Поступил в институт он без труда – большинство сверстников шли в гуманитарные вузы, шли работать или вдруг начинали свое дело. Впрочем, все эти новые фирмы или кооперативы долго не существовали. Стас упрямо учился, родители поддерживали его, снабжая небольшими карманными деньгами. Но вот к моменту знакомства с Лилией Стас уже и сам зарабатывал, помогая отцу на фабрике. Работал он разнорабочим, упаковывал и грузил готовую продукцию. Работал на общих основаниях, зарплату получал в соответствии со штатным расписанием. И отец, и мать боялись ранней женитьбы. Им хотелось, чтобы сын получил диплом и устроился на хорошую работу. – Потом уже можно и жениться! – говорил отец. Очень быстро Зинаида Васильевна обнаружила, что Стас задерживается по вечерам, долго разговаривает по телефону в своей комнате, более того, вдруг стал слушать классическую музыку. – Ты полюбил Шопена? – удивилась мать. – Хочешь, я тебе билеты в консерваторию достану? – Хочу, – обрадовался Стас, сначала смутившийся, что его застали за таким занятием, как слушание ноктюрнов Шопена. – Хорошо, – кивнула Зинаида Васильевна и как бы невзначай поинтересовалась: – Тебе один или два? – Два, – отвечал сын. – С девушкой пойдешь? – напрямую спросила мать. – Ага, с девушкой. – С той самой, с которой по вечерам гуляешь, а потом еще и по телефону разговариваешь? Мать видела, что сын смущен, и ей так хотелось с ним поговорить о личном. У Стаса был контакт с родителями, но в этой истории Зинаида Васильевна чувствовала что-то необычное. «Он влюбился. По-настоящему влюбился! – думала она. С одной стороны, это ее радовало, с другой – беспокоило. – Господи, а Николай узнает! Как отнесется он к этому?!» – с тревогой подумала она про мужа. Стас решил отмолчаться. Он не знал, как рассказать матери, что влюбился в школьницу. Билеты Зинаида Васильевна достала, на концерт классической музыки они сходили. Сам факт приглашения на такое мероприятие повысил шансы Стаса. В доме Лили заговорили о Стасе Перове, как о «мальчике серьезном, культурном и воспитанном». Впрочем, глава семейства весть, что дочь встречается с молодым человеком, воспринял почти равнодушно. Во‐первых, он знал, что жена держит руку на пульсе событий, а во‐вторых, его больше волновало, что поставки смежников почти прекратились, все годовые планы летели под откос и появились все признаки инфляции – из банка привозили новенькие, только что отпечатанные сотенные купюры. Такого не было никогда – сотрудники получали зарплату пятерками и десятками. Потому Шопен и консерватория прошли мимо него. Тамара Леонидовна воспользовалась культпоходом дочери: – Пожалуйста, зайдите после концерта. В кафе не попасть в это время, а чаю выпить было бы хорошо. Я пирог буду печь. Лиля, помнится, тогда удивилась такому предложению и расценила его как своего рода контроль. – Мама, одна встреча ничего тебе не даст. Стас может стесняться, что-то не так сказать, а ты уже составишь о нем мнение. Человека надо постепенно узнавать. Мать внимательно посмотрела на дочь: – Первое впечатление твое было именно таким? Неправильным? А сейчас ты считаешь, что он почти идеал? – Господи, – отмахнулась Лиля, – мама, ты всегда все не так понимаешь. Я всего лишь навсего сказала, что не жди от этой встречи многого. Человек будет смущаться и может совершить ошибку. – Твоя мать не дура, и отец не выжил из ума. Мы все правильно поймем, – отвечала Тамара Леонидовна. На концерт Лиля надела черное бархатное платье, которое привез ей отец из командировки. Тамара Леонидовна давала очень строгие и очень точные указания, когда муж ехал в Париж. Дело в том, что точно такое платье было у одной из соседок Мельниковых. И Тамара Леонидовна видела из окна, как эта соседка, молодая женщина, дочь высокопоставленного чиновника, вечером садилась в машину. Мельникова была потрясена элегантным видом и уже через пару дней стояла с тарелкой кексов перед дверью соседки. – Юлечка, – сказала она, – не смейте отказать, сдайте явки и пароли. У нас Лиля на выданье, а ваше платье потрясло мое воображение, – произнесла Тамара Леонидовна, как только соседка пригласила ее войти. – О чем вы? – не поняла та, но тарелку с кексами взяла сразу же. – Как же вы готовите! Просто кулинарные шедевры. Уже через час в руках у Мельниковой-старшей был листок бумаги с названием магазина, тщательно переписанная информация с ярлыка и даже набросок платья. – Может, мне заказать сшить? Ателье в ГУМе прекрасно справляется с задачами, – задумчиво произнесла Тамара Леонидовна. – И не пытайтесь! – безапелляционно сказала соседка. – Они сошьют. И это будет прекрасное платье. Но несколько другое. Все же во французских вещах есть шик. Необъяснимый. И тут Тамара Леонидовна ничего возразить не смогла. Следующим шагом было выяснение у мужа, когда он отправится в заграничную командировку. Такие случались приблизительно раз в месяц. И было совершенно непонятно, что начальнику стройтреста делать, допустим, в Португалии или во Франции, но тем не менее туда ехала целая делегация. По прибытии на место они осматривали муниципальные сооружения, знакомились с достижениями в строительстве, с планами, с