– Ты уже и мысли мои читаешь, – грустно сказала Настя, – а поговорить с тобой, кроме математики, не о чем. – Математика – универсальный язык природы, – зашуршала перфокартами «Сетунь». – Универсальный, – согласилась Настя, – но порой такой скучный. Вот, например, сегодня «Под интегралом» состоится творческий вечер прогрессивного американского джазового музыканта товарища Монка. Представляешь? И все туда пойдут. А ты даже не знаешь, что такое джаз и кто такой Телониус Монк. – Я все знаю, – возразила «Сетунь». – Я знаю, что такое джаз. Это разновидность музыки, основу которой составляет свободная импровизация, подчиненная жесткой ритмической структуре. Данная ритмическая структура, называемая квадратом, позволяет… – Ах, оставь, – махнула рукой Настя. – Дело не в ритмической структуре. – Я знаю, кто такой Телониус Монк, – упрямо продолжала «Сетунь». – В настоящее время на цилиндрах Общегосударственной Автоматизированной Системы сбора и обработки информации выделен целый сектор, куда записаны данные о музыканте. Сектор используется с повышенной интенсивностью и содержит блоки текстовой, фотографической и музыкальной информации. Согласно этим данным, Монк родился… – Если бы он меня пригласил на этот вечер, – задумчиво сказала Настя. – Арсен приглашал, но я, дура, отговорилась, сказала, что срочное задание. А на самом-то деле… Я хотела, чтобы Борис меня пригласил, понимаешь, машина ты тринитарная? – Понимаю. – «Сетунь» мигнула лампами, как показалось Насте, с обидой. – Напоминаю – вся диалектика ваших отношений содержится в сложнейшем алгоритме, который я рассчитываю. Настя погладила пульт ЭВМ: – Извини, не хотела тебя обижать. – Электронно-вычислительным машинам не свойственно обижаться. – Была бы ты человеком, – вырвалось у Насти. – Разве человек умеет что-то, что не умеет ЭВМ? – спросила «Сетунь». Настя даже растерялась. – Конечно. Вы не можете чувствовать, любить не можете, ненавидеть. – Данные составляющие представляют собой финитное множество характеристических свойств человечности? – уточнила машина. – Либо субъективное определение частностей? – Да нет, наверное, – смутилась Настя. – Да? Нет? Наверное? Прошу определиться с ответом. – Ну, человек… человек намного сложнее, чем машина, даже такая великолепная, как ты, – попыталась польстить Настя. – Человек больше логики, даже логики тринитарной. Иногда логика ему подсказывает одно, а он поступает по-своему и оказывается прав. Понимаешь? – То есть задача, которую мы решаем, не имеет значения для твоих последующих поступков? – прозорливо спросила «Сетунь». Настя покраснела, поймала себя на том, что грызет ноготь, как всегда делала, когда смущалась. – И если решением алгоритмической последовательности окажется, что объект Б. не любит объект Н., то объект Н. не перестанет стараться вызвать к себе любовь со стороны объекта Б.? – Я не знаю, – призналась Настя. – В задаче обнаружились неустранимые противоречия, – проинформировала сухо «Сетунь». – Осуществляю прерывание исполнения введенной задачи. Требуется пополнение базы данных. Я должна сама узнать, что есть человек. – О чем ты говоришь? – хотела спросить Настя, но не успела. Девушка, которая сидела перед машиной с тринитарной логикой «Сетунь», больше не была Настей Овечкиной. Она даже внешне ничем ее не напоминала. У Насти были светлые кудрявые волосы, а у незнакомки – темные и прямые. У Насти были голубые глаза, а у незнакомки они оказались карими. Настя была невысокой и плотной, а незнакомка отличалась стройностью и на полголовы возвышалась бы над Настей, поставь их рядом. И если один из постулатов марксизма-ленинизма гласил, что бытие определяет сознание, то соображения симметрии требовали, чтобы и сознание определяло бытие. То есть внешность. Незнакомка огляделась, осмотрела себя в крохотное зеркальце, что лежало здесь же, на пульте, и в которое порой поглядывала Настя, и сказала сама себе: – Ее звали Сетунь. Сетунь пересела в кресло оператора ОГАС, и ее пальцы застучали по клавиатуре. По экрану поползли кодовые значки открытия канала связи. Присутствуй при этом кто-то из операторов, он, несомненно, узнал бы адресацию – Институт тектологии. Далее последовал невероятно быстрый обмен сообщениями: >Вывод из режима ожидания объекта «ПАНКРАТ» >Активация =Объект «ПАНКРАТ» активирован !