Он посмотрел мне прямо в глаза. — Сколько бы дерьма я тебе ни наговорил, ты мне действительно нравишься, Лили. Что ж… сейчас. Не с самого начала. — Спасибо тебе, Себастьян. — Я улыбнулся. — Ты мне тоже очень нравишься. Очевидно, ситуация становилась для него слишком щекотливой, поэтому он отвел взгляд и покачал головой. — Я думаю, что больше всего на свете постоянные вопросы — это то, что достало Коннора. Он никогда хорошо не реагировал на неопределенные отношения. Это звучало знакомо. — Неопределенные..? — …Отношения, — сказал Себастьян. — Я видел это десятки раз раньше — буквально десятки раз раньше: маленькая мисс Штучка начинает хотеть от него большего, чем он хочет дать, по крайней мере, эмоционально — и она начинает давить на него. Он просто смотрит НА ЭТО. У меня в животе начались спазмы. — Но обычно он просто проводил с ними время. Он явно заботится о тебе, вот почему я не могу понять, почему он так себя ведет, — нахмурился Себастьян. — Я имею в виду, что СМИ, желающие бить в свадебные колокола, раздражают, но я бы не подумал, что они зайдут так далеко. И я вижу, что у него проблемы со всем этим «ты жертвуешь собой», и он тебе по-крупному обязан, но я бы не подумал, что у него возникнут проблемы с этим так рано. Я думал, что это будет таиться где-то в глубине его сознания, но я думал, что он еще какое-то время будет отрицать свои чувства. Это то, что он обычно делает. Хоть убей, я не могу понять, почему это началось сейчас. Однако я точно знала, когда это началось и почему. — Он сказал мне, что любит меня, — выпалила я. — Это было по телевизору, дорогая. — Себастьян искоса посмотрел на меня. — Нет, в реальной жизни. До того, как он появился на телевидении. — Что?! — Глаза Себастьяна расширились от шока. Я сбивчиво рассказала ему о той ночи, когда мы узнали о шантаже, когда мы прилетели обратно в Лос-Анджелес и Коннор напился. — О черт, — простонал Себастьян и закрыл глаза. — Обычно это замечательно, когда парень говорит тебе, что любит тебя, — с горечью сказала я. Он посмотрел на меня так, словно ты слишком туп, чтобы тебе поверить. — Дорогая, как человек с большим опытом работы в этом отделе — гей или, цитирую без кавычек, «натурал», это не имеет значения — поверь мне, когда я говорю тебе вот что: каждый раз, когда великолепный мужчина с ужасными семейными проблемами напивается в стельку и говорит тебе, что любит тебя, после того, как узнал тебя всего пару дней, через несколько дней будет драма с большой буквы «Д». — Я не просила его говорить это, — прошептала я. — Я знаю. — Голос Себастьяна стал мягче, сочувственнее. — Но у него есть тупой натуралистический эквивалент раскаяния покупателя. Он сказал слишком много, и теперь он в панике. Именно поэтому все эти вопросы репортеров о свадьбах и белых штакетниках не дают ему покоя. Я наполовину вздохнула, наполовину всхлипнула. — Что теперь будет? — спросила я. — Ну что ж… Я могу сказать тебе вот что: чем сильнее ты цепляешься за него, тем более неловким это будет становиться. Так что ты можешь торчать здесь неделями или, возможно, даже месяцами, наблюдая, как он медленно превращается в эмоционального зомби, или ты можешь покончить с этим на своих условиях, когда захочешь. — Он озамолчал и уставился на меня. — Почему ты улыбаешься? — После того, как мы расстались в первый раз, я думала о себе как об эмоциональном зомби. Но тот, который нуждался в объятиях, — смущенно объяснила я. — Ну, Коннору не нужны объятия, ему нужен пинок под зад. Я рассмеялась, но смех этот умер быстрой смертью. Я умоляюще посмотрела на Себастьяна. — Что я должна делать? Себастьян на несколько мгновений задумался. Я видел, как вращались колесики, пока он, наконец, не пришел к какому-то выводу. — Оставь его. Как можно скорее. — Что?! — Я уставился на него. — Я что, заикался? — язвительно спросил он. — Но почему?! — Потому что всегда лучше быть тем, кто