– А что, юристы – не люди? – Да я не об этом… ты мне показалась довольно приземленной, какой-то… основательной, что ли, без вот этих романтичных всплесков. Прости, я не спросил – ты все еще встречаешься с Кольцовым? Лена напряглась: – Это что-то меняет? – Да, в общем-то, нет, – пожал плечами Павел. – Мы по-приятельски попьем кофе, что в этом такого? – Мы расстались, – ровным тоном сказала Лена. – Я мог бы кое-что сказать тебе об этом, но, наверное, не стоит. Не хочу выглядеть сплетником. – Тогда молчи. – И вообще – зря я об этом заговорил. Хочешь, расскажу тебе о своем новом романе? – предложил Павел, испытывая неловкость от неудачно начатого разговора. – Хочу. Кстати, я в отпуске прочла парочку. – Да? – оживился он, довольный тем, что Лена не обиделась. – И как? – Я не фанатка детективного жанра, но пишешь ты неплохо. Во всяком случае, желания закрыть книгу не возникает, наоборот, хочется узнать, чем же все закончилось. Голицын картинно утер со лба воображаемый пот: – Ну, слава богу! Я мог не пережить непризнания моего писательского дара. Они рассмеялись, чуть наклонившись к столу, и Лена проговорила сквозь смех: – Даже странно, почему мое мнение так много для тебя значит. – Всегда приятно нравиться умной женщине. Она почувствовала, как кровь прилила к щекам – ей давно никто не делал комплиментов, да и вообще вот так, вдвоем с мужчиной, который не связан с нею деловыми отношениями, она давно не сидела в кафе. Оказывается, это весьма приятное ощущение – вот так запросто болтать о книгах, пить кофе и наслаждаться вкуснейшим штруделем. Голицын искренне интересовался тем, какую литературу Лена предпочитает, с удивлением узнал, что она не умеет загружать книги в читалку, а потому читает их в Интернете, что поэзию Серебряного века Лена не очень уважает, зато прекрасно относится к так называемым сетевым поэтам и многие стихи знает наизусть. – А я почему-то всегда напрягаюсь от этих современных а-ля Ахматовых и псевдо-Цветаевых, – признался он, помешивая ложечкой остывающий кофе. – Почему же? – Не знаю. Мне кажется, в поэзии все великое уже было сказано. – А в прозе, по твоей теории, тогда никому вообще делать нечего – после Толстого и Достоевского? Голицын улыбнулся: – Если ты обо мне, так я к себе весьма критичен. Я пишу книги, призванные развлечь, понимаешь? Это как цирк – и зрелище, и расслабился. Мне не очень нравится теория о том, что книги непременно должны образовывать, учить, поучать. Я в это не верю. Хотя, если разобраться, любая книга способна что-то оставить в душе, даже самая, казалось бы, непритязательная. В конечном итоге детектив – это ведь про победу добра над злом, так? Ну, следовательно, тоже есть какая-то польза наряду с приятно проведенным за чтением временем. Кстати, о стихах – не почитаешь что-то из любимого, а? – Здесь? – удивилась Лена, чуть смутившись. – А что? Как по мне – вполне подходящая атмосфера. Свечки, полумрак, кофе… – Если честно, для меня стихи – вещь интимная, даже не знаю, как объяснить. Но для тебя, так и быть, сделаю исключение. – Лена оперлась подбородком на скрещенные кисти поставленных на стол рук и на секунду задумалась, выбирая, что именно прочесть. – Да, вот: У тишины свои сомнения – Не слушай их, И никогда не верь в забвение В руках моих. Не обещай, что не успеется, Не надо лжи, Будь искренним – во что не верится? И мне скажи. Моя безумная истома ты – Не откажусь. Когда я выхожу из комнаты, Знай – я вернусь. Пусть это будет нашей осенью, Но не зимой. Я часто слышу голос с проседью Любимый твой[1]. Она умолкла и посмотрела на Голицына. Тот задумчиво изучал что-то на стене у Лены за спиной, но, почувствовав ее взгляд, встрепенулся: – Да, вполне… интересная, кстати, метафора про голос с проседью, оригинальная. – Ну вот – а ты про псевдо – и а-ля, – улыбнулась Лена. – Согласись, это дело вкуса, – так и не отступил от своих принципов Павел. Разговор плавно перешел на книжные пристрастия самого Голицына, и за болтовней Лена даже не заметила, что время близится к полуночи. Когда же подошедший официант извинился и сообщил, что через полчаса заведение закрывается, она даже не сразу поняла, в чем дело. – Они только до двенадцати работают, – объяснил Голицын, вкладывая в папку со счетом кредитку. – Это мы так засиделись?! – поразилась Крошина. – Однако… – Дома потеряют? – Меня? Нет. А тебя? – И меня тоже ругать некому, – развел руками Павел. – А это значит… – Он многозначительно посмотрел на Лену. – А это значит, что мы… можем еще погулять, верно? Потом я тебя провожу и вернусь в свою берлогу наслаждаться честно заработанным отпуском длиной в пару недель. – Что ж так мало? – Надо работать. А за пару недель я как раз успею вытряхнуть из головы остатки сданного романа и с чистыми мыслями подойти к написанию следующего. – Это такой способ переключиться? – Да, чаще всего так и делаю. Если бывают желание и возможность, то еще и уезжаю куда-нибудь. Ну что – пойдем? – забирая у официанта кредитку и поднимаясь из кресла, предложил Голицын. – Ну, выбор у нас невелик. Хотя, если честно, я бы тут осталась, – призналась Лена, тоже вставая. На город уже опустилась теплая весенняя ночь, машин стало заметно меньше, а воздух очистился. Они с Павлом медленно шли по освещенному бульвару, и Лена думала, что все ее прогулки с мужчинами почему-то проходят именно здесь, как будто в городе мало других мест. Но нет – почему-то тянет именно сюда. – А здесь уютно и как-то спокойно, – вдруг сказал Павел, и Лена удивленно подняла на него глаза: – Ты тоже заметил? – Я люблю это место, часто сюда приезжаю и брожу тут по аллеям. Иной раз вслух могу новую главу рассказать, если крепко задумаюсь. Это был какой-то совершенно удивительный вечер, каких в Лениной жизни не случалось довольно давно. Павел проводил ее до подъезда, галантно поцеловал руку и, уже собираясь уходить, сказал: – Не удивляйся, что я не прошу номер телефона. Он у меня, если помнишь, есть, и я им непременно теперь воспользуюсь. Он так поспешно соскочил с крыльца и направился к выходу из двора, что Лене стало смешно – будто боялся, что она остановит и запретит звонить. На самом же деле ей очень хотелось, чтобы Голицын позвонил, и она даже себе не могла объяснить, почему так. И он действительно позвонил – ровно в час ночи, когда Лена уже клевала носом, устраиваясь удобнее в постели. – Извини, что поздно, – проговорил Павел в трубку. – Просто хотел пожелать тебе спокойной ночи. Лена заулыбалась, но ответить не успела – разговор прервался, и она поняла, что это Павел положил трубку. Засыпала Крошина в эту ночь со счастливой улыбкой на губах.