Когда Лиля открыла дверь, их встретили сразу оба родителя. Увидев Киру, они удивились, но удивление сразу сменилось радушием и мать поспешила на кухню. – Ужинать, сразу ужинать! Девочки, за стол! Отец топтался в прихожей, неловко помогая снять Лиле и Кире верхнюю одежду. Когда все прошли в большую гостиную, отец обратился к Лиле: – Ну, как твое свидание? Все хорошо? Расскажи, что за мальчик! Лиля на мгновение опешила, а потом, увидев еще более удивленное лицо Киры, просто сказала: – Папа, знаешь, по-моему, он неплохой парень. Студент, хороший институт имени Губкина. Нефтью и газом заниматься будет. Планирует уехать поработать на месторождение. Куда-то в Сибирь. Он даже город назвал, не я не запомнила. – Похвально. Это хороший поступок. Не в Москве сидеть, а именно работать по специальности. Ты же знаешь, прежде чем осесть в Москве, мы с твоей мамой где только не жили, что только я не строил! Тут отец повернулся к Кире: – Кирочка, поколение наше, твоих родителей прошло через живой, настоящий труд. Это очень важно в жизни. – Не знаю, через что прошли мои родители, но ничего так и не добились. Живем в коммуналке, машины нет, есть огород за сто километров от Москвы. Не знаю, какой такой труд мог бы привести к таким результатам. Может, не стоило им тогда напрягаться? Мельников слегка опешил. Он не привык к такой «правде жизни», он предпочитал бы некоторую дипломатичность в оценках. Например: «моим родителям не повезло, они очень старались, но не смогли достичь всего, чего хотели. Но они любили свою работу». – Э, понимаешь, Кира. Жизнь намного сложнее, чем мы ее себе представляем. И на нашу жизнь иногда оказывают влияние совсем неожиданные вещи. Иногда серьезные, а иногда мелочи. Мы им и значения не придаем. Лиля, которая очень удивилась поведению подруги, внезапно сказала: – Твоя мама рассказывала, что ухаживала за твоей бабушкой, когда та долго и безнадежно болела. И что ей пришлось уйти с работы, пришлось подрабатывать по вечерам. Когда уже приходил с работы твой папа. И так было несколько лет. Вот, например, то обстоятельство, которое могло повлиять на ход событий. – Ну да, было такое. Меня тогда еще отправили в другой город, ко второй бабке. – Бабушке, – машинально поправил Киру Мельников. – Ну, бабушке… – согласилась Кира. В это время уже был накрыт стол и все перешли в столовую. – А мы едим на кухне, – вдруг сказала Кира. – А мы знаем это. Ты это уже всем говорила, – резко ответила ей Лиля. – Девочки, вы что-то сегодня воинственны, – улыбнулась мать Лили. – Мы просто устали от бесконечных контрольных и тестов, – миролюбиво заметила Лиля, – Кира, давай чай попьем у меня в комнате. Мама, папа, вы не против? Нам надо по физике кое-что сделать. Завтра спрашивать будут. – Конечно, сейчас вам на поднос все поставлю, – захлопотала Тамара Леонидовна. Когда захлопнулась за дочерью и ее подругой дверь, отец вздохнул: – Вот. Они совсем взрослые. А за окном, как назло, полный бардак. И куда он приведет – одному Богу известно. Старался, старался, думал дочери наследство будет – связи. А сейчас связи рвутся, как гнилые нити. И все тянут в разные стороны. Голову подняли барыги. – Что, так все серьезно? Так все плохо? – спросила Тамара Леонидовна. – Хуже. Непонятно, – махнул рукой Мельников и скрылся в кабинете. Тамара Леонидовна посидела некоторое время за столом с грязной посудой, потом сходила за подносом и стала убирать. А тем временем в комнате Лили разыгрывалась сцена. Ее истоки были непонятны никому из участников, но накал страстей был нешуточным. – Ну, я видела, как ты приехала. Ты с этим своим студентиком была. – Кира, ты слышала, что сказал папа? Это не студентик. Это студент серьезного вуза, где дают прекрасную специальность, где люди работают и головой и руками. И у него будущее есть. Он может работать в любой части страны. – Я не об этом. Он взрослый мужик. У него девушек полно. Куда ты лезешь? Ты что, готова идти до последнего? – До чего? – не сразу поняла Лиля. – Кира, я даже не думаю об этом. Почему тебя это так волнует?! Я просто познакомилась с человеком. Мы впервые с ним сходили в кафе. Много разговаривали. Лиля вдруг вспомнила, как Кира еще пару дней назад заявила, что никакой второй встречи не будет, что этот парень забудет про нее сразу же. Поэтому Мельникова с нажимом произнесла: – Отличная встреча. Он тоже думал обо мне всю эту неделю. – Ты – дура, что в такое веришь. И помни, что ранняя беременность может искалечить всю жизнь. – Кира, это ты – дура. Полная. Во‐первых, грубишь весь вечер, во‐вторых, лезешь не в свое дело. Ты отказалась со мной обсудить эту историю, а сейчас пытаешься на меня