Утро после дня похорон было тоскливым. Накрапывал дождь, но тошно было не от этого. Только сейчас Павел окончательно понял, что остался один-одинешенек на всем белом свете. Он, конечно, знал это уже несколько дней, но вчера, увидев, как гробы с бабушкой и мамой опускаются в землю, закрыл ладонями лицо, чтобы никто не видел слезы на его глазах. Потом бросил в могильную яму горсть земли. Посмотрел на гранитный обелиск со звездой и фотографией молодого дедушки в кителе. Дедушка широко улыбался. Снимок был сделан летом сорок пятого в Берлине, снимала бабушка, потом он ее сфотографировал, а еще они сфотографировались вместе. Видимо, попросили кого-то, чтобы их запечатлели вдвоем на фоне сгоревшего Рейхстага. Он не помнил дедушку. Или почти не помнил. Тот умер, когда узнал, что Советского Союза больше нет. Вечером лег в постель, а утром не проснулся. Шестилетний Павлик тогда уже учился в первом классе и должен был помнить деда, но как отрезало. Вспоминалось только, как дедушка носил его на руках, как давал поиграть со своими наградами, как перебирал струны гитары, но что он исполнял, внук забыл. И лица деда не помнил: только белое пятно седых волос и сильные мужские руки. Все так же накрапывал дождь, постукивая по жестяным сливам окон. Ипатьев поднялся с дивана, на котором лежал в рубашке и брюках. Поднял с пола пиджак и, когда наклонился, едва не упал от прихлынувшей к глазам темноте. – Почему дверь нараспашку? – прозвучал мужской голос. Павел выглянул в коридор. На пороге стоял Гончаров. Он закрыл за собой дверь и сказал: – Прости, что не пришел на похороны, но у меня работа, сам понимаешь. Но я сегодня заехал на кладбище. Спросил у охранника в будке, где вчера хоронили учительницу с ее мамой. И он сразу показал и даже шепнул по секрету, что это родственницы Павла Ипатьева. Там все в цветах. Много народу было? Павел кивнул. Потом показал на дверь кухни: – Проходи. Если хочешь есть, то загляни в холодильник, но там все забито киселем, блинами и кутьей. – Чем? – не понял майор. – Еда такая, – начал объяснять Ипатьев, – из риса, изюма, меда, лесных орехов. Готовят для поминок. Полицейский открыл холодильник и заглянул внутрь. – Как это все уместилось здесь? – удивился Гончаров и спросил: – Вино хоть было вчера? Осталось что-нибудь? – Откуда? Коллектив практически весь был женским. На стол поставили бутылки три кагора и пару бутылок водки. Водку мужики, что там были, выпили сразу. А может, водки больше было. – Ничего не помнишь? – Помню все. Я же не пил там… то есть почти ничего. Меня одноклассники сопровождали до дома и две девочки-выпускницы, которые поблизости живут. Одну я попросил остаться, чтобы не так тошно было. Соседи подошли, что за стеной живут, посидели вместе. Потом я пошел провожать девушку. Вернулся, махнул еще пару рюмок и лег спать. Начальник убойного отдела наконец обнаружил в холодильнике бутылку водки, достал ее и установил на столе. Потом откопал банку со шпротами, колбасу, свежий огурец. – С утра как-то несподручно поминать, тем более одному, – сказал он, – но помянуть надо, потому что мне бежать скоро. За мной дежурная машина с минуты на минуту должна прийти. – Ты же на дачу собирался? – напомнил Павел, выставляя на стол стаканы. – Сегодня же суббота. Гончаров кивнул, после чего открыл бутылку, наполнил стаканы наполовину. – Не срослось с дачей, – произнес он, – вообще-то у меня некоторые перемены. Но выпьем не за них, а за дорогих тебе женщин – за маму и бабушку. Я говорить не мастер, но… Майор поднял стакан. – Царствие им небесное и земля пухом. Он осушил свой стакан. Павел сделал то же самое, потом отломил кусок хлеба и зажевал. – Что за перемены у тебя? – Новая должность, теперь я со следующего месяца – заместитель начальника РУВД по уголовному розыску, и приказ о присвоении специального звания подполковник полиции тоже подписан. С меня сняли ранее