– Старшенькие? – рассмеялась Мельникова. – Бабушка так называла моих двоюродных сестер. Они старше меня на два года. – Ну да, – покрутил головой Стас, – а мы так называем группу старшекурсников, которые сумели войти в доверие к деканату и теперь не столько учатся, сколько коммерцией занимаются. – Но у них это получается? – с интересом спросила Лиля. – Кафе получилось, а вот всякие там джинсы-варенки – носить нельзя. – Ну, не все сразу. И вообще – не все. Пусть будет только одно. У нас же с кафе просто беда какая-то. Вот когда я ездила в Прагу, так там на каждом углу ресторанчики, кафе, всякие милые столовки. И туда все ходят – и пенсионеры, и школьники, и взрослые. И нет никаких швейцаров. – Вот это здорово! А что ты в Праге делала? Тоже с родителями была, – с подозрением спросил Стас. – Нет, у нас класс ездил. И я со всеми. – Школа у тебя какая-то непростая. – Ерунда. В любой школе есть такие мероприятия. У нас целый поезд дружбы был – из разных городов школьники. – Бедная Прага, – ухмыльнулся Перов, – представляю, какого шороху вы там наделали. Лиля рассмеялась: – А будто ты не знаешь, что там все по струночке ходят. И все коллективно. – Это противнее всего было. – Почему? – удивилась Лиля. – Организованность – это не самое плохое. Я не могу быть сама по себе. Меня вечно куда-то затягивает. Мне надо, чтоб мною руководили. Впервые за вечер Стас посмотрел на нее внимательно. И обнаружил, что девушка, сидящая перед ним, очень милая. У нее серо-зеленые глаза в черных ресницах, белая кожа и брови какие-то необычные – пепельные, пушистые. Сама она не крупная, но чувствуется в ней легкость и изящество. Про себя Перов охарактеризовал одной фразой: «Класс-девчонка!» – Тебе говорили, что ты красивая? – спросил он Лилю. – Мне говорили, что я интересная, – не моргнув глазом отвечала она, – родители. Перов расхохотался: – А твои одноклассники, черт бы их побрал, они тебе говорили, что ты – супер! – Я с ними только уроки обсуждаю, – улыбнулась Мельникова. «Ребенок просто какой-то. А говорит, что восемнадцать лет», – подумал Перов. – Знаешь, я бы хотел увидеть твой паспорт, – сказал он и с наглецой посмотрел ей прямо в глаза. – Зачем? – удивилась Лиля. – Понимаешь, тут в некоторых коктейлях содержится алкоголь. Так вот я должен знать, не спаиваю ли я несовершеннолетнюю. – Господи, а я даже не подумала. Да, строго как у вас. Это правильно! – Лиля засуетилась и полезла в сумочку. Перов ее не остановил, он наблюдал за ее суетой, за ее выражением лица, за ее жестами. «Она какая-то совсем другая. Ни на наших институтских не похожа, ни на этих отвязных школьниц. Хорошая такая», – думал Перов и ему захотелось ее обнять. Лиля наконец откопала свой паспорт. – Вот, смотри, видишь? Вот мне восемнадцать лет. – Лиля раскрыла паспорт. Перов по-прежнему смотрел на нее. Наконец, Мельникова подняла глаза и увидела его взгляд. Лиля вспыхнула. – Ты смеешься надо мной? Ты просто пошутил? – Нет, я же не знаю, можно тебя поцеловать или нет. Лиля окончательно смутилась. – Ты хочешь меня поцеловать? Уже? – Что значит – уже? – удивился Перов. – Я хочу поцеловать тебя последние два часа. «Как в кино!» – подумала Лиля. Ей даже в голову не приходила мысль, что она окажется в такой «взрослой ситуации». Нельзя сказать, что ее воспитывали в строгости или в информационном вакууме в смысле отношения полов. Лиля все давно знала и о последствиях была предупреждена и мамой, и разными школьными историями. И на Стаса Перова она смотрела уже как на мужчину, а не школьника-сверстника. Но вот темп, с которым развивались события, и разговор, который возник, ее все же смущал. В ее понимании, должны были быть прогулки, театр, музей, просто беседы по телефону. А тут было кафе и весьма щекотливый с полунамеками разговор. Перов это понял и сбавил темп. – Ты не обращай на меня внимания. Знаешь, в институте приняты незамысловатые отношения. Говорят