повлиять. Нет, спасибо, теперь мне советы не нужны и делиться новостями с тобой у меня нет охоты. Жаль, что ты такая злая сегодня. Кира ничего на это не сказала, она вышла из комнаты и направилась к выходу. Из кухни выглянула Тамара Леонидовна: – Кирочка, маме передай вот это сверток. Мы с ней договаривались. – Нам ничего не надо, – буркнула Кира, но за мягкостью Тамары Леонидовны был характер. Поэтому она уже с металлом в голосе сказала: – Я это передаю твоей маме. И очень прошу не забыть ей отдать. Спасибо, Кирочка. Кире ничего не оставалось, как взять сверток. Когда за Кирой захлопнулась дверь мать спросила у Лили: – Что это с ней сегодня?! – А я почем знаю, – пожала плечами та, – мне нагрубила тоже. Просто так. Лиля скрылась комнате и набрала номер Стаса. Они так условились. – Привет, – тихо сказала она, – я дома и у меня все хорошо. – Я рад, – произнес тот, – спокойной ночи. Завтра созвонимся? – Да, – сказала Лиля, положила трубку и счастливым взглядом посмотрела на красный кнопочный аппарат. – Зайчик ты мой, телефончик, – ласково проговорила Лиля. Спала она в эту ночь крепко. Снился ей почему-то учитель физики, который разрешил на своих уроках прыгать через скакалку. Стас Перов рос тоже во вполне обеспеченной семье. Его отец был начальником, только заведовал он небольшой фабрикой, где делали школьные тетради. Тогда, давным-давно, монополистом подобного производства была фабрика «Восход». Но во всех городах были маленькие фабрички, которые помогали гиганту удовлетворять спрос страны на подобную продукцию, блокноты, записные книжки и прочую канцелярщину. Пост отец Стаса занимал небольшой, но получал деньги неплохие. В доме был достаток. К чести родителей, они сына воспитали в убежденности, что высшее образование необходимо, а для этого надо в школе учиться хорошо. Мама Стаса к каждому празднику преподносила разным педагогам подарки в виде японских зонтов или чешских бокалов, но в этом не было необходимости. Мальчик и так учился прекрасно. Вот к окончанию школы он вдруг сбавил обороты и по некоторым предметам нахватал троек. Отец, который никогда не вмешивался в процесс воспитания, как-то вечером задал ему вопрос: – Ты куда поступать собираешься-то? – Не решил еще, – пожал плечами сын. – То есть до выпускного два месяца, а ты не решил? – Угу, – мотнул головой Стас. – Понятно, – промолвил отец и сказал: – Ты имей в виду, что времена хорошие заканчиваются. Год-другой и наша замечательная экономика… того… – Тут отец выразился иначе, грубо, матерно. – И мой заводишко в том числе. Накоплений наших хватит на пару месяцев в условиях того бардака, который вот-вот наступит. – Да, ладно тебе пап! – удивился сын таким речам. – Смотри, у нас перестройка, вон коммерция пошла, на рынках всего столько продавать стали. – Ага, только в магазинах пусто, а тетки из Литвы на ящиках сыром колбасным торгуют. А мясо ты видел в магазинах? – Пап, я в магазины не хожу. – То-то. – Отец откинулся на спинку стула и слегка повернул голову в сторону кухни. Он знал, что мать оттуда прислушивается к беседе отца и сына. – Пап, я понял, – протянул Стас, ожидая знакомых речей. – Нет, не понял, – покачал головой отец, – не понял. Я тебя не заставляю учиться. Ты умный и способный. Умнее и способнее меня. Я просто не хочу, чтобы стал нищим или бандитом. – Пап, ты чего?! – Стас даже опешил от таких перспектив. – Я знаю, что будет, когда все накроется медным тазом. Понимаешь, я не в телевизоре сижу. Я работаю. Я знаю, что у поставщиков, что в других городах у смежников. Я отлично понимаю, куда все идет. И очень скоро побеждать будут сильные, умные и наглые. Вот, я хочу чтобы ты был умным, а потому сильным. Но не наглым. Наглые долго не живут. Знаешь, после войны такое было – бандиты, воры всех калибров, скупщики, спекулянты. Но это было после войны. После беды. А сейчас… – Что ж вы это все это… – Стас запнулся, – не спасли, не уберегли? Что ж вы врали нам? Про съезды и партию? Про социализм и страны социализма? Где они все? В Польше вон «Солидарность» вовсю орудует. – Не отвечу. Не знаю. Знаю одно – учись, пока есть возможность, и поступай в тот институт, который обеспечит тебя работой. А знаешь, чего у нас больше всего? – Чего? – Газа и нефти. И так будет всегда. Во всяком случае, на жизнь твою, твоих детей и твоих внуков хватит. Поэтому поступай в такой институт, который всем этим занимается. Стас долго был под впечатлением от этого разговора. Он стал внимательнее относиться к тому, что происходило вокруг, и за новыми свободами и новой явью видел то, о чем ему рассказал отец. Счастливее он от этого не стал, но стал напористее, упрямее и трудолюбивее.