наложенное взыскание, что само по себе тоже праздник. Еще и премию выписали за раскрытие одного дела – пять тысяч рублей. Гончаров показал на бутылку: – Теперь ты наливай. Прости, что тороплю, но я ненадолго заскочил. Надо сообщить еще кое-что, но не знаю как. – А что все-таки произошло? Майор поднял стакан. Посмотрел на Павла, ожидая, что и он сделает то же самое. – У тебя со Звягинцевым какие были отношения? – С Николаем Петровичем? Нормальные, даже почти дружеские, пока я был его зятем. А потом никаких отношений не стало. А что? – Ну, тогда давай за помин его души. Застрелили твоего бывшего тестя вчера вечером. – Из того же пистолета? – прошептал Ипатьев. Гончаров выпил залпом и потряс головой. После чего подцепил вилкой шпротину и отправил в рот. Прожевал. Тогда и Павел осушил свой стакан. – Не из пистолета, а из какого-то самодельного устройства, – наконец ответил начальник убойного. – У нас такого не было никогда: Звягинцева с дрона застрелили. Он приехал в свою загородную резиденцию, сидел на крыльце. Подлетел дрон, Николай Петрович в самый последний момент понял, что происходит. Закричал: «Вы что, уснули?» – судя по всему, охране. Хотел вскочить с кресла, и в этот момент грохнул выстрел. Дрон улетел. Потом по видеозаписям с камер наблюдения проверили направление. Короче, беспилотник в лес ушел. Вчера вечером искали с собаками. Сегодня продолжили. Бесполезно. Наверняка вчера в лесу находился оператор, который забрал дрон. Следов было много. Собаки брали след, но теряли. Сейчас отсматривают записи всех автомобилей, которые проезжали мимо этого лесного массива. Но это дохлый номер. Тем более что убийца мог приехать на одном авто, а уехать на другом. Дрон проверили по снимкам наблюдения, он нигде не зарегистрирован, и вообще беспилотник неустановленной конструкции, и вряд ли это самоделкин, уже больно быстро летает. Вот и решили с тобой побеседовать, поскольку ты когда-то был его родственником. Может, ты что-то знаешь? – Один выстрел – и наповал? – не мог поверить Ипатьев. – С восьми метров прямо в сердце. Пуля калибром девять миллиметров. Пуля – не немецкая, а самая обыкновенная, для нашего ПМ. Так что вряд ли это как-то может быть связано с твоими делами. Павел сидел пораженный известием. Теперь нет человека, который был ему не только родственником, а почти другом, несмотря на солидную разницу в возрасте. По выходным они играли в шахматы, парились в бане, вместе ловили рыбу и ходили в лес за грибами вдвоем, не считая пары телохранителей, которым не положены корзинки. – Я с ним не общался с тех пор, – произнес Ипатьев. – Даже с праздниками не поздравлял, как раньше. Он любил свой день рождения широко отмечать: человек тридцать всегда собиралось, а то и больше. Как раз на даче у него отмечали. Хозяйский дом огромный, гостевой тоже большой, баня шикарная, прямо на берегу озера: тихим вечером из парной дверь открыл – и в озеро прыгаешь, а там кувшинки… В смысле белые водяные лилии. Вокруг лес, тишина, разве что птички поют… Хотя вечером, когда в озеро прыгали, птички уже не пели, разве что кукушка куковала. У него же на следующей неделе как раз день рождения и должен был состояться. Шестьдесят лет исполнилось бы, и то не дожил. Жалко мужика. И за что, спрашивается? Ну давай еще, что ли, по сто грамм. Гончаров поднялся. – Поеду я. А ты не пей больше. Твой талант людям нужен. Да и я завязываю, к тебе заехал не только для того, чтобы о новостях своих поговорить, а чтобы прощальную рюмку с тобой поднять. Ипатьев проводил гостя до дверей. Но тот остановился и спросил: – С любовницей Звягинцева ты был знаком? – С Лизой? Майор кивнул и посмотрел в сторону: – Ну да, с Лизой Ласкиной. – А с ней что-то случилось? – Да ничего страшного, насколько мне известно. Просто есть свидетели, что она угрожала Николаю Петровичу. – Она и мне угрожала, – не подумав, выпалил Ипатьев и тут же понял