не подумав, поступки спонтанные, иногда просто хулиганские, – Перов улыбнулся, – знаешь, студенчество всегда было таким. – Как же я хочу учиться в институте! Как мне надоела школа! – Так тебе осталось всего ничего! Еще каких-то несколько месяцев и ты – свободный человек. Куда поступать хочешь? – Не знаю. Хотела на психологию. Но там нужен опыт работы. Впрочем, есть один факультет в университете. Там и психология есть, и прикладная специальность. – Да, ты серьезная девушка. – Да, – просто согласилась Лиля, – без этого нельзя. Родители не вечны. Надо специальность иметь. А на мужа рассчитывать нельзя. Вот у моей двоюродной сестры муж ушел к другой женщине. Она осталась с ребенком. – Бывает, – кивнул Перов, – и ты правильно рассуждаешь. Впрочем, Перову было не очень интересно, что случилось с сестрой Лили, он хотел понять, как вести себя с такой девушкой. Она ему нравилась, очень нравилась, но в ней было столько детского, что даже за руку взять ее он не решался. «О чем я думаю! Как пойдет, так пойдет!» – решил он и заказал им коктейли. Во избежание неприятностей, Лиле был заказан безалкогольный напиток из сока с содовой. Они просидели в кафе около часа. Лиля, несмотря на увлеченность разговором, успевала смотреть на часы. Наконец, Перов не выдержал: – Тебе домой надо? – Да, – виновато кивнула Лиля, – мне очень интересно с тобой и здесь такая у атмосфера. Но я обещала родителям. – Давай, мы посидим еще минут двадцать, а домой я отвезу тебя на машине. На такси? Идет? Лиля задумалась. Ей было очень хорошо с Перовым, нравилось, как заходили сюда студенты, здоровались с ним, потом «делали глаза», мол, девчонка – класс. Лиле это все было и в диковинку и в радость. И Стас вел себя предупредительно и заботливо. Но время было неумолимо, и ссориться с родителями не хотелось, не хотелось подрывать их веру. Во‐первых, они волновались, во‐вторых, впереди могли быть новые свидания. Наконец, она решилась: – Да, отлично. Так и сделаем. Остаток вечера она провела, слушая забавные рассказы Перова о том, как пишут шпаргалки и сдают сессию. Когда они вышли из кафе, было поздно и очень морозно. Машину Стас поймал сразу – в конце восьмидесятых уже появились частники, занимающиеся извозом. Доехали до дома Лили они быстро, на прощание Стас поцеловал ее в щеку. – Иди осторожно, скользко, – сказал он и добавил: – Я тебе позвоню. – Хорошо. – Лиля вышла из машины и пошла к подъезду. У подъезда ее окликнули. – Кира?! Заболоцкая! – изумилась Мельникова. – Ты что здесь делаешь?! Холодно! Почему не зашла к нам?! – Вот вместе и зайдем! – сурово произнесла подруга. Озадаченная, Лиля открыла дверь и пропустила подругу вперед. В холле было очень светло, молодой человек с военной выправкой, который сидел вместо консьержа, при виде Лили встал и вежливо поздоровался. – Добрый вечер, Александр Петрович, – отвечала ему Мельникова, – родители уже дома? – Да, все дома, – улыбнулся тот. В лифте Кира язвительно сказала: – А ему не положено отвечать, кто дома, а кто – нет. Он же охранник. – Не знаю, – пожала плечами Лиля, – я даже не задумываюсь, кто он. Просто приятный вежливый человек, который здесь работает. – Конечно, ты о вашей Власе не задумываешься. Просто приятная тетка, которая вывозит у вас грязь. Мельникова с удивлением уставилась на Киру. – Во‐первых, никто грязь у нас не вывозит. У нас ее нет. – Потому что Власа работает у вас, – с каким-то упрямством повторила Кира. – Во‐вторых, она тебе не Власа, а Власа Алексеевна. И мы к ней только так обращаемся. И за глаза тоже так называем, – Лиля разозлилась, – еще не пойму, почему ты цепляешься ко всему. – Я не цепляюсь, – усмехнулась подруга, – я просто называю все своими именами. А ты предпочитаешь эвфемизмы. Знаешь, это когда муж с женой говорят не «займемся любовью», а «мы будем»? – Господи, да ты сегодня в ударе! Кира не успела ответить – лифт остановился на нужном этаже.