3 Это была фотография двух людей, занимающихся сексом. Мужчина был полностью одет, женщина… в меньшей степени. Стоя у кирпичной стены, со стеклянной раздвижной дверью в стороне. Полагаю, нельзя было однозначно сказать, что они занимались сексом, хотя это было довольно очевидно по ногам женщины, обвивавшимся вокруг талии мужчины, и по ее черному платью, спущенному ниже ее обнаженной груди. Не говоря уже об выражении удовольствия на ее лице. Моем лице. Коннор не попал в камеру, но мои черты были отчетливо видны. Я хотела отвернуться, но не могла. Это было похоже на вне телесный опыт. Вы стоите, как призрак, глядя, как умирает ваше смертное тело. Ужасно видеть, но невозможно отвести взгляд. Мой разум был в полном беспорядке, пока я боролась с тошнотой. Откуда взялось фото?! Я никого не видела с фотоаппаратами! Я вспомнила мужчину и женщину, которые видели, как мы занимаемся сексом. Рок-н-ролл, чувак и горячая цыпочка. Это сделали они? — Должна признать, — промурлыкала Миранда, — я думала, пройдут месяцы, прежде чем ты совершишь что-то достаточно глупое. Но потом вы дали мне именно то, что мне было нужно… — Она посмотрела на меня. — …на блюдечке с голубой каемочкой. Я взглянула на Коннора. Он с каменным лицом смотрел на экран. — И это все? — тихо спросил он. — Это твое оружие судного дня? — Если думаешь, что этот снимок недостаточно позорит тебя, не волнуйся, у меня более чем достаточно фото, где совершенно очевидно, что это ты. Миранда начала пролистывать картинки легкими движениями пальца. Фото за фото, с двух разных точек обзора: одна на уровне земли, другая — с высоты, вероятно, в тридцати футах над землей. Может быть, здание напротив того, где мы были. Стало ясно, что пара, которую я видела, не были фотографами. Они были на дальней стороне кадра на некоторых из высоких планов и представляли собой размытые формы на переднем плане других, как будто были препятствиями, мимо которых фотограф фокусировался. Каждая новая фотография была словно удар ножом в живот. Кадры, на которых я пребываю в экстазе. Кадры, на которых лицо Коннора в профиль, так что видно, что это явно он. Его лицо исказилось от удовольствия. Наше отражение в стеклянном окне. Потом я натягиваю платье, а Коннор поправляет штаны. Мы выходим из кирпичного ограждения, держась за руки. Я хотела умереть. Коннор был холоден и отстранен, как статуя. — Опять же — это все, что у тебя есть? Я в ужасе уставилась на него. Я надеялась, что с его стороны это было какое-то долбаное балансирование на грани войны. Сказать это все, что у тебя есть? Это было похоже на то, как президент сказал террористу: пара атомных бомб? Это все, что у тебя есть? Миранда улыбнулась. — Это и информация о том, что ты положил 50 000 долларов на банковский счет мисс Росс. Судя по фотографиям, она упорно трудится за деньги… но я надеюсь, что ты получил более одной «транзакции» по этой цене. Я перешла от тошноты к желанию убить эту суку. Это было совсем не похоже на мою неприязнь к господину Клаусу. Если бы мы вернулись в мой офис с открывашкой для писем на столе, даже угрозы камеры смертников было бы недостаточно, чтобы остановить меня в данный момент. Миранда протянула Коннору iPad. — Вот. Возьми. Поскольку все они в цифровом формате, у меня бесконечное количество копий. Коннор не протянул руку. Он просто холодно смотрел на Миранду. Она пожала плечами, затем подошла и положила iPad на ближайший диван. — Я оставлю это здесь. Чтобы вы могли посмотреть, пока обсуждаете. — Что тут обсуждать? — Ну, на самом деле обсуждать нечего. Вам и так должно быть понятно, что делать. Но я полагаю, тебе нужно сохранить лицо и потратить некоторое время, создавая впечатление, что у тебя есть другой выход. — И что же ты хочешь, чтобы я сделал? — Я думаю, ты знаешь. — Расскажи мне. Просто чтобы посмеяться. Миранда сузила глаза от отвращения, как будто ненормативная лексика была ниже ее достоинства, хотя шантаж явно не был. — Если ты не откажешься от своих планов в Неваде, мы опубликуем эти фотографии во всех СМИ страны. Мы также передадим информацию о выплате 50 000 долларов мисс Росс. Мы обязательно свяжем твое имя с каждым политиком, которого, как ты думаешь, ты купил здесь и в Вашингтоне. В добавок мы мобилизуем все семейные ценности и консервативные христианские группы в стране, чтобы наводнить офисы тех же политиков телефонными звонками, спрашивая, почему мужчина, нарушающий закон с проститутками, пользуется благосклонностью государственных служащих. Я уже придумала несколько заголовков: «Миллиардер облажался, проститутка и американская политики». Или «Миллиардер, обслуживаемый проституткой и избранный чиновниками». Коннор натянуто улыбнулся. — Как насчет этого: «Миллиардер советует семье и бывшей идти к черту». — Я не проститутка! Я была в ярости. Миранда холодно посмотрела на меня. — К тому времени, когда мы закончим, это единственное, что о вас узнают 300 миллионов человек… неважно — правда это или нет. Меня действительно чуть не вырвало, когда она это сказала. И я чуть не выколола ей глаза. — Я подам на вас в суд за клевету. и вторжение в частную жизнь, — сказал Коннор. И оплачу счет, чтобы Лили сделала то же самое. — Чтобы получить приговор стоимостью в двадцать миллионов долларов? — Мистер Темплтон хмыкнул со стороны. — Это цена, которую я с радостью заплачу. Миранда склонила голову. — Не только это, я думаю, мы можем убедить окружного прокурора преследовать вас за публичное непристойное поведение, домогательство и проституцию, и, возможно, внести вас в реестр лиц, совершивших сексуальные преступления. Коннор рассмеялся.