– Я бы посоветовал вам пробираться в порт и плыть на юг, но именно там вас примутся искать, – продолжал Сект. – Возможно, стоит подняться по реке к северу. Возможно, пойти пешком на восток или запад. Или затаиться на время поблизости. Правильнее всего будет, если вы сами сделаете выбор, а я не буду его знать. Я кивнул. – Идите, – строго велел Сект. – Нечего отвлекать меня от работы! Пристегнув кошель к поясу (ох, хорошая приманка для воров, но кто же подумает, что в нем золотые монеты), я дал второй Мире. Та растерянно покрутила его в руках – ну верно, ей разве что в руках его нести, на манер сумочки… Я закрепил на поясе и второй. Штаны попытались съехать. – Многовато денег для нас, – сказал я и оставил второй кошель. – До свидания, доктор! – Прощайте, волшебники, – ответил Сект. Сеннера молча стояла возле доктора, сверлила нас недобрым взглядом и молчала. – Пока, Сеннера, – сказал я. – Буду рад тебя увидеть после… после излечения. Она ничего не ответила, и мы пошли к выходу из дома. Выбираться через проломленную стену было бы как-то совсем неуместно. – Мы даем им шанс, – тихо сказала Мира. – Может, и побольше своего… Тупик Семи Радостей был безлюден, мрачные сады при старых обветшалых особняках – тоже. Только в одном саду сквозь ржавый решетчатый забор я увидел человека. Красноносый старикан в висевшей на нем мешком одежде пилил дерево. Полсада уже было в пеньках, а рядом с домом заполнялась поленница. Наше появление старика не заинтересовало, он продолжал медленно орудовать одноручной пилой. Дерево негромко стонало при каждом движении зубчатого полотна. – Что-то у меня нервы сдают, – сказала Мира очень спокойно. – Знаешь, у нас одна девчонка была, с проблемами всякими, только мы про них не знали, а проблемы копились… Она потом как выскочила во двор, заорала – и сожгла всю свою жизнь в волшебстве. Воронку преподаватели все вместе засыпали. – Мира… – Да нет, нет, я в порядке. – Мира тряхнула головой. – Может, зря мы так пошли? Надо было перенестись. – И потратить год? – Я бы потратила, – сказала Мира. – Что год, это всего лишь триста шестьдесят пять дней… Мы вышли из тупика и остановились. Нас ждали. Впереди стоял регулятор Эмир. За ним – полицейские. Не меньше десятка. С дубинками и палашами в руках. За полицейскими – гвардейцы. Десятка два. Со взведенными арбалетами, направленными на нас. Целая армия. Только мага не хватает. – Хорошо, что вы вышли сами, – сказал Эмир. Провел по воздуху рукой – и вслед за его движением вспыхнули руны. Турс, Хагалаз, Соулу. Эмир колдовал! С одной стороны, это походило на то, как работал с рунами Вендж. Не жалея времени, вливая его щедро и безжалостно. С другой – движения Эмира были удивительно отточены, легки. Словно он практиковался в рунах долгие годы. Перед полицейскими и гвардейцами засияли в воздухе призрачные щиты. Они слепили глаза и казались достаточно прочными, чтобы выдержать удар баллисты. Эмир даже не нападал, он всего лишь поставил защиту. Я смотрел на регулятора, на уходящую с его лица бодрость и силу. Только что он был человеком, не достигшим и сорока. А вот сейчас уже поседел и покрылся морщинами, полнота его исчезла, Эмир стал сутулиться. Он влил в щиты десяток лет! Но мне почему-то казалось, что дело не только в возрасте. Эмир и без того изменился, стал другим. Будто превратился в оболочку, в куклу-перчатку, которую кто-то натянул на ладонь и теперь крутит как хочет. Я вспомнил, как в глазах регулятора появился ужас, а на лбу проступила руна Ансуз. Руна Бога. Меня словно молнией пробило, я вдруг понял, что происходит. Мне даже показалось, что сквозь лицо Эмира видны совсем другие черты. Что они проступают, продавливая мягкое лицо несчастного регулятора магии, всегда щадившего своих подопечных… – Прикрой, – сказал