами, глядела Софья. Софья Уколова. Любовь всей его жизни. Его одноклассница и жена лучшего друга. Софья. Соня.