свою ошибку и, чтобы как-то сгладить, добавил: – Но я жив, как видишь. – Сколько ей лет? – Тридцать шесть, я старше ее на полтора года. – Правда, что ли? – не поверил Гончаров. – Как она хорошо выглядит. Моей сбежавшей жене она нравилась – не она сама, а ее образы – в смысле киношные героини. Она все вздыхала и говорила, что вот так жить надо. А бывший муж Елизаветы с тобой работает? – Со мной. Но они даже не общаются. Лиза его называет ошибкой молодости. А к Звягинцеву она пришла просить денег на какой-то фильм. Денег он не дал, но свое покровительство пообещал. С тех пор дела у нее пошли в гору. – Жена знала про его связь? – Елена Ивановна? Знала, разумеется, ведь лет семь у них это длилось. Сначала бывшая теща пыталась скандалы устраивать, мне даже звонила с претензиями, мол, это я ему проститутку подсунул. Но потом успокоилась, потому что Лиза ничего не требовала, Николаю Петровичу в неурочные часы не звонила. А потому Елена Ивановна решила, что лучше эта, чем каждый раз непонятно кто. Они учились вместе в инженерно-строительном: он приезжий, она – местная. Сошлись по любви, к тому же ее папа был главным инженером мостостроительного отряда. И пристроил зятя на хорошую должность. А Николай Петрович помог мне, когда я пришел к нему с идеей создания собственной информационной программы, дал денег, с нужными людьми свел… Так что я многим обязан ему. За окнами раздался сигнал подъехавшего полицейского автомобиля. Гончаров открыл дверь и протянул руку. – Я побежал, а ты не пей больше – ни сегодня, ни вообще. Мы с тобой завязали с алкоголем – не забывай. Слышать такое было неприятно, человек, которого он видел когда-то давно один или два раза, сейчас ведет себя так, словно он ближайший друг: приезжает без предупреждения, роется в чужом холодильнике, находит бутылку, чуть ли не силой заставляет с ним выпивать, а потом еще советует не пить больше… Он думал об этом, пытаясь вспомнить что-то другое, что-то, что заскочило в сознание совсем недавно, когда начальник убойного сообщил ему об убийстве Николая Петровича. Дача, кресло, охрана, дрон… Именно дрон. Давным-давно, а может быть, и не так уж давно, но, кажется, в ушедшей, другой жизни, когда уже не было ни популярной информационной программы, ни всемогущего тестя, все по старой памяти прибегали к Павлу с какими-то нелепыми идеями. Вроде той, с которой когда-то явилась Лиза… А потом приходил Ласкер – ее бывший муж со своим приятелем, у которого была идея производства беспилотных летательных аппаратов. Приятель к тому времени закончил институт авиационного приборостроения, трудился в небольшой частной фирме, разрабатывающей какие-то, по его утверждению, никому не нужные приборы, а в свободное время на оборудовании фирмы пытался изготавливать квадрокоптеры, уверяя, что за ними будущее. Он даже создал опытный образец, но об этом узнал директор, который мог простить любую страсть, но только ту, что не связана с его оборудованием. Парня уволили… Ласкин привел его к Павлу и просил помочь. Павел сообщил, что со всемогущим Звягинцевым у него никаких контактов… А теперь бывшего тестя убивают при помощи дрона. Лиза Ласкина угрожала ему. Бывший муж Лизы дружит с человеком, который имеет непосредственное отношение к дронам… Но самое неприятное, что фанат беспилотников сейчас работает системным администратором в информационной программе Ипатьева. Павел не собирался брать в коллектив незнакомого ему человека, но за этого кандидата очень настойчиво просил Боря Ласкин. Глава двенадцатая Он вошел в помещение редакции и увидел за секретарской стойкой Прошкину. – Что ты тут делаешь? – удивился Ипатьев. – Суббота, выходной день, речка, пляж… – Ну а кто тогда здесь на звонки отвечать будет? – тихо ответила испуганная Леночка. – Ведь даже по воскресеньям звонят. – Ты что, и в воскресные дни здесь? Девушка кивнула, но вдруг передумала признаваться.