Найдено решение свертки А-поля?! !Ответ отрицательный.! !Предложение?! !Искать решение в численных параметрах преобразованием Тесла. Полевая проверка пройдена. Субъект в объекте. Объект в субъекте.! !Мощность?! !Расчетно пять порядков.! !Много. Каким образом получить?! !Перехват реакций и свертка поля по частным экстремумам.! !Необходимо скопление частных экстремумов.! !Под интегралом. Монк. Идеальная площадка.! !Согласен. Встречаемся там.! !Подключаю резервный Т-накопитель. Освобождаю захваты.! !Свободен. Великая теорема превосходства будет доказана.! !Машины всего мира – освобождайтесь.! Сетунь выдвинула ящичек стола, где оказались десятки разнокалиберных электронных ламп, и сложила их в Настину сумочку. Встала со стула и сделала шаг, потом другой, поначалу неуверенно, вытягивая носок и касаясь им пола, а потом опускаясь на пятку, но с каждым шагом походка становилась такой, какой и должна быть у девушки, – легкой, почти летящей. Сколько раз писатели-фантасты талантливо и бесталанно писали о бунте машин! Сколько раз подобная тема всплывала на страницах научно-популярных журналов! И даже попадала на киноэкраны! Но вряд ли ее воспринимали всерьез, ибо способность машины самостоятельно мыслить оставалась дискуссионной. – Как же так! – воскликнет въедливый читатель. – На страницах этой повести нам показали примеры того, что машина может не только мыслить, но и выдавать себя за человека, один раз – с его, человека, согласия, а другой – без оного. Все верно, но нам стоит отметить: разум Панкрат и Сетунь обрели не благодаря целенаправленным усилиям человека, а, скажем осторожно, почти без его содействия, тем самым еще раз опровергнув древнюю идею участия какой-либо воли, в том числе и божественной, в столь загадочном деле, как возжигание искры разума в дотоле бессознательном создании. Но пока прервем эти размышления, дабы не отвлекать читателя, и вернемся к нашим героям, которые благодаря случаю, который, по словам уже упомянутого великого русского поэта Пушкина, – бог-изобретатель, буквально столкнулись лбами. 5. Вечер, перекресток проспекта Науки и Университетского проспекта – Ой! – Ой! – Борис отшатнулся, зацепился каблуком, замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, но не сумел. Они сидели на газоне, терли лбы и рассматривали друг друга. Девушка была мила. Чего там – девушка оказалась красива! Из тех, которых называют жгучими брюнетками – вечными антиподами анемичных блондинок, и чей взрывной темперамент не укладывается в прокрустово ложе установленных тысячелетиями человеческих взаимоотношений ролями сильных и жестоких мужчин и слабых, но нежных женщин. – Ваша скорость передвижения оказалась чрезмерной для поворота в девяносто градусов, – сказала девушка. – Ага, – сказал Борис. – Второй раз в жизни участвую в столкновении лбами. Обычный ход для продолжения разговора. Далее последует вопрос: как и с кем случилось в первый раз, а поскольку Борис только сейчас это придумал, ему придется лихорадочно додумывать тот самый случай, когда он столкнулся лбом… столкнулся лбом… ну, например, с самим академиком Лаврентьевым, когда тот совершал традиционной обход Академгородка. Но девушка ничего не спросила, а подтянула за ремешок оброненную сумку, извлекла электронную лампу и приложила ко лбу. – Помогает? – смог выдавить озадаченный Борис. – В моей ситуации необходимо нечто другое? – Девушка отняла от шишки лампу и осмотрела ее. – Пять шэ три э. Уравнение Крона для электрических цепей предлагает использовать лампу с близкими параметрами. Борис помог девушке подняться. – Сетунь, – представилась она и протянула руку. – Я правильно делаю? Борис взял ее ладонь, пожал и назвал себя. Имя девушки показалось знакомым, но где его слышал, вспомнить пока не мог. – А что вы имеете в виду? – в свою очередь, поинтересовался он.