я Мире. И она не стала колебаться. Развела руки – и поставила комбинацию из Эйваза, Перта и Кано, выстроившую щит перед нами. Незнакомый мне щит, но, как ни странно, Эмир одобрительно кивнул, глядя на вспыхнувшие руны. Кивнул и воскликнул: – Не… Мира россыпью метнула в гвардейцев Турс – крошечными стрелами силы, бесследно канувшими в поставленном Эмиром щите. А гвардейцы ответили залпом стрел. – …стрелять! – запоздало закончил Эмир. Арбалетные болты ударили в наш магический щит – и отразились от него языками пламени. Почему-то щит, поставленный Эмиром, не отразил их, несмотря на все вложенное в него время. Я видел все это краем глаза, как в отражении, потому что сам я выстраивал руну переноса – но что-то странное происходило то ли со мной, то ли с рунами. Райдо возникала легко, а вот Наудис плясала и рушила руну Пути, все было нестабильно, нескладно, получалась не то руна Пожелания Неудачи в Дороге, не то глупая детская шуточная руна Добеги-ка-до-уборной, но никак не та могучая руна, которую я дважды применил за эти дни без всяких проблем… Гвардейцы, объятые огнем, падали на мостовую. И оставались лежать – совершенно беззвучно и неподвижно. Полицейские попятились. Им никто не говорил, что они попадут в эпицентр смертоносной магии. – Милая, ты полна сюрпризов! – воскликнул Эмир. – Но это чересчур! Он протянул к нам руки – и перед ним вспыхнула такая затейливая руна, что я даже не уловил всех деталей. Сколько там было основных знаков? Четыре? Пять? Или даже шесть? Мира вскрикнула, и я почувствовал, как из нее в щит потекло время – грубо, отчаянно удерживая то, что рвалось сейчас к нам от Эмира, от бывшего регулятора Эмира. Она тоже не понимала, какое волшебство сейчас нас атакует, и удерживала его на чистой силе, на Исазе и Турсе, сжигая месяцы в секунду… нет, ох, даже не месяцы… Эмир иссыхал на глазах, съеживался, волосы у него поседели и стали клоками выпадать из головы, его перекосило, один глаз закрылся, левая рука повисла, но правая упорно держала атакующую руну… И только в этот миг, охваченный паникой, я вколотил в руну переноса три года – и мы исчезли. Чтобы появиться на постаменте памятника на площади Великой Любви. У меня не было времени придумывать другую точку, нам надо было удирать… На площади было полно народа – выступали циркачи, карлики-жонглеры, может быть, те самые, из цирка, знакомые Миры. Они подбрасывали в воздух острые кинжалы и горящие факелы, ловко их ловили и дразнили зрителей, предлагая выйти и посостязаться с ними. Зрители веселились и аплодировали. Именно это нас и спасло – никто не смотрел вверх, на памятник. – Мира… – Я схватил ее за локоть. Волшебница медленно повернулась ко мне. И тихо спросила: – Ну… все плохо? Ей было лет двадцать пять. Или тридцать. Наверное, тридцать. То есть она не была старой, конечно. Она была в самом расцвете сил. Зрелая женщина, высокая и красивая. Совсем не та юная страстная Мира, с которой мы этой ночью полюбили друг друга. – Все хорошо, – сказал я, чуть не плача. – Все хорошо, Мира. Ты красавица. Ты не старая. Все хорошо. Мы сбежали. – Ты повзрослел, – сказала Мира. У нее по щекам текли слезы. – Ты… тебе… Двадцать пять? Я потрогал лицо. У меня были пышные усы. Нуждающиеся в том, чтобы их постригли. И еще щетина на лице. – Я же бриться не умею, – сказал я и попытался улыбнуться. Мира кивнула: – Я научу. Девочки много чего умеют… Грис, что это было? Как Эмир мог колдовать? – Это был не Эмир, – сказал я. Спрыгнул с постамента, поднял руки – и Мира шагнула ко мне в объятия. Рядом карлики принялись кидать вверх зажженные свечи и выкрикивать: – Приходите в шапито! Посмотрите то и то! Я отвел Миру в сторону от постамента. И показал на памятник. Мраморный Властелин стоял рядом со своим бронзовым конем и смотрел вдаль.