Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 13 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Чёрт возьми, Грейс! Ты можешь объяснить мне, что происходит? – Ну, хорошо… Лила немного выпила… ну, то есть вот совсем немного… она выпила чуть-чуть вина и, ну, один коктейль… на вечеринке, куда мы пошли, когда доделали домашку. Она просто ничего не ела, думаю, вот поэтому и… – Она в сознании? – спросил я. Сердце бешено заколотилось при мысли, что Грейс болтает со мной, вместо того чтобы набрать 911. – Да, да. Она не в отключке. Просто… никак не придёт в себя, и я волнуюсь, и вот решила вам позвонить. Но честно, она не употребляет наркотики и даже обычно не пьёт… ну, насколько я знаю… но я просто отошла ненадолго. Вот честно, совсем ненадолго… – Так, всё, я еду к вам. – Схватив ключи, я пытался вспомнить, где находится дом Грейс. Я помнил, что в Бель Мид, где жили почти все ученики Виндзорской академии, но я давным-давно подвозил туда Лилу и уже забыл. – Пришли мне эсэмэской свой адрес, Грейс. – Хорошо, мистер Вольп, – сказала она и вновь принялась бессвязно каяться и опровергать. Где-то между дверью подъезда и машиной я сбросил звонок и побежал. Привезя домой Лилу в полубессознательном состоянии, загуглив симптомы алкогольного отравления и пообщавшись по телефону с педиатром, я пришёл к выводу, что моей дочери не угрожает смертельная опасность. Она просто напилась, как все глупые подростки. Поэтому мне не оставалось ничего, как только сидеть рядом с ней на кафельном полу туалета и слушать, как она стонет, плачет и без конца повторяет «пап, мне так стыдно, так стыдно». Пару раз она даже назвала меня папочкой – прежде она всегда ко мне так обращалась, но пару лет назад это слово вылетело из её лексикона. Конечно, она была в том платье, которое я запретил ей надевать, и конечно, её глаза были в чёрных кругах, как у панды. Я не стал читать ей нотаций, понимая, что она всё равно сейчас их не услышит. Я задал ей несколько вопросов, надеясь, что алкоголь подействует на неё как сыворотка правды и я узнаю достаточно информации, чтобы утром устроить ей экзамен. Наш диалог был весьма предсказуем, в таком духе: – Ты принимала наркотики? – Нет. – Ты выпила? – Да. – Сколько? – Чуть-чуть. – Где вы были? – На вечеринке. – У кого? – У парня… его зовут Бью. – Он тоже из Виндзора? – Да. – Что случилось? – Не помню. И больше я ничего не добился. Может, она в самом деле ничего не помнила, а может, говорила мне, что ничего не помнила, но всё, что мне осталось – заполнять пробелы различными неприятными фантазиями. Периодически она плелась в туалет, где её рвало, а я держал её волосы. Когда в её желудке ничего не осталось, я дал ей воды и тайленола[5], помог почистить зубы, умыться и уложил в постель всё в том же платье. Сидя в кресле, я смотрел, как она спит, и чувствовал вполне предсказуемую злость, тревогу и разочарование, естественное для отца юной дочери, которая только что облажалась по полной. Но меня мучило что-то ещё. Как я ни старался, я не мог не думать о Беатриз, единственном человеке, о котором я заботился так же, как сегодня о Лиле. Глава третья Нина Из всех людей на свете именно Кэти Паркер должна была рассказать мне, что натворил Финч. В детстве и юности у меня были такие заклятые подруги, которые постоянно меня выбешивали. Но самым близким – и, что уж там, единственным заклятым врагом стала только Кэти. На людях мы отлично ладили, общались в одних и тех же компаниях, состояли в одних и тех же клубах, посещали одни и те же вечеринки. Но в душе я терпеть её не могла, и у меня были более чем неопровержимые доказательства, что мои чувства взаимны. Кэти была из хорошей нэшвилльской семьи, как Кирк, и всегда старалась найти способ меня принизить. Одной из её тактик было подчеркнуть моё происхождение, задав несколько незначительных вопросов о Бристоле или о моей семье, обычно в кругу других людей. Так она, по-видимому, намекала, что, не вписавшись в компанию родственников со стороны мужа, я всегда останусь представительницей нуворишей (я своими ушами слышала, как она употребляет именно это выражение). Ещё она любила делать сомнительные комплименты, так сказать, с подтекстом. Ну, например, «Мне нравится твоё платье! Я знаю чудесную мастерицу, которая тебе его подошьёт». Или заявляла, идя к парковке после занятий на велотренажёрах: «Мне бы твоё терпение, когда у меня что-то не получается!» За этим, как правило, следовало: «Везёт тебе, что ты так потеешь! Все токсины выходят из организма!» Мелани советовала принимать это за комплименты. Согласно её теории, влившись в компанию Кирка, я присвоила статус первой леди среди элиты Нэшвилла.
– Я не хочу быть первой леди среди кого бы то ни было. К тому же нельзя стать первой леди, если ты из Бристоля, – сказала я. – Можно, если выйти замуж за Кирка Браунинга, – ответила на это Мелани. – Он великолепен. По сравнению с Гюнтером уж точно. Я пожала плечами при мысли о супруге Кэти. Гюнтер, как и Кирк, унаследовал фамильное состояние, но многое истратил, и, если верить сплетням, на невыгодные сделки. – И внешности твоей она завидует, – продолжала Мелани со свойственной ей резкостью. – Ты богаче и красивее. И моложе. Я посмеялась над её словами, но не могла не думать о том, что на колкости Кэти мотивировал исключительно первый пункт. Более того, я была уверена: Кэти понимает, что я насквозь вижу её поганый религиозный фанатизм. Не поймите меня неправильно, я хорошо отношусь к верующим людям, даже к сильно верующим. Кого я терпеть не могу, так это лицемеров, которые носятся со своей набожностью, но при этом не удосуживаются придерживаться даже элементарной этики. В двух ехидных словах, Кэти не только наслаждалась чужими несчастьями, но пользовалась чужими трагедиями, чтобы подчеркнуть свою благочестивость. Едва с кем-то что-то случалось, она самой первой постила молитвы на Фейсбуке, мчалась к пострадавшим с гостинцами и созывала свой клуб изучающих Библию, попасть в который было так же сложно, как на светский раут в Букингемском дворце, поэтому мой отказ туда вступать она восприняла как личное оскорбление. Я вынуждена признать, что некоторые из молитв Кэти были искренними – когда дело касалось вопросов жизни и смерти, например. Но я уверена, она получала удовольствие от чужих неудач и даже наверняка надеялась, что чей-нибудь брак распадётся или чей-нибудь ребёнок разочарует своих родителей. Поэтому в тот вечер гала-концерта, встретив меня в дамской комнате, она сорвала джекпот. – Ой, привет, Нина, – пропела она наигранным тоном, стоя рядом со мной у раковины. Мы переглянулись, улыбнулись друг другу, и я продолжила поправлять макияж. – Ты сегодня чудесно выглядишь. Кэти обожала слово чудесно, поэтому я исключила его из своего лексикона. – Ты тоже! Поздравляю с поездкой в Италию, – сказала я, потому что она только что победила Мелани на аукционе и заполучила два билета в Рим в салоне первого класса и неделю на вилле в Тоскане. – Спасибо, дорогая! Мелани не слишком расстроилась? – спросила она с почти нескрываемым лицемерием. – Нет, что ты, нисколько, – соврала я из любви к Мелани, которая пришла в бешенство от того, как бесстыдно Кэти повышает ставки. – Мне кажется, она даже рада. Тодд терпеть не может, когда она выигрывает путешествия. – Да, – она кивнула, – я слышала, у него с деньгами не очень… – Да нет, дело не в этом. Просто даты закрытые…[6] – Кажется, я слишком откровенно вела себя как стерва. Чувствуя себя разоблачённой и немного смущаясь оттого, что опускаюсь до её уровня, я прибавила жизнерадостным голосом: – Но, конечно, Тоскана прекрасна в любое время. – Верно, – ответила она холодно. – И потом, я участвовала больше из благотворительных соображений. – Безусловно, – сказала я и уже не в первый раз обратила внимание, что она почти не моргает. От этого взгляд её больших, широко посаженных глаз раздражал меня ещё больше. Наконец она посмотрела на меня так глубокомысленно, что я не выдержала и спросила, в чём дело. Она глубоко выдохнула, молитвенно сложила ладони и устремила взгляд в потолок, словно набираясь сил. – О боже. Так ты не знаешь? – Она внезапно осеклась. Я уже знала, что означает её лживое сочувствие – вся эта шарада была лишь предвестником очередной сплетни. Вероятно, кто-то перепил за обедом. Или флиртовал с чужой женой во время танца. Или отпустил плохую шутку ниже пояса. На любом благотворительном вечере обязательно что-нибудь такое случится. – Не знаю о чём? – спросила я вопреки здравому смыслу. Она вздрогнула, поджала губы и ещё раз медленно, тяжело вздохнула. – О Финче и снэпчате[7], – выдохнула она наконец с неуловимой, но безошибочной радостью. У меня упало сердце, но я велела себе оставаться сильной, не поддаваться на её провокацию, ничего не говорить. Поэтому я просто смотрела на своё отражение и наносила поверх помады ещё один слой блеска. Очевидно, моё молчание смутило и опечалило её, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы снова найти точку опоры. – Так значит, ты не видела… – Нет. У меня нет снэпчата, – ответила я, чувствуя лёгкое моральное превосходство человека, независимого от социальных сетей. Она рассмеялась. – Боже милостивый, у меня тоже нет. Даже если бы и был, я ведь у него не в друзьях. А фото он явно разослал только им. – Тогда как же ты его увидела? – спросила я, убирая блеск в косметичку. – Кто-то сделал этот снимок, и он распространился по всей Сети. Как пожар… Люсинда переслала его мне несколько минут назад. Во время речи Кирка. Но ты не волнуйся, больше она никому не перешлёт. Она очень тактична, когда речь о таких вещах, и мы строго воспитываем её в плане публичности в соцсетях. – Как мило с её стороны, – сказала я. Дочь Кэти Люсинда обещала стать такой же любительницей соваться в чужие дела, как её мать. Мысли неслись с лихорадочной скоростью, сменяя друг друга. Что такого вопиющего мог написать Финч? Слишком хвастался Принстоном? Или перебрал с пивом? Я напомнила себе, кто источник моего беспокойства – старая добрая Кэти, которая любит мутить воду, чтобы показаться сперва монашкой, а потом спасительницей. Но всё-таки я волновалась, когда, оторвавшись от зеркала, посмотрела ей прямо в вытаращенные, как у жука, глаза. – И что же было на фото, Кэти? – Девушка, – выпалила она, понизив голос до громкого шёпота и, очевидно, надеясь, что к нему начнут прислушиваться. – И что? – Я по-прежнему старалась оставаться невозмутимой. – Ну… – продолжала Кэти, – девушка была… почти… голая. – Что? Голая? – Я скрестила руки на груди, не веря её словам. Не может быть, чтобы Финч совершил такую глупость. Всем известно, что за такие фото его непременно отчислят из Виндзора, всё равно что за кражу. – Ну… полуголая, но…
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!