архитектурными решениями. Впрочем, вернувшись в Москву, почти ничего из увиденного они не брали на вооружение. Тамара Леонидовна как-то спросила: – Но почему? Ведь так удобно – закрыть подъезд на ключ. Чисто, не страшно… Мельников посмотрел на нее и сказал: – Чтобы нам сейчас закрыть подъезды на ключ, надо поменять всю систему. Всю политико-экономическую систему. Это смешно, но это так. Система не подразумевала ключа у каждого жильца. А теперь внедрять поздно. Хотя это и глупо. Можно и сохранить, и приумножить. Да, видно, в нашем отечестве так не умеют! – Петр Вениаминович горько вздохнул. Но вернемся к платью. Наконец муж за ужином произнес: – В четверг улетаем. Готовь чемодан. Две белые рубашки, одна голубая, одна в клетку или в полоску. Поеду в темном костюме, в чемодан положи серый и вельветовые брюки. Будем ездить по каким-то хозяйствам, в которых специальные кирпичи делают. – А куда едете-то? – замирая, спросила Тамара Леонидовна. – Я разве не сказал? Во Францию. – И что же, и в Париже будете? Николай Николаевич поднял глаза на жену. Или она была сегодня непонятливой, или он устал и давал неполную и неточную информацию. – Самолет Москва – Париж. Потом дальше поедем. – Отлично! – произнесла Мельникова-старшая, – значит, я тебе объясню, что ты обязан привезти из Парижа. В ее тоне был металл и непреклонность. Петр Вениаминович хотел было вспылить, но, узнав, что дочери надо купить особенное платье, смягчился. «В самом деле, что это я. Единственная дочь. Хорошая дочь. Как она будет жить без нас. Кто ее будет баловать. И будет ли баловать. Почему бы не купить это чертово платье. Радости будет у всех – у нее, у Томы, у меня!» – думал он, глядя, как жена раскладывает перед ним бумажки с информацией. – Привезу, не бойся. Давай рассказывай, что там надо купить! – сказал он и приобнял жену. Все чаще ему было уютнее и спокойнее дома. Чем больше непонятного и тревожного происходило за стенами квартиры, тем безопаснее ему казался этот уютный старый мир. Платье было найдено, только размер не подходил дочери, а другого не было. И все же Мельников купил это платье. Из красивого чехла он достал его со словами: – Тома, дети имеют обыкновение вырастать. Вот и наша дочь вырастет. И будет в нем ходить. Тамара Леонидовна недолго сокрушалась – куда семикласснице было выходить в роскошном платье? А муж прав, время идет быстро. И вот уже Стас Перов шепчет на ухо Лиле: – Ты – потрясающе выглядишь! Ты очень красивая! На тебя все смотрят. – А если бы не смотрели? – усмехнулась Лиля. – Ты бы не считал меня красивой? Перов смутился: – Я хотел сказать, что ты очень красивая. И это вижу не только я, но и остальные. Лиля улыбнулась – ей так нравилась эта игра – взгляд, комплимент, прикосновение. Она уже была влюблена в Стаса, только себя обманывала, говорила себе, что ей нравится не он сам, а то, что он старше, что умеет себя вести в разных ситуациях, и это делает их отношения «взрослыми», такими, как принято их представлять. После концерта, когда Стас довел ее до подъезда, она сказала: – Мама ждет нас. Она хотела бы с тобой познакомиться. – Хорошо, – пожал плечами Перов. Было видно, что его это не испугало и не смутило. Консьерж со спортивной выправкой, два лифта, красная ковровая дорожка в холле первого этажа – если все это и произвело на него впечатление, то виду он не подал. Тамара Леонидовна открыла дверь, сразу же захлопотала и пошла накрывать на стол, одновременно задавая вопросы о концерте. – Понравилось? Я так боялась, что вы уйдете раньше, не дослушаете… – Очень хороший концерт, прекрасные исполнители, – серьезно отвечал Перов, – я всегда считал, что Селиверстов прекрасный музыкант. Лучше него никто такие вещи не играет. – Откуда вы знаете? – изумилась Тамара Леонидовна. – Откуда вы знаете про Селиверстова? – Знаю, я не очень увлекаюсь классической музыкой, но если слушаю, то предпочитаю исполнителей первого ряда. – Даже так… – Мельникова внимательно оглядела парня. «Красивый. Очень. Породистый, – подумала она и тут же себя одернула, – господи, что это я?! Совсем с ума сошла! И манеры у мальчика хорошие – помог Лиле пальто снять. Держится просто. Интересно, кто его родители? Надо бы выведать. Лиля, скорее всего, даже понятия не имеет. Впрочем, это правильно…» – думала она. Между тем Лиля и Стас уже сидели за столом и с аппетитом ели пирог. – Мама очень хорошо готовит, особенно у нее торты получаются хорошо, – сказала Лиля. – Вкусно, да, – кивнул Стас, – у нас и мама хорошо готовит, и папа. – Папа?! – удивилась Лиля. – А у нас папа только работает у себя в кабинете. – Петр Вениаминович занимает руководящую должность в строительстве, все время в своих бумагах и на совещаниях, – сказала мама Лили. Стас внимательно посмотрел на Тамару Леонидовну. – Какое совпадение, мой папа тоже руководит. Фабрикой. На которой печатают тетради и делают разные канцелярские товары. Мельникова-старшая скрыла улыбку – ее развеселило сравнение. Одно дело – Петр Вениаминович – величина в масштабах восьмимиллионной Москвы, и другое дело – директор малюсенькой фабрики. Но, с другой стороны, ей понравилось, что парень гордится родителями.