сбежал, чем быть тряпкой у двери. Прямо сейчас он боится, что прикован к тебе наручниками — из-за того, что он сказал, из-за того, что ты для него сделала, — и это заставляет его паниковать и вести себя совершенно иррационально. Ему следовало бы больше бояться потерять тебя, но сейчас это даже не входит в его планы. Он не может разглядеть лес за деревьями, потому что его голова в дупле. — Так… ты говоришь, я должна заставить его бояться потерять меня? — Вот именно. Ты не удержишь мужчину, сказав ему, что боишься его потерять. Ты удерживаешь его, заставляя бояться, что он потеряет тебя. — И что потом? Себастьян пожал плечами. — Может быть, это будет тем пинком под зад, который ему нужен, чтобы увидеть, что ты не какой-то там шарик на цепочке, что ты та, кто ему нужен. И если он не сделает шаг вперед, он потеряет тебя. — Но ты сказал, что он ненавидит ультиматумы! Ты сказал, что женщины хотели большего, чем он был готов дать, а он всегда их бросал… — Я сказал оставить его, я не говорил ставить ему ультиматум. Миранда бросила его, и он был совершенно разбит. И эта сучка ему совершенно не подходила. Яд в красивой бутылочке. Ты… Здесь он остановился, склонил голову набок и оглядел меня с ног до головы. — Ну, ты далека от совершенства, но ты чертовски лучше любой другой женщины, которую я видел с тех пор, как приехал сюда. К тому же у тебя есть потенциал. Я прищурилась и саркастически пробормотала: — Спасибо за вдохновляющую речь. Он пожал плечами. — Я называю это так, как я это вижу. — Я должна просто попрощаться с ним?! — Ну, не говори глупостей по этому поводу. Держи дверь открытой, когда будешь уходить. Не будь стервозной или холодной, но ты должна провести черту на песке и быть готовой придерживаться ее. Поговори с ним, на всякий случай, если я что-то не так понял, в чем я серьезно сомневаюсь, но будь тверда. Скажи ему, чтобы он пришел навестить тебя, когда разберется со своим дерьмом, но что ты не будешь ждать вечно. — Но… он миллиардер с неограниченным выбором. Я… А я никто. Себастьян посмотрел мне прямо в глаза. — Так думает половик, а не тот, кто сбежал. И нет, у него нет безграничного выбора женщин, по крайней мере, тех, кого он на самом деле любит. Но почему он должен хотеть быть с женщиной, которая ходит вокруг да около и ноет: «Бедная я, что он вообще может во мне любить?» Я вздрогнула. — Ой. — Я называю это так, как я это вижу. — Он снова пожал плечами. Я сидела там, прокручивая в уме эту возможность. Мысль о том, чтобы сделать это, была ужасающей, выворачивающей душу, мучительной… Но… — Ты думаешь, это сработает? — Честно говоря, я не знаю. Я полагаю, если ты сделаешь это, у тебя может быть двадцатипроцентный шанс. Может быть. — А что, если я останусь? — В лучшем случае один процент. Кроме того, если это не сработает, что ж… по крайней мере, ты должна уйти на своих собственных условиях. Мой язвительный голосок прошептал что-то мне на ухо, и это было достаточно зло, чтобы я не могла его проигнорировать. — Ты просто пытаешься избавиться от меня? — Милая, если бы я хотел избавиться от тебя, я бы не стал рассказывать тебе о том, как сильно он любит ультиматумы. Я бы посоветовал тебе пойти к нему и потребовать, чтобы он сдался по-твоему. Может быть, даже сказать ему, чтобы он надел тебе кольцо. Он бы наверняка вышвырнул тебя вон. Или я бы просто сказал тебе, что это ерунда, просто остаться здесь навсегда и переждать это. Я, конечно, не дал бы тебе лучшего плана игры, какой только мог придумать. Все, что он говорил, звучало как правда. Даже если вначале он едва терпел меня и все это время периодически бывал стервозным, Себастьян всегда был честен в том, что он думал. Иногда это бывает мучительно. Теперь не было причин сомневаться в нем. Я печально покачал головой. — Я не знаю, настолько ли я храбрая… — Ты справишься. — Его голос был уверенным, решительным. — Откуда ты знаешь?