— …да. Он растянулся на диване и, прищурившись, уставился в потолок. — Это сложно. Я подождала еще несколько секунд. Когда ничего не последовало, я немного наклонила голову вперед. — …и? Он сел боком, лицом ко мне, и подпер голову кулаком, как будто мы сплетничали на пижамной вечеринке. — Во-первых, Коннор боится обязательств. — Да, ну, как и большинство парней. — Большинство парней не могут заполучить моделей «Victoria's Secret». Ой. — Ладно, забудь об этом, — мрачно сказала я. — Ты не так поняла. — Нет, я прекрасно понимаю, — с горечью сказала я. — Он может заполучить любую женщину, какую захочет, так зачем довольствоваться мной? — Ну, это часть дела, но не главная его часть. Если бы это было так, он бы выгнал тебя после той первой ночи. Очевидно, ты ему очень нравишься. Проблема в том, что ты ему очень нравишься. — В этом нет никакого смысла, — нахмурилась я. — Я не думаю, что он боится «больше никаких моделей «Victoria's Secret», я думаю, он боится того, насколько сильно он заботится о тебе. Он ненавидит быть слабым, а ты его слабость. Я был шокирован, потрясен тем, что он не бросил тебя, как только Миранда выдвинула ему свой маленький ультиматум. Он ненавидит ультиматумы и, как известно, отрезал себе нос назло кому-то другому. — В этом нет никакого смысла. — Ты знаешь, что я имею в виду. Он причинит себе вред только для того, чтобы показать кому-то другому, что они не имеют над ним контроля, даже если на самом деле это нисколько не навредит другому человеку. Он рассказывал тебе, что сделал со своим отцом, когда ему было девятнадцать? Я вспомнила эту историю, и на меня нахлынуло осознание. — Он фактически сказал своему отцу «Пошел ты». Но это не значит, что он не причинил никакого вреда — он потерял десять миллионов долларов своего отца… — Десять миллионов долларов ничего не значили для его отца. Но Коннор намеренно сжег за собой мосты. Он мог бы достичь гораздо большего, с гораздо меньшей болью и борьбой, если бы не нажил врагов в своей семье. И я говорю это как человек, который абсолютно ненавидит свою семью. — Ну, может быть, он был вынужден сделать это психологически, — предположила я. — Отрезать все концы и быть самим собой. — Я мог бы согласиться с тобой, за исключением того, что он делал одно и то же снова и снова, как в больших, так и в малых делах. Ему нравится настраивать людей против себя, особенно если они угрожают ему или намекают, что он им «должен». Бизнес, судебные процессы, женщины, дружба — не имеет значения. Он отрежет себе нос, чтобы досадить им. Я вспомнила прошлое. То, как он справился с выкупом у Экзертона… он мог бы просто сказать им, что передумал, но ему пришлось публично унизить Клауса и поставить под сомнение способность генерального директора выполнять свою работу. Или то, как он насмехался над своей семьей, когда они впервые появились… до того, как он узнал о шантаже. Это правда, Коннор был не из тех, кто ведет себя тихо и уважительно. Я списала это на игривость и бесстрашие… но, возможно, в этом была и темная сторона. — Ты думаешь, он хочет сделать это со мной? — испуганно спросила я. — Нет, нет, нет, — раздраженно сказал Себастьян. — Я просто демонстрировал, каким он может быть. Нет, я сказал, что он действительно заботится о тебе, и это пугает его. Может быть, он даже нуждается в тебе, и это пугает его еще больше. Я вспомнила слова Коннора, сказанные прошлой ночью: «Я все еще в ужасе. Ты по-прежнему моя ахиллесова пята». Я изо всех сил старалась забыть об этом и продолжать слушать Себастьяна. — К тому же, он действительно в долгу перед тобой за то, что произошло за последние пару дней, за то, как самоотверженно ты бросилась на меч, предназначенный для него. И он ненавидит быть обязанным людям. Он ненавидит быть обязанным своим родителям за все преимущества, которые они дали ему в детстве. Он терпеть не может находиться в положении, меньшем, чем полный контроль, когда бы то ни было. — Ты хочешь сказать, что он тоже меня ненавидит? — Нет, нет, нет, — нахмурился Себастьян, затем его лицо изменилось. — Не ненавидит… обижается, может быть. Но даже неосознанно. Он не может заставить себя признать, что не хочет быть у тебя в долгу, и поэтому самое простое — просто избегать тебя. Ему некомфортно находиться рядом с тобой, так что… его сейчас нет рядом с тобой, не так ли? Мой желудок скрутило, а сердце упало. Себастьян потянулся к миске с попкорном. — И потом, есть еще вся эта история с Мирандой. Я в панике посмотрела на него. — Что за «вся эта история с Мирандо»? Он все еще любит ее? — Что?! О Боже, нет, — фыркнул Себастьян. Я почувствовала себя немного спокойнее. — Что же тогда? — Милая, последняя женщина, в которую он влюбился, несмотря на все мои предупреждения об обратном, предала его. Она вырезала его сердце и съела его на завтрак. Так что теперь, когда он влюблен в тебя… Он увидел, с какой надеждой я посмотрела на него. — О, пожалуйста, Лили, конечно же, он влюблен в тебя, — презрительно сказал он. — Проблема не в этом. Проблема во всем остальном. Мое сердце снова упало. Я попыталась стряхнуть это с себя. — Что ты там говорил? — О чем я говорил? О, да — последняя женщина, в которую он влюбился, уничтожила его, так он будет вне себя от радости, что снова стал таким уязвимым? Я думаю, что нет. — Значит, он ненавидит нуждаться во мне… и он ненавидит быть в долгу передо мной, даже если это не так. — О, пожалуйста. — Это не так, — настаивала я. — Но он все равно это ненавидит. К тому же он расстроен, потому что думает, что я его слабость… — Знает, что ты его слабость. Нет, ты должна быть сама собой. Если Коннор не может оценить тебя такой, какая ты есть, он идиот, и это его потеря. Я посмотрела на Себастьяна. — Это звучит очень по детски. — Полагаю, так оно и есть. — Он пожал плечами. — Но это не значит, что это неправда. Я сделала долгую паузу. Затем сказала: — Почему ты так мил со мной? Он молчал и не смотрел на меня. — …потому что все кончено, — поняла я, и мое горло начало сжиматься от паники. — Я этого не говорил. — Себастьян пристально посмотрел на меня. — Но если то, что ты говоришь, правда… — начала я, но не смогла продолжить. Он виновато отвел взгляд. — Боюсь, я отчасти виноват, хотя, клянусь тебе, я сделал это только потому, что думал, что в то время это было самое лучшее. Я уставилась на него. Мне казалось, что по моему телу разливается ледяная жижа. — …что ты имеешь в виду? — Вся эта история с «настоящей любовью» в новостях, — сказал он несчастным голосом. — Я знала, что если он не скажет, что любит тебя, и что вы двое были парнем и девушкой, СМИ разыграют версию о проститутке за 50 000 долларов, и мы потеряем все. Мы должны были сделать так, чтобы все выглядело так, будто вы двое были несчастными любовниками… но… Боюсь, средства массовой информации зашли дальше, чем я предполагал. Они просто вцепились в него, как питбули, и не отпускали. Все остальные вопросы были «Ты влюблена?» и «Когда ты собираешься выйти замуж?» и… Прости, Лили. Это вышло из-под контроля. — О, — сказала я, и меня захлестнуло облегчение. — Это все, что ты имел в виду? — «Это все, что ты имел в виду»?! Это все, что ты можешь сказать?! — спросил он, недоуменно посмотрев на меня. — Я на секунду подумала, что ты сделал что-то действительно коварное, чтобы избавиться от меня.