Я закусила губу, представив модель в нижнем белье или, может быть, слишком откровенное фото Полли, которая одевалась, пожалуй, немного провокационно, но не больше, чем другие девушки. – Ну, – сказала я, повернувшись к двери, – дети иногда такое… – Нина, – оборвала меня Кэти, – она лежала в отключке. На кровати. – Кто – она? – выдохнула я. – Её зовут Лила. Старшеклассница из Виндзора. Латиноамериканка. Может, тебе всё же стоит взглянуть на фото? Я глубоко вздохнула и посмотрела на экран. Сначала я увидела только девушку, лежащую на спине, одетую или, во всяком случае, явно не голую, и вздохнула с облегчением. Но, приглядевшись получше, обратила внимание на детали. Её маленькое чёрное платье задралось вверху и внизу, как будто кто-то безуспешно пытался его снять или, напротив, торопливо натянул. Она чуть раздвинула бёдра, лодыжки свесились с кровати, босые ступни касались пола. Левая грудь вывалилась из бюстгальтера, сосок торчал. Были и другие детали, не такие вызывающие, но тем не менее. Беспорядок, какой бывает в комнатах мальчиков-подростков. Желтоватое одеяло. Столик, заваленный бутылками из-под пива и мятыми салфетками. Плакат незнакомой мне группы волосатых, жутких, татуированных музыкантов. И что самое странное – зелёная карточка настольной игры «Уно», зажатая в левой руке девушки. Её пальцы крепко сжимали карту, ногти были ярко-красными. Я несколько раз вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться и надеясь получить какое-то объяснение. Хотя бы выяснить, что общего у этой фотографии и Финча. – Ты читала комментарии? – спросила Кэти, по-прежнему держа телефон перед моим лицом. Я вновь посмотрела на экран, прищурилась, увидела имя Финча и слова, напечатанные под ним, почти неразличимые. Я прочитала их голосом сына. Похоже, эта девчонка получила свою зелёную карту[8]. Мне стало плохо. Возможность хоть как-то оправдать своего ребёнка стремительно улетучилась. – Мне так жаль, – сказала Кэти, медленно убирая телефон и кладя в сумочку. – Особенно ужасно, что это случилось в такой вечер, когда вы с Кирком выступили с такой речью… я просто подумала, надо тебе сообщить. – Спасибо, – ответила я, хотя мне очень хотелось убить гонца, принесшего дурную весть, или хотя бы пару раз съездить ему по физиономии. Но я понимала, что дело тут уже не в Кэти. – Мне нужно идти… нужно быть с Кирком. – Да, конечно, – прошептала она торжественно и сжала мою руку. – Сохрани тебя Господь, Нина. Я буду за вас молиться. Не прошло и тридцати минут, как мы с Кирком мчались домой, и за эти тридцать минут мне успели переслать ту же фотографию ещё несколько друзей, в том числе Мелани, которая билась в истерике, увидев на ней комнату сына. – О чём он, чёрт побери, думал? – спросила я, когда мы с Кирком стояли по разные стороны кухонной стойки. – Понятия не имею. – Кирк покачал головой. – Может, это просто глупая шутка в компании? – Расистская шутка в компании? – Меня захлестнула новая волна отчаяния. – Ну, не такая и расистская, – сказал Кирк. – Ты серьёзно? Шутка про грин-карту? В высшей степени расистская. Кэти сказала, эта девушка – латиноамериканка. – Ну, она не похожа на латиноамериканку… просто… брюнетка. Может, итальянка. Я пристально посмотрела на него и покачала головой, не зная, как отреагировать на его слова. – Кэти может и наврать, – заметил Кирк и потянулся к бутылке виски, стоявшей на стойке. Я быстро отодвинула её подальше. – Хорошо. Но смотри, Кирк. Даже если она не латиноамериканка, его комментарий всё равно расистский и направлен против латиноамериканцев, – сказала я строго. – И независимо от расовой принадлежности этой девушки у неё торчит сосок! И если фото выложил Финч, неважно, в шутку или нет… – …то у него проблемы, – закончил Кирк. – Это очевидно. Но, возможно, мы чего-то не знаем… – Например? – спросила я. – Мало ли. Может, кто-то взял его телефон. Может, это фотошоп. Я не знаю, Нина. Но пожалуйста, давай успокоимся. Скоро мы в любом случае выясним. Я кивнула и глубоко вдохнула, но прежде чем успела ответить, дверь открылась и в фойе послышались шаги Финча. – Мы в кухне! – крикнула я. – Можешь подойти к нам? Секунду спустя явился наш сын в светло-голубой футболке и шортах цвета хаки. Его светлые волнистые волосы были растрёпаны сильнее, чем обычно, и весь его вид был намеренно элегантно небрежным. – Хай, – сказал он, направляясь непосредственно к холодильнику и лишь мельком взглянув на нас. Открыл его, достал нарезанный ростбиф, схватил несколько ломтей и локтем закрыл дверцу. – Хоть бутерброд сделай, – сказала я. – Долго возиться, – ответил Финч. – Как насчёт тарелки? – Я чувствовала, как во мне вскипает злость. – Можешь ты по крайней мере есть из тарелки? Он покачал головой, оторвал кусок бумажного полотенца и пошёл в комнату, на ходу набивая рот мясом. – Куда ты пошёл? – крикнула я ему вслед. – Телик смотреть, – ответил он, не оглядываясь. – Вернись, пожалуйста, – велела я, обогнув стойку и встав рядом с Кирком. – У нас с папой к тебе серьёзный разговор. Я посмотрела на Кирка, который с ничего не выражающим видом барабанил пальцами по краю стола. Я толкнула его локтем и смерила сердитым взглядом. – Слушай, что говорит мама, Финч, – сказал Кирк. – Мы хотим поговорить. Финч повернулся и посмотрел на нас скорее сконфуженно, чем испуганно, и я задумалась, сколько он выпил. – Что такое? – поинтересовался он, засунув в рот последний кусок ростбифа и жуя. – Сядь, пожалуйста, – сказала я, указывая на банкетку. Финч сел, и его лицо приняло вызывающее выражение. – Как прошёл вечер? – спросила я. Он пожал плечами и сказал, что хорошо. – Что ты делал? – К Бью смотался. – У него была вечеринка? – Нет. Не вечеринка. Просто несколько человек пришли в гости. Что за допрос с пристрастием? Я вновь пихнула Кирка локтем, и он рассеянно пробормотал: «Повежливее с матерью». Финч буркнул: «Извини», – и запустил руку в волосы. Я ждала, пока он вновь посмотрит на меня, прежде чем задать следующий вопрос: – Ты пил? Я не знала, какой ответ хочу услышать. Если он был пьян, это лучше или хуже? – Ну да, – ответил Финч. – Выпил немного пива. – Сколько? – Я подумала, что нам с Кирком надо было строже воспитывать его в этом плане. Мы никогда не давали ему разрешения употреблять алкоголь, но сквозь пальцы смотрели, куда он ходит, и, в общем-то, именно поэтому разрешали ему сколько угодно тратить на такси. – Ну я не считал, – сказал он. – Бутылки три или четыре. – Это слишком много, – отрезала я. – Но я же был не за рулём. – Ты просто умница! – воскликнула я. – Надо тебе медаль выдать. Финч тяжело вздохнул и сказал: – Ну чего ты так злишься, мам? Ты знаешь, что я иногда выпиваю. – Мы очень, очень расстроены, Финч. Но дело не в пьянстве. – Я набрала в грудь побольше воздуха, вынула из сумочки телефон, открыла фотографию, которую сохранила, и передала телефон Финчу. – Где ты это взяла? – спросил он. У меня упало сердце. – Миссис Паркер показала это фото маме. Сегодня вечером, – ответил Кирк. Финч посмотрел на меня. Я кивнула. – Да, представь себе. Но неужели тебя волнует только, где мы её взяли? – Да я просто спросил, – сказал Финч. Я вздохнула и задала следующий вопрос: – Это ты снимал? – Мам, долго рассказывать… всё не так плохо, да она и не будет очень злиться. – Кто она? – Да так, девчонка, – ответил он. Я прокручивала в голове его слова, и меня всё